Адские чары

Весна была ранняя и теплая. Басаргины уехали на дачу еще в первой половине мая, и Киру приятно удивляла та новая любезность, которую оказал им хозяин.

Часть мебели была заново отделана, будуар, обитый голубым кретоном, был очарователен, комнаты, балконы и перила были в цветах.

Служба задерживала Алексея Аркадьевича в городе до июня, но по субботам и под праздники он приезжал обыкновенно со своим приятелем. Чаще маркиз являлся один и, конечно, не забывал навещать свою очаровательную жилицу, за которой снова принялся усиленно ухаживать.

В общем, Кира не скучала. Семья банкира прибыла всего на несколько дней позже ее, и жизнь сразу оживилась.

Богдан Людвигович Фрейндлих был человек богатый, состоял директором банка и нескольких промышленных предприятий, играл на бирже и имел значение в финансовом мире. Прошлое его и источник состояния были малоизвестны.

Зато у жены, Ольги Дмитриевны, прошлое было бурное. Она развелась с первым мужем, подкинув ему двух детей, и вышла за Фрейндлиха. Однако злые языки утверждали, что развлекаться она не перестала.

В молодости она была хороша собой, но, перевалив за сорок, несколько раздобрела, не утратив при этом веселья и страсти к похождениям.

Ольгу Дмитриевну можно было встретить всюду. Она не пропускала ни бала, ни обеда, ни выставки, ни первого представления; дом ее всегда был набит довольно разношерстным людом, но у нее зато всегда бывало очень весело и шумно.

Богдан Людвигович славился в Петербурге гостеприимством и превосходным поваром, а про его супругу говорили, что она любит принимать участие в сердечных делах и оказывает самое искреннее покровительство влюбленным. Нравственной разборчивостью эта дама не отличалась.

Сделавшись столь близкими соседями, Кира с Ольгой Дмитриевной скоро подружились и виделись ежедневно. Поездки верхом, пикники шли безостановочно, а счастливый случай всегда давал Басаргиной в кавалеры маркиза.

Свой день рождения, 23 июня, Богдан Людвигович хотел отпраздновать торжественно. Уже накануне наехало из города человек двадцать гостей, и некоторых маркиз любезно разместил в своем доме.

Празднество должно было начаться роскошным застольем на даче Фрейндлихов. Затем предполагалась поездка на лошадях в дальний лес, где была выбрана большая поляна, примыкавшая к озеру.

Место было живописное. И Богдан Людвигович велел соорудить большой дощатый сарай, обитый красным и белым шелком, в виде шатра, где и был поставлен обеденный стол. Около главного шатра пестрели разноцветные палатки для карточной игры и отдыха.

Грандиозный фейерверк на озере должен был завершить торжество, а затем следовало возвращение домой при свете бенгальских огней.

Погода с утра, казалось, благоприятствовала празднеству. День выдался ясный и солнечный, но удушливо жаркий.

Кира в своем белом кисейном с кружевами платье и большой газовой шляпе была очаровательна. Страстный, восхищенный взгляд маркиза, целовавшего ее руку, смутил ее, но в то же время радостно взволновал.

За завтраком Керведек сидел рядом, а когда все направились к лодкам, маркиз с Кирой заняли двухместный ялик, впрочем, и другие лодки не были велики. Речка была узкая и неглубокая.

Алексея Аркадьевича выбрала себе в кавалеры хозяйка.

Между тем погода начала портиться, и, когда садились в лодки, некоторые предусмотрительные люди не без тревоги поглядывали на небо, голубая лазурь которого стала затягиваться подозрительной серой дымкой. Но молодежь не смущалась такими пустяками, и общество тронулось в путь в наилучшем настроении.

Керведек был тоже очень весел и говорил с увлечением. Но веслами он работал лениво, а так как лодка шла одной из последних, то они вскоре оказались одни.

Небо все более и более покрывалось облаками, и Кира, подняв голову, увидела, как быстро надвигаются на них серые тучи.

– Ах! Лишь бы только дождь не пошел, пока мы не доберемся до места, а то промокнем, – с тревогой сказала она.

Маркиз тоже взглянул на небо.

– Несомненно, будет гроза, и очень скоро. Доехать мы не успеем, потому что эта река своими извилинами очень удлиняет путь. Позвольте предложить вам, Кира Викторовна, причалить к берегу вон там, подальше. Здесь есть знакомая мне тропинка, пересекающая лес. Она сокращает дорогу наполовину. Кроме того, на пути есть пристанище, где мы можем укрыться на случай бури.

Несколькими взмахами весел он подвел лодку к берегу и, подняв Киру, как перышко, выскочил с ней на землю, а потом привязал лодку.

– Теперь подберите ваше платье, возьