Страница 13 из 17
Бандзан и хозяин от души рассмеялись.
На следующее утро Бандзан покинул те края и отправился на восток, а на обратном пути снова заночевал на этом постоялом дворе. И хозяин рассказал ему удивительную историю, предварив ее такими словами:
– Даже самый последний дурак не заслуживает, чтобы над ним измывались!
Когда Бандзан останавливался здесь в прошлый раз, свадьбу справлял торговец по имени Мацудзакая Сэйдзо с улицы Накадзэко. Дело свое он вел с умом, но во всем остальном был доверчив до глупости.
Как-то раз вечером любители распевать утаи собрались на очередное занятие. Помимо Буэмона, учителя, там были Хикодзаэмон, Токускэ, Мацуэмон и Синскэ – всё приятели Сэйдзо.
– Что-то наш Сэйдзо сегодня опаздывает, – заметил кто-то из них.
– Да уж, – подхватил Хикодзаэмон. – С тех пор как он женился этой весной, его из дома не так-то просто выманить. Даже днем знай себе валяется в постели. Много странного случается в мире, но кто мог подумать, что этому страхолюдному простофиле достанется в жены такая красавица? Непонятно, куда смотрел бог Удзигами[75]. И вот что противнее всего: захожу я к ним позавчера, а они средь бела дня нежатся подле котацу[76]. Увидели меня, натянули на себя одеяло и притворились, будто спят. Разве люди порядочные так поступают?
Все дружно закивали, а кто-то сказал:
– Вообще-то я не завистлив, но как подумаешь, какую красотку отхватил себе Сэйдзо, прямо зло берет. Давайте-ка попробуем их разлучить.
Не успел он договорить, как явился Сэйдзо.
Для начала побеседовали о том о сем, после чего Мацуэмон, напустив на себя озабоченный вид, произнес:
– Мы приятельствуем с тобой много лет и считаем своим долгом по-дружески тебя предостеречь. Как это ни печально, речь пойдет о твоей супруге. Все вокруг только и толкуют что о ее красоте, да и одевается она так, что не придерешься. Но почему же в таком случае, кроме тебя, не нашлось охотников жениться на ней? Оказывается, на то есть причина, и пресерьезная, только мало кто об этом знает. Дело в том, что жена твоя страдает падучей болезнью. С наступлением холодов у нее наверняка начнутся припадки, так что жизнь твоя в опасности. Мы сами лишь недавно узнали об этом от одного сведущего человека, который искренне о тебе беспокоится.
Пораженный до глубины души, Сэйдзо воскликнул:
– А что это за болезнь такая?
– Женщина, подверженная этой болезни, способна на любое сумасбродство. Например, она может раздеться догола и средь бела дня выбежать на улицу. Болтать о чем не положено. Бить посуду и прочую домашнюю утварь. Кидаться с кулаками на прислугу. Резать и рвать на куски циновки. Наконец, она может вцепиться зубами в горло собственному мужу.
Еще много всяких небылиц наплел Мацуэмон. Слушая его, Сэйдзо менялся в лице.
– О, боги! – простонал он и замолк. Потом, словно очнувшись, вздохнул: – Да, видно, тут уж ничего не поделаешь…
Было ясно, что слова Мацуэмона он принял за чистую монету.
– Ну что же, спасибо вам за предупреждение. Холода вот-вот начнутся, так что я, можно сказать, уберегся от верной гибели, – произнес Сэйдзо на прощание и отправился восвояси.
Не успела за ним закрыться дверь, как приятели разразились громким хохотом. В тот вечер они не стали разучивать утаи и до утра просидели за разговорами.
А Сэйдзо, воротившись домой, призвал к себе жену и объявил:
– С этого дня можешь считать себя свободной. Немедленно отправляйся к родителям!
С этими словами он тут же написал и швырнул ей разводный лист.
Жена залилась слезами:
– Объясните, что произошло? Неужто кто-то меня оговорил? Скажите мне все как есть.
– Нечего нюни распускать! Слезами меня не проймешь! – отрезал Сэйдзо и прогнал несчастную из дома. Как ни обидно ей было, пришлось смириться, такова уж женская доля.
Узнав о случившемся, родители ее воскликнули:
– Вот уж странно так странно! Вы так ладно жили между собой, что люди ставили вас другим в пример, а тут на тебе! Видно, ты что-то набедокурила, скверная девчонка!
Они заперли дочь в дальней комнате, а сами позвали свата Ситиэмона и рассказали ему, как обстоит дело.
– Ушам своим не верю! – вскричал сват. – Если бы ваша дочь и впрямь чем-то не угодила Сэйдзо, он в первую очередь поставил бы в известность меня. Я теперь же схожу к нему и разведаю, что да как.
