Объективная реальность

— Хорошо, Миша, только мы отвлеклись, нам сейчас нужен конкретный человек. И как ты его предлагаешь искать?

— Я Боре опишу этого человека. А он нарисует. Точно нарисует.

— А какую ты брату легенду скормишь? Скажешь, Артузову понадобился портрет…

— Нет, Артур, я же Кольцов, а не этот самый… не идиёт. Скажу, что видел вора, для милиции нужен его портрет. И расскажу ему про идею с пленками. Боря никогда не откажется подзаработать, а если это еще и что-то нужное, то…

— Ладно, напиши мне предложение, обсудим, в принципе, метод интересный. Можно попробовать. Хочешь лицо из кусочков собирать, да, Миша, ты меня иногда удивляешь. Очень удивляешь.

— Не я такой, а жизнь такая.

— Ладно. Как ты думаешь, на контакт с Мессингом пойдут?

— Думаю, что да. Но сначала следить будут. Вообще очень сложные ребята. Мне кажется, когда они услышали про компромат на вождей, так у них даже слюнки потекли.

— Очень, очень может быть. Понимаешь, это ведь возможность вывести основных сторонников Сталина из игры, не всех, но всё-таки.

— Вот только как это всё они будут использовать, вот в чём вопрос?

— Сначала мы им соорудим правдоподобный компромат, как положено, с изъянами, которые непросто будет обнаружить, но которые легко можно будет нам показать и объяснить, что всё это вранье. Ну а потом…

— А потом, Артур, за мою жизнь и копейки никто не даст. Если мы всю эту банду не раскроим, то мне… капец. А мы всю их не уложим, кто-то останется на свободе, да и за границей у них соучастники есть, сам видишь, приличную сумму положили мне на счет в швейцарском банке и не поморщились. Конечно, поторговались, ну так мы не на Привозе, торговались тихо и спокойно. В три раза скостили! Плохой из меня коммерсант, Артур.

— Миша, уверен, что после этой операции тебя никто уже не тронет!

Артур был доволен, как кот, объевшийся сметаны. А вот у меня настроение было хуже некуда. Понимаю, это был эмоциональный откат — вот только сейчас понял, насколько близко я был к смерти. А Артузову хоть бы хны, хоть бы проявил чуткость какую… Тоже мне, товарищ называется!

Вечером мне в редакцию привезли пакет с фотографиями. Дома я просмотрел их, что же составлять фоторобот или портрет не придется. На одной карточке оставил маленький крестик на обратной стороне. Очень может быть, что скоро я с этим фальшивым краскомом смогу поговорить по душам. Если его, конечно же, ребята Артузова арестуют или вербанут. Но совершенно неожиданное продолжение эта история получила через три дня. Артур приехал ко мне вечером. И был расстроен до нельзя.

— В общем, Миша, мы были правы. Это некто Степан Ковальков, известен еще как доктор Здравочкин, двадцати семи лет, молодой и перспективный товарищ из Харькова. Аспирант у самого Черноруцкого. Н-да… Нашли мы его, Миша. Вот только в виде хладного трупа. Выпал из поезда Москва-Харьков. Сам понимаешь, очень неудачно выпал.

— Артур, ты считаешь, это заметают следы?

— Конечно, понимаешь, сведения про такой компромат, это очень тяжкий груз. Вот и решили, что этому товарищу он не по плечу. Избавились. Играют они по-крупному. И пока ты не отдашь им материалы, ты будешь хоть и под колпаком, но в безопасности. А вот как только передача произойдёт, тогда да, тебя надо будет оттуда вытаскивать и прятать. Ничего, Миша, не ты первый, не ты последний. Продумаем и просчитаем. А вот насчет мюнхенского «Сокола». Это даже не отель, это, частный пансион на окраине города. И содержит этот пансион весьма интересная дамочка. Вот ее фото. Ты не смотри, что старушка. Это некая Маргарита Грунди, она же Вноровская. Сейчас ее зовут Маргарита Фельцман. И «Сокол» — это ее заведение. Чтобы ты понимал, она старая эсерка и террористка. Борис Мищенко-Вноровский это тот, кто взорвал московского губернатора Дубасова и погиб во время взрыва, его брат, Владимир Вноровский пытался убить генерала Кульбарса, покушение вышло неудачным, он уехал за границу с гражданской женой, вот этой самой Марагритой Грунди-Вноровской. Вот она уже пять лет этот пансион содержит. Откуда у неё деньги, на кого она работает, мы пока что не знаем. Но, думаю, разберемся.

