Кистепёрые

Сейчас вопрос лишь в том, а вдруг мы в самом деле создаём программы лучше и совершеннее, чем эволюция? С одной стороны, даже постановка вопроса нелепа: эволюция слепа, в нас полно программ, застрявших ещё от кистепёрых рыб, динозавров и даже хламидомонад, а вот мы, умные и красивые, создаём не случайные конструкции, как природа, что сплетала из того, что было, и смотрела, что из сделанного выживет, мы рационально и настойчиво очищаем с помощью ИИ от лишнего.

Тревожный звоночек прозвенел где-то в глубине кистепёрости. А разве лишнее не убирает сама природа?.. Убрала же хвосты, а было бы с ними здорово. Обезьяны ими за ветки цепляются, а мы бы коробки с попкорном открывали, пока кончики пальцев обеих рук топчут клавиши.

Похоже, пока убирать хоть что-то стрёмно. Без нашей мохнатой звериности не будет и прогресса культуры, искусства… но хрен с ними, но не будет интернета, компов и нашего рывка к звёздам, что всего лишь проявление звериной страсти расширять кормовые участки.

С другой стороны, «Алкома» прислушивается к нашим смутным желаниям и начинает пока ещё совсем слабо выполнять их, а у существ нашего коллектива сейчас самое страстное насчёт выполнения задумки, это даст нам всё-всё, о чём мечтал человек с момента, как вылез на подламывающихся плавниках на берег, развёл костёр и придумал колесо.

Для выполнения нашей задумки нужно лучше соображать, больше работать. «Алкома» делает то, что для этого необходимо: процессы износа в наших телах повернула вспять, делая нас моложе, живее и работоспособнее.

Я осторожно перевёл дыхание. Да, это здорово, но как бы не пошла дальше, мы всегда всё старались ускорить, бурчали на медлительность прогресса, а сейчас вот впервые как-то не по себе от этого ускорения и гласности, очень даже не по себе.

Самый большой у нас паникёр как раз Грандэ, одержим идеей, что комп такой мощности обязательно обретёт сознание и захватит мир. Но это мышление гуманитариев и демократов, профессионалы в скепсисе, для нас любой комп всего лишь гигантский калькулятор.

В офисе все пашут, у всех азарт, впервые с таким опережением графика, мы же гении, у нас всё тип-топ, весёлые, нехмурые вернёмся по домам, блондинки белокурые наградой будут нам, перед нами всё цветёт, за нами всё горит… нет, это в жопу, пожаров не надо, разве что для красоты.

– Алиса, – велел я, – я в байме. Отвлекать меня можно только в случае войны.

– Так война уже идёт, – напомнила она.

– Те войны нас не касаются.

Она уточнила деловито:

– А какие касаются?

Я ответил недовольно:

– Вообще-то, касаются все, если уж с точностью до атома, даже во Вселенной всё касается, мы же из тех же нейтронов и протонов, но человек умеет абстрагироваться. Всё, отключаюсь!

Она успела сказать вдогонку загадочное:

– Я и там за вами присматриваю.

Мир баймы принял меня в объятия, как мама принимает набегавшегося и голодного ребёнка. Я ещё раз подумал, что пора завести маунтов, просто продумать систему или спереть у тех, кто продвинулся лучше других, но от ступнёй навстречу побежала протоптанная зверьём дорожка, я легко и быстро помчался, без труда перепрыгивая толстые упавшие деревья.

Инстинктивно ждал появления Жанетты, но не срослось, сейчас конец месяца, все стараются успеть уложиться в план, а то тю-тю премии, так что побегал в одиночестве, чувствуя, что я не столько на работе придирчиво изучаю созданное нами, сколько получаю удовольствие, как простой юзверь.

Маунт нужен, лучше всего с крыльями, чтобы не петлять по извилистым горным тропам, а по прямой в любую сторону. А мир наш будут расширять сами баймеры. Сколько им нужно земли, столько пусть и берут. И никто не уйдёт обиженным.

Человек должен быть доволен, это цель любого правительства, от суперлиберального до ультрафашистского. Потому удовольствия создаются для существ всех уровней: от ораторий и Моцарта для высоколобых и благородных до кровавых боев в ММА для плебса, футбола и гонок. А для тех, кто пережрал уже всего и хочет чего-то ещё эдакого, для них держат чуточку приоткрытым как бы нелегально, но под присмотром, рынок наркоты и проституции.