Едва увидев свата, Сэйдзо набросился на него с упреками:
– Не ожидал я от вас, Ситиэмон-доно[77], такого коварства. Вот уж, право, удружили так удружили, сосватали мне жену с этакой болезнью!
– С какой еще болезнью? Впервые об этом слышу. Объясните же наконец, в чем дело.
Сэйдзо пересказал свату все, о чем узнал накануне от приятелей.
– Так-то вот, Ситиэмон-доно. А холода уже не за горами. Вряд ли люди врут.
– Да мне и во сне не могло такое присниться, – пробормотал сват и, озадаченный, удалился.
Время летит быстро, холода миновали, и с наступлением первых теплых дней отвергнутая Сэйдзо жена принарядилась и вместе с матерью вышла из дома, чтобы посетить каждого из пяти его товарищей, столь жестоко ее оговоривших. В кимоно модной раскраски, подол которого изящно отгибался при каждом шаге, молодая женщина казалась еще прелестней, чем прежде, – прохожие на нее так и заглядывались.
Каждому из друзей Сэйдзо она говорила:
– Холода прошли, а я, как видите, совершенно здорова. Даже простуда меня не берет.
Напоследок она явилась к своему бывшему мужу и, сказав ему:
– Ничего худого со мною не приключилось, можете сами убедиться! – тотчас же ушла.
Только теперь Сэйдзо понял, что дружки нарочно ввели его в обман, дабы разлучить с любимой женой. А тут еще, как назло, все его знакомые не переставали удивляться:
– Почему вы расстались со своей красавицей женой? И добрая она, и приветливая. Да такие женщины встречаются одна на тысячу!
Они жалели Сэйдзо, как будто он по неосторожности выронил кошель, набитый деньгами. А кто-то ненароком обмолвился:
– Говорят, она снова собирается замуж. Везет же тому, кто сумел заполучить такое сокровище.
До чего же горько было Сэйдзо все это выслушивать!
Между тем наступил конец года, и Сэйдзо по обыкновению засел было за амбарные книги, однако тут же их бросил, решив, что теперь эти хлопоты ни к чему, ведь встречать Новый год ему не с кем. Жизнь стала ему немила, и с утра до вечера он только и знал, что повторять: «Вот жалость-то, вот досада!»
Перед праздником он не сходил к цирюльнику, не заказал себе нового нарядного кимоно, не стал украшать горку Хорай[78], не купил лангустов, не поставил у ворот украшение из сосны и бамбука. Зачем, если рядом нет любимой жены? А потом и вовсе слег в постель.
В первый день Нового года ярко светило солнце, на небе не было ни облачка. За дверью то и дело слышались голоса желающих поздравить его с праздником, но Сэйдзо всякий раз приказывал слуге: «Скажи, что я маюсь животом и не встаю», – да поглубже зарывался в одеяло.
Спустя какое-то время с улицы донесся шум и оживленный говор – мимо его дома проходила свадебная процессия. Ребятишки задорно выкрикивали: «Окатить жениха! Окатить жениха!»[79] Им вторили взрослые.
Сэйдзо вскочил с постели и выглянул наружу.
– О, никак, это Магоскэ из нижней части города! – воскликнул он. – На ком же он женится?
– Еще в начале зимы они с невестой обменялись свадебными подарками, – отвечал слуга Тароскэ. – А женится он на вашей бывшей супруге.
Тут Сэйдзо не выдержал и с возгласом: «О, наказание!» – скрылся за дверью.
После этого ничто уже не влекло Сэйдзо к суетному миру, и в конце концов он задумал убить пятерых своих приятелей, обманом вынудивших его расстаться с женой, равной которой не найти на свете, а затем и самому свести счеты с жизнью. Отперев сундук, он достал оттуда короткий меч и, как был, с нечесаными, всклокоченными волосами, помчался к Хикодзаэмону.
75
Удзигами – синтоистский бог – хранитель рода и семейного очага. В феодальной Японии каждая семья поклонялась своему богу Удзигами, которым считался либо дух далекого предка, либо божество, особенно чтимое данной семьей.
76
Котацу – очаг в полу, отапливаемый древесным углем; над ним ставилась деревянная решетка в виде невысокого столика, покрытого одеялом.
77
Доно – гонорифический суффикс со значением «господин».
78
Хорай (кит. Пэнлай) – мифический остров в океане с горой Счастья. По даосскими поверьям, там обитают бессмертные. В старину на Новый год в японских домах устанавливали миниатюрную горку Хорай, украшая ее ветками сосны, листьями папоротника, рисовыми колосьями, лангустом, апельсином дай-дай и прочими символами счастья, изобилия и долголетия. У ворот домов ставили новогодние украшения (кадомацу) из веток сосны и стволов бамбука.
79
«Окатить жениха! Окатить жениха!» – В соответствии со старинным японским обычаем, в новогодний праздник новобрачного полагалось облить водой.