Сталинград

Отослав бойца назад, командиры ринулись к своим машинам…

Немцы отчетливо понимали, куда стрелять, и лишь ловили момент, когда сквозь дымовую завесу появятся очертания русских «тридцатьчетверок». Собственные минометчики вели дуэль с батареей большевиков, а бронетранспортеры с прицепленными к ним противотанковыми «пятидесятками» спешно гнали в сторону, забирая левее. Если артиллеристам повезет, то они еще успеют развернуть пушки и всадить пару болванок в уязвимый борт Т-34…

Однако сами экипажи больше полагались на новые танковые «семидесятипятки» L/43 с длиной ствола более трех метров – не чета «огрызкам», стоявшим на их панцерах в начале войны! Тогда их пушки могли достать «тридцатьчетверку» лишь в борт, и то при великой удаче, в то время как вражеские машины спокойно жгли Т-4 на километровой и даже большей дистанции… Теперь все поменялось, новые орудия добивались попаданий и уничтожения противника едва ли не за полтора километра.

Командир поредевшего в последних боях взвода знал, что попал первым выстрелом. Но тогда врага спас навешанный на броню хлам, погасивший скорость болванки. Что же, второй раз русскому так не повезет, и на дистанции в километр с небольшим он его обязательно достанет! Осталось лишь дождаться появления противника да успеть вовремя дать приказ о короткой остановке…

Немецкий офицер, уверовавший в мощь нового башенного орудия «четверки», как-то подзабыл, что лобовая броня нового танка была доведена всего до пятидесяти миллиметров. И что панцер, не имеющий рациональных углов наклона броневых листов, оставался также уязвим для пушки Ф-34…

«Тридцатьчетверки», выбравшись из низины, спешно катили сквозь дымовую завесу. Оба командира намертво приникли к прицелам, боясь даже моргнуть и пропустить миг, когда пелена рассеется и в перекрестье оптики покажутся вражеские машины… А каждый боец в экипажах, оказавшись в вязкой, слепящей белесой дымке, думал о том, что идея взводного была не особо удачной. Ведь не только немцы не видят противника, но и наводчики не могли разглядеть врага, но при этом у германцев было преимущество. Они знали, куда наводить орудия, и должны были заметить силуэты советских танков еще до того, как оба лейтенанта успеют даже разглядеть панцеры!

На самом же деле других вариантов у экипажей особо и не было, разве что принять бой еще при первом появлении «четверок». Но после того как они скатились в низину, укрываясь от внезапной атаки и переводя дух, выбор был только один – выбираться наружу и принимать бой. Пробовать выкатываться поочередно и делать по одному-два выстрела, как это изначально планировал Терехин в поединке с вражеской артиллерией, в бою с самыми сильными бронемашинами вермахта не получилось бы. Вся разница в том, что артиллерийская батарея открыта и неподвижна, достаточно попасть осколочным снарядом даже вблизи ее, чтобы расчеты получили ранения – защитные щитки спасают разве что от осколков. А вот танк нужно разглядеть, поймать в прицел, удачно выстрелить, но ведь вражеский экипаж также целится в тебя, также стреляет. И пока ты покажешься из низины и займешь позицию для ведения огня, бронебойная болванка уже твоя… Кроме того, немец движется, того и гляди зайдет с флангов!

Еще можно было бы сдать из укрытия кормой, подставив под слепой снаряд моторное отделение, ведь риск, что фрицы откроют слепую стрельбу сквозь дымовую завесу, был велик. Но в случае успеха несколько секунд смогли бы отыграть, да и появились бы не там, где противник ждет, а обошли бы завесу краями… Но комвзвода, который должен был быстро принять решение и у которого не было времени взвесить все за и против, свой выбор сделал.

Теперь экипажам оставалось лишь принять бой.

