Зайка

О стоял рядом с моими детьми, которые насторожённо переводили взгляд с меня на Дискорда. Впрочем, я прекрасно понимаю опасения того же Куро — как-то раз он уже был жертвой розыгрыша Дискорда, и как мне объяснил сам Куро — вполне заслуженно. Правда, я так и не смог выяснить причины того, за что Куро целый день провёл в облике большого, покрытого белой шерстью, лягуха. Ни сам Куро, ни Аой, так и не признались мне в этом. Сам же Дискорд тогда пропал куда-то и ни на что не отзывался. Зато сейчас его помощь будет как нельзя кстати!

— Дискорд, — подался я навстречу к этому почти всемогущему божку, — ты можешь спасти её?!

Могущественное существо, выглядящее как какая-то шутка вивисектора, отрицательно помотало головой.

— К моему глубочайшему сожалению, в этой ситуации я практически бессилен, — грустно развёл лапы Дискорд. — Спасение жизни — это вообще не в моей компетенции.

Я практически впервые видел серьёзного Дискорда, который просто и без затей расписывался в собственном бессилии. Что ж… раз уж он не может помочь, то Зайка точно обречена.

— Папа? — робко позвала меня Аой, когда я снова развернулся к двери в святая святых медцентра.

— Что, доча?

— Значит Зайка… — дочь тяжело сглотнула, чтобы смочить внезапно пересохшее горло, — умрёт?

— Идите домой, — не глядя на детей хрипло просипел я. — Вам не нужно сейчас тут находиться.

После чего вошёл в дверь, краем глаза увидев, как Дискорд выпроваживает детей наружу.

* * *

Мне не раз приходилось видеть, как умирают люди. Били это и близкие мне, и друзья, и просто знакомые. Чего я ещё не видел, так это того, как умирает ребёнок. Нет, было такое, что я потерял дочь, но это было не у меня на глазах. Просто однажды мне сообщили, что она погибла — это было тяжело. Очень тяжело! Но всё это оказалось таким пустяком, по сравнению с тем, что происходило сейчас. Всё это время я решил побыть с Зайкой до конца. Не знаю, что тут было больше — чувства вины, жалости или ещё чего-то, но я просто так решил. Я видел, что моё общество приятно жеребёнке и потому сидел рядом с ней, пока Чика, Вельвет и Трикси изо всех сил пытались как-то продлить ей жизнь и облегчить страдания.

Не знаю сколько продолжалось всё это — я просто потерял счёт времени, беседуя с Зайкой о всяких пустяках и стараясь не думать о приближающемся страшном финале. Я могу признаться, что сам очень боюсь смерти. Было время, когда я и сам был практически за краем, на волоске от смерти и с ужасом ждал, когда же она придёт за мной. Но всё это не то! Ждать свою смерть, и ждать смерти другого, дорогого тебе существа — это, могу утверждать, очень большая разница. Пожалуй, ожидать своей смерти гораздо легче — там просто в какой-то момент перестаёшь боятся её и тебе стают на всё плевать. В какой-то момент ты даже с нетерпением ждёшь смерти, потому что лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.

Однако, сейчас, когда на моих глазах умирала Зайка, всё это было гораздо страшнее, хуже, невыносимее. В какой-то момент все те действия, что предпринимали мои жёны, перестали работать. Я очень ясно заметил этот момент — поняшка запнулась буквально на середине слова, перестав рассказывать о том, как она жила на планете, с мамой и папой. Её мордочка скривилась в гримасе боли, но кобылка быстро справилась, попытавшись принять невозмутимый вид. Однако, в следующую секунду резкая боль буквально скрутила её так, что удерживающие поняшку ремни не выдержали, лопнув с каким-то резким, словно выстрел, звуками.

В палату гурьбой вбежали мои жёны. На их лицах я прочитал целое море чувств. По моим мозгам шарахнуло каким-то экзотическим коктейлем чувств, в котором смешались страх, отчаянье, протест, жалость, скорбь и ещё ворох других чувств и эмоций — это до меня дошли все те эмоции, что испытывала сейчас Чика. Они, как не странно, помогли мне — это как испытать облегчение, после того, как тебя жахнуло током или когда заденешь нерв в больном зубе. Сначала тело пронзает острая боль, а потом наступает приятное облегчение. Именно это я и испытал сейчас, когда Чика смогла погасить эмоции.

