Объективная реальность

— Вам не кажется, господин Йорген, что это место не слишком хорошо подходит для того, чтобы снять номер, даже без хорошего живописного вида?

— А кто вам сказал, что я остановлюсь в вашем клоповнике, фрау?

— Как же…

— Нет, я понимаю, что вам сказали, что такое должно быть, только кое-что пошло не так, Маргарита, я очень уважаю вас, ваши заслуги перед делом революции, эта смелая попытка убийства, глупая, но смелая… я вами даже восхищаюсь, только вы бы объяснили вашим товарищам, что присылать ко мне такого слабого гипнолога, это непрофессионально. Насколько я понимаю, покойник еще и с одной дамой по имени Светлана пытался работать. Хорошо, что он уже ничего никому не расскажет. Для всех нас хорошо…

— Простите…

— Маргарита, извините, я не верю, что вы просто винтик, вам известно достаточно, чтобы вы поняли мои намеки. На меня не действует гипноз. А проверка на огонь, я и сейчас могу вам дать руку, и вы убедитесь, что не пророню и звука. Хотите?

— Нет… так значит, вы играли с нами?

— Понимаете, мне же надо было, чтобы вы поверили моим словам. Доверие должно быть обоюдным, не так ли. А вы собирались меня поиметь. Нехорошо! Вот я и дал вам самый минимум, достаточный для вас. Поверьте, в моей организации не так много людей, но мы умеем работать. Поэтому я был готов к разным сюрпризам.

— Значит вы готовы к тому, чтобы пойти за мной, и мы продолжим наш разговор в более подходящих для этого условиях.

Старая эсерка смотрела на меня как через прицел пистолета. Конечно, она может попытаться сделать знак своим людям, тогда тут такое начнётся…

— Госпожа Маргарита, как вы считаете, сколько моих людей в кафе?

— Двое.

Она отвечает машинально, видимо, прикинула этот момент еще как только вошла в помещение. Это она молодец, профессионал, вот только троих она так и не заметила, это группу Остен. А еще вот этого молодого официанта, который работает тут пятый день всего. Широко и радостно скалюсь во все тридцать два зуба. Маргарита снова окидывает взглядом зал, кивает себе, понимает, что просто давлением ничего у нее не получится. Мой звонок застал ее врасплох, на это и был расчет. Сколько стволов может она подтянуть, как-то не хочется знать.

— Я думаю. мы продолжим эту занимательную беседу именно тут.

— И о чём нам с вами разговаривать? — она рассержена и ищет выход из ситуации.

— О тех документах, что вы так хотели получить.

— Так вы сейчас скажите, что их у вас нет!

— У меня в руках их и не было. Они уже в стране.

— Вот как…

— Я назвал фамилию. Пусть человек с библейским именем к нему обратиться. Повод придумает сам. Они и будут договариваться. И цена будет не в фунтах. Речь пойдет о доле в наследстве одного рябого осетина. Думаю, вы меня понимаете? Тогда я не задерживаю вас, мадам Грунди.

— Я предпочитаю, когда меня называют госпожой Вноровской.

— К сожалению, мы с вами не настолько знакомы, а ваш брак с господином Вноровским был всё-таки гражданским. Впрочем, как для меня это всё не имеет никакого значения. Всё, что вам нужно знать вы уже узнали. Благодарю вас и прошу меня покинуть. Вместе со всеми вашими людьми.

— Не могу сказать, что наша встреча вышла для меня приятной. — сообщила перед уходом фрау Фельцман.

— Аналогично. — с непередаваемыми интонациями братьев Колобков, ответил ей я. Конечно, всю глубину моего сарказма сия дама уловить не могла, но и того, что сумела понять, ей было более чем достаточно. И всё-таки, на какую разведку она работает? Британскую или французскую? В то, что на уругвайскую не поверю, Маргарита Грунди из старых эсеровских кадров, а они за копейки продаваться не привыкли.