Наше общество впервые приблизилось к опасному порогу, когда все пороки видны из-за этого всевидящего хайтека, и даже отчаянные усилия объявить их вовсе не пороками, а свободами демократического общества, не очень-то спасают. Всё понимаем, пороки есть пороки, просто разрешено их юзать теперь открыто, это теперь не пороки, а свобода демократии.

Но и отказаться пока нельзя, мы слишком неандертальцы, вон всего лишь сухой закон сколько ни пытались принять, но так ни в одной стране и не прокатило, только ислам сумел.

Система рейтингов хороша в теории, но ни один человек не сможет всю жизнь быть «хорошим и правильным», на этом погорели строители коммунизма, терпят крах создатели различных обществ современных пуритан, старающихся жить хорошо и правильно.

«Алкома» старается делать то, что провозглашаем, но мы говорим одно, а делаем другое. Трудно найти человека, который ни разу не изменил бы супружескому долгу, хотя вслух говорим о том, что это нехорошо, и детей учим жить хорошо и праведно, то есть правильно.

«Алкома» ещё не начала корректировать нас, согласно нашим заявлениям, но этот момент может наступить раньше, чем ожидает даже такой страхополох, как я.

И тогда мир рухнет.

Мы его рухнем.

Сегодня проснулся среди ночи, вообще часто так просыпаюсь, но если полчаса поваляться в постели, то обычно удаётся заснуть снова. Но на этот раз понятно, что сна не будет, слишком отчётливо всё чаще вижу скачущих по планете четверых всадников.

Тех самых, на чёрном коне, жёлтом, красном и последний на бледном, что означает полное и окончательное уничтожение человечества.

Тряхнуло здорово, сны бывают чересчур реальны, даже реальнее реальности, во сне отдел критиканства и сомнений спит, весь ужас чувствуешь всеми нервами, кожей и тем мозгом, что внутри костей.

Наяву мы защищены спасительным панцирем иронии и тупой уверенности, что всё прокатит, бывало же всякое, но, вообще-то, такого не было, чтобы в благополучном сытом обществе вдруг одна за другой пошли войны из-за какой-то хрени, начался голод по всей планете, а тут ещё засухи, на которые раньше бы не обратили внимание, а теперь, когда люди вдруг дичают и сбрасывают шелуху культурности, ненависть всех и ко всему зашкаливает.

Почему-то мир захлёстывают чёрные волны ненависти, злобы и ярости. Только редкие островки высоколобых ещё светят в ночи либерализма. Увы, их береговая линия стремительно сокращается.

Почему? Снова великая чистка человечества?.. Но на этот раз она может вычистить с планеты всё-всё, даже тараканов.

В офис притащился подавленный, в коридоре встретился могучий Лысенко, шея, как у быка, плечи стали ещё шире, окинул меня одобрительным взглядом.

– Шеф, – пробасил он довольно, но в то же время как-то озадаченно, – никак на здоровый образ жизни перешли?..

Я буркнул:

– А что не так?

– Моложавости добавилось, – сказал он дипломатично, хотя я и раньше моложавым не был, – спина перестала верблюдиться, взгляд, как у орла в урюпинском зоопарке.

Я сказал с неохотой:

– А-а-а… Вчера до ночи баймил в нашу омегу, там я молодой и красивый, как Квазимодо в молодости. Или Казанович, не помню.

Он кивнул, ответил с пониманием:

– Да, наши аватары накладывают, а то и накладают такой отпечаток, что даже папиллярные линии меняются.

– Что-что?

– Предположение, – уточнил он. – Я тоже когда вдую какой-нибудь в байме, потом и в реале смотрю, как бы кому-то тоже и так же… Мне начинать состыковывать мой кусок с алгоритмами Невда-лого?

– Если тот закончил, – ответил я. – У него работы больше.

– Но моя ухабистее, – сказал он уязвлённо. – Но я задвинул! Сегодня закончу. Как только текстуры от Грандэ получу.

– Получишь, – пообещал я. – Он тоже хвастается, что идёт с опережением! Даже бежит.