— Дядя Лёша, — в наступившей внезапно звенящей тишине до меня донёсся слабый голос Зайки.

— Да, Заинька?

— Я умираю? — спросила она, буквально вперив в меня взгляд большущих синих глаз.

Я сглотнул возникший в горле ком и просипел, не обращая не протестующие жесты жён, — Да, Зайка, ты умираешь. — мне казалось, что обманывать её в этой ситуации было бы… аморально, что ли?

— Спа… сибо! — чуть скривившись от очередного приступа боли, проговорила маленькая кобылка.

— За что? — удивился я.

— За правду!

Взгляд Зайки, так и глядевшей на меня, был в этот раз каким-то другим, особенным, что ли? Словно она внезапно повзрослела, стала старше на сотню лет и на столько же мудрее. Этот взгляд было очень непросто выдержать, и я отвёл глаза, не в силах больше терпеть его.

А через миг Зайку снова скрутило от боли, но в этот раз она даже не пыталась сдерживаться, громко закричав, вернее завыв, вытягивая одну, какую-то очень тягучую, жуткую ноту.

— Сделайте что-нибудь! — крикнул я, повернувшись к жёнам.

Те переглянулись и отрицательно помотали головами.

— Мы только продлим её мучения, — пояснила Чика, выступив вперёд.

Тело Зайки внезапно затряслось, словно она попала под ток, а вопль её стал вибрирующим, но от того не менее жутким.

— Наверное, лучшее, что мы можем сделать — это прекратить её мучения, — тихо, но твёрдо проговорила Чика, а Трикси и Вельвет молча покивали головами, соглашаясь с ней.

— Так сделайте это! — выкрикнул я, смотря на бьющееся в агонии тельце.

— Вот! — в руке Чики появился пульт с большой красной кнопкой под прозрачной защитной крышкой. — Выйдите все! Я сделаю это!

Я подскочил к Чике и выхватил из её рук пульт, после чего приказал:

— Выйдите! Я сам всё сделаю!

Жёны без пререканий выскочили за дверь. Я только едва уловил чувство облегчения, что пробилось через щит Чики. Ну да, именно из-за этого я и отобрал у неё пульт — мне не хотелось потом возиться с её чувством вины. Мне гораздо проще справиться со своими внутренними тараканами, чем гонять их у моей жены.

«Да она же сама мне с этим поможет! — мелькнула нелепая в этой ситуации мысль. — Гонять мозговых тараканов — это по её части!»

— Прости, Зайка! — произнёс я, развернувшись к бьющемуся в приступе боли тельцу, но она никак не отреагировала на мои слова — похоже, она уже не здесь, а где-то далеко. Надеюсь, там ей будет хорошо.

Я пальцем зацепил прозрачную крышку и тут же, не раздумывая, нажал на красную кнопку. Короткая вспышка ослепила меня, а после этого в медкапсуле уже никого не было. И тишина, звенящая тишина мгновенно заполнило помещение. Я даже не слышал теперь шума аппаратуры, что была во множестве собрана в этой комнате. Оглядевшись, я понял, что хочу выйти наружу — мне нужно было срочно что-нибудь разнести! Уничтожить в дребезги! Чтобы в пыль, на атомы! Я быстро выскочил за дверь, чтобы не попортить в медцентре какое-нибудь ценное, а зачастую — уникальное оборудование. Но уже в холле понял, что больше не в силах сдерживать свои деструктивные желания.

— Н-на-а-а! — заорал я, с силой врезав кулаком по колонне.

Она тут же сломалась, а часть её разлетелась в пыль, принеся мне некое моральное удовлетворение от проделанного. Я поискал глазами следующую цель, чтобы и её разнести так же, как ту колонну, но тут же замер столбом, услышав робкий, детский голос:

— П-папа?

Резко развернувшись, я увидел стоящих поодаль заплаканных детей и очень бледных, смотрящих на меня со страхом, заплаканных жён.