— У меня такое впечатление, что я еду прямиком в пасть анаконды.

— Согласен, дамочка серьезная. Участник боевой организации эсеров в период расцвета, это соперник серьезный, и связи у неё должны быть серьезными. Думаю, что она оказалась именно в Мюнхене, не случайно. У кого-то есть серьезный интерес в этом городе. Миша, нам надо очень серьезно твою поездку в Германию подготовить.

«Кольцов, заткнись!»

Мне пришлось так про себя проорать, потому что при словах о поездке в Германию Кольцов возбудился, и начал в голове моей выстукивать какой-то дурацкий марш и вопить, что он ЕЁ снова увидит! Вот уж маньяк Марии Остен навязался на мою голову. Баб тебе, Кольцов не хватает? Опять обиделся, убогий. Не понимает, что бабы рано или поздно доведут до цугундера.

— Артур, если честно, то мне страшновато… блин… Я не трус, но я боюсь, блин…

— Миша. Я тебя понимаю, не боятся только идиоты или покойники. Дело рискованное, очень. Дать гарантии, что мы тебя сто процентов вытащим, не могу. Тут думать надо. Но и на попятную уже не пойти. Партию надо доиграть. Заставить тебя я не могу, но ты же пойми, Кольцов, мы и выйти не можем. Понимаешь?

— Да всё я понимаю, Артурище, только не могу я тебе врать, что иду на это дело с легким сердцем, напевая арию из оперетты. Поэтому давай так сделаем. Мне бы денек-второй из Москвы куда уехать. На природу. Очень надо. Переключиться. Подумать. Может быть, какая-то мысль здравая в голову придёт. Немного деньгами поссорить. Думаю, будут следить, так что, если я часть суммы прокучу, это только в общую картинку хорошо так ляжет. А там уже и посмотрим, что и как делать. Есть у меня одна мысль. Хорошая такая. Но до конца не сформированная.

— Ой, Миша, давай, бери на работе за свой счет и это… «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов»[2].

— Так и сделаю, Артур, так и сделаю.

Конечно, в Саратов я не поехал. А поехал в Питер, простите, Ленинград. Почему в Северную Пальмиру? Так захотелось. В первую очередь, посетить местную богему, пообщаться с тем же Зощенко, Чуковским, эти двое от меня не отвернулись, в общем, в Ленинграде была неплохая такая тусовка творческой интеллигенции, которая чувствовала себя чуть-чуть свободнее, чем московская. Правда, это ненадолго. Распустил их товарищ Киров, а товарищ Ежов их сейчас быстро в ежовых рукавицах будет держать. Но пока у товарища Ежова другие проблемы, почему бы мне не потусить? Где я предавался пьянству и разврату? Места надо знать, а я, как советский журналист эти места хорошо знал. Так что через три дня я вернулся в Москву, совершенно истощенный активным отдыхом. И вот тут за меня Артузов принялся всерьез.

— Миша, ты же знаешь, что спасение утопающих…

— Дело рук самих утопающих. Артур, ты хочешь сказать, что у меня никакой подстраховки не будет?

Мы сидим у меня на кухне. Чайник вопит, выбрызивая пар и капли воды шипят, вырвавшись из-под крышки. Но на эти звуки я внимания не обращаю. Для меня всё слишком серьезно. Артузов мнётся. Но всё-таки выдаёт:

— В «Соколе» тебе точно придётся справляться самому. Мы туда никого своего ни подселить, ни внедрить не сможем. И вообще, принято решение, чтобы ты эту работу сделал сам.

— Значит, принято такое решение…

Выключаю газ. Кто принял такое решение — вполне понятно.

— Сроки?

— Сегодня напишешь в объединение обоснование командировки в Германию. Тебя поволокитят примерно две недели. Потом дадут разрешение, но выезд получится примерно через месяц. За это время мы с тобой всё и проработаем. И на месяц до поездки тебе дадут творческий отпуск в твоих изданиях с сохранением зарплаты.

— Да, Артур, времени не так много. Вы за это время материалы сумеете подготовить?

— Всё будет сделано в лучшем виде? Материал про Самого съели, не подавились! Так и эти проглотят. А нам с тобой рыбку только надо будет подсекать, Миша.