Глава 16

27 августа 1942 года

Декретное время: 17 часов 51 минута

Район высоты 135,4 Три кургана. Танковый взвод лейтенанта Терехина

Несмотря на все опасения советских экипажей, фашисты не стали спешить с выстрелами, решив бить наверняка, когда обе «тридцатьчетверки» целиком пройдут молочную дымку. «Тридцатьчетверка» Игоря Косых рванула вперед – механ, каждую секунду ожидавший тяжелого удара по броне, инстинктивно увеличивал скорость, желая увести машину из-под обстрела. А младший лейтенант, в качестве средства обзора располагающий лишь узким оптическим прицелом, не останавливал мехвода, не успев еще поймать в перекрестье штатного ТМФД-7 вражескую машину…

В большей степени повезло Василию Терехину: едва его танк миновал полоску завесы, как он разглядел одну из «четверок» и, бешено крутанув маховики вертикальной наводки и поворотного механизма башни, резко скомандовал Кондратьеву:

– Короткая!!!

«Тридцатьчетверка» замерла как вкопанная, а в следующее мгновение практически синхронно ударили три орудийных выстрела.

Дистанция маневренного боя в один километр на деле была непривычна танкистам обеих сторон. В 1941 году огонь открывали чаще всего за полкилометра – что советские, что германские экипажи. На этом расстоянии броню пока еще достаточно слабо защищенных панцеров брали танковые сорокапятки Т-26 и БТ, на этой же дистанции для «троек» и «четверок» были хотя бы относительно уязвимы борта Т-34. Правда, в танковых засадах последние могли поупражняться в точности стрельбы по неспешно катящим колоннам вражеской бронетехники за тот же километр… А теперь новые, удлиненные орудия позволили немцам открывать эффективный огонь на немыслимых ранее полутора тысячах метров. Но даже их хваленая цейсовская оптика давала то же самое 2,5-кратное увеличение, что и оптика советских боевых машин. И попасть по вырвавшейся вперед стремительно движущейся «тридцатьчетверке» Игоря Косых смог лишь один германский экипаж…

Снаряд одной из «четверок» прошел в метре от башни Т-34, тряхнув машину динамическим ударом, а вот выстрел танка старшего офицера был более точен – его наводчик целил в середину корпуса, в район уязвимого люка механика-водителя. Прошедшая по внутренним нарезам длинноствольного орудия болванка разогналась до девятисот метров в секунду и в следующее мгновение проломила корпус замершего, словно налетевшего на преграду танка, пополам разорвав тело мехвода… «Тридцатьчетверку» уже не могли спасти «обвесы» на броне – дистанция боя сократилась на полкилометра от первоначальной.

Ответный выстрел Терехина не нашел цели, болванка лишь вскользь чиркнула по чуть скошенным по бокам броневым листам башни панцера. Однако удар вышел крепким, сбив с ног и командира взвода, и заряжающего. Сбросило с кресла и наводчика, а мехвод тут же включил заднюю скорость, откатывая «четверку» назад. Между тем возбужденный обер-лейтенант, вскочив на ноги, уже вызывал по рации подчиненных:

– Второй русский стреляет в нас! Срочно заткни его!!!

Лейтенант, командир второй машины, принял приказ и уже командовал наводчику:

– Курт, не спеши с выстрелом, наведи орудие точно в цель! На тебя работает весь экипаж, мы не должны промахнуться во второй раз!

…Игорь Косых не сразу пришел в себя. А когда открыл глаза, то перед его взором предстала лишь кровавая пелена. Проведя по лицу тыльной стороной ладони, он ощутил под пальцами что-то горячее и влажное. Кровь.

Тут же вернулась память, и младший лейтенант рывком встал, ощущая тяжелый, густой запах крови и порванных человеческих внутренностей. Вниз смотреть не хотелось, но все же Игорь испытал легкое облегчение оттого, что сумел встать – ударив чуть выше, болванка могла ведь достать и его ноги…

Рядом зашевелился, приходя в себя после тяжелого удара о броню, заряжающий-башнер, а командир машины привычно занял место наводчика, приникнув к визиру прицела и повторно смахнув с лица кровь, обильно текущую из рассеченного лба. Сейчас это была недостойная внимания мелочь, как и то, что из моторного отделения потянуло дымом и запахло горелым. Покидать «тридцатьчетверку» с исправным орудием до настоящего огня было нельзя, да Косых и не собирался, горя желанием поквитаться с врагом.