* * *

Альтона

16 июля 1932 года

Отто Эггерштедт прекрасно осознавал, что власть меняет человека. Он, выходец из простой рабочей семьи, солдат Великой войны, стал меняться вместе с тем, как стал подниматься на ступеньки власти. Всё началось в девятнадцатом. Когда солдаты избрали его представлять их интересы в совете Киля. Затем перспективного парня заметили социал-демократы и он стал секретарем их организации в там же. И с этого момента, более двенадцати лет он шел по ступенькам политической и административной карьеры. Работа в городском совете Киля, потом парламент, в котором он был депутатом от СДПГ, потом работа в администрации Вандсбека, где он стал начальником полицейского участка, а тут еще и присоединение Альтоны, беспокойного рабочего городка, в котором очень сильны были позиции коммунистов. Этот маленький городок называли еще и «Маленькой Москвой». Сейчас перед ним лежала бумага, в которой требовалось его разрешение на марш нацистской боевой организации СА, которая являлась штурмовыми отрядами НСДАП. Ему не очень-то хотелось эту бумагу подписывать, но… Была личная просьба барона Вильгельма фон Гайля. Кроме того, что барон был министром внутренних дел, они пересекались еще на ТОЙ войне, и Отто был обязан барону жизнью. Если бы барон лично не разобрался в ситуации, то молодому солдату светил трибунал, а с ним и расстрел. Во время войны любые проступки чаще всего вели к такому наказанию. Потом Отто и в парламенте не раз и не два встречался с бароном, который его не забыл. Будучи на разных полюсах политики, они оба поддерживали Гинденбурга, но чтобы целый барон снизошёл до обычного полицейского чиновника… Это было неожиданно. И отказать ему… было совсем как-то некрасиво. Отто поднял ручку, чтобы черкнуть разрешение, но что-то остановило его. Он еще раз просмотрел бумагу и оговоренное число участников марша — чуть более семи тысяч человек. И вот они пройдут по Альтоне, где СДПГ не настолько влиятельно, чтобы удержать рабочих от выступлений… что будет? Дураком Эггерштедт не был. Он посмотрел на график предвыборных мероприятий. Вот! В соседнем городке как раз будет митинг Объединенного фронта. Второго числа коммунисты и социал-демократы сумели преодолеть целый ряд противоречий. И объединились, чтобы противостоять нацистской угрозе. При этом в Пруссии появились так называемые шерифы, в основном из коммунистов, а они набирали так называемых «добровольных помощников полиции». Хорошо… тогда надо будет сделать так: на митинг взять еще и своего заместителя, а в Альтоне единственным полицейским чиновником останется шериф, пусть он и крутится. И если что-то случится, то можно будет свалить вину в этом на коммунистов, ничего, им не привыкать!

Ну что же, выход найден. Следовательно, мы имеем возможность подписать разрешение и смыться! Ах, как хорошо… Говорят, когда человек теряет совесть, он еще и теряет разум. В РИ судьба Отто Эггерштедта была незавидна. Как только нацисты пришли к власти его арестовали. А потом его убьют в тридцать третьем году, можно сказать, он откроет собой список жертв нацизма среди политических деятелей. Убьют же его в концлагере при попытке к бегству, когда он с двумя товарищами по несчастью будет тащить бревно. По видимому, это был массовый побег. Но пристрелили только его. Уверен, потому что он слишком много знал. Но тут в дверь постучали.

— Господин начальник! К вам господин Макс Йорген, у него рекомендательное письмо от министра Северинга.

Ну вот, небольшая пауза. Сейчас узнает, что от него хочет этот самый типус и… подпишет разрешение. На сегодня он может быть свободен. Домой! К жене и детям!

— Добрый день, господин Эггерштедт.

— Давайте ваше письмо. У вас пять минут.

— Я уложусь в две минуты.

Невысокий молодой человек явно семитской наружности, вот только с русыми волосами передал в руки Отто незапечатанный конверт. Открыв его, начальник полиции побледнел: почерк супруги он знал более чем хорошо. В записке было написано: «Отто, я с детьми в руках этих людей. Прошу тебя, сделай всё, что они просят. Мы в опасности. Твоя Марта».

— Вы понимаете, что я могу отдать приказ арестовать вас немедленно? — как-то вяло и очень неуверенно произнёс начальник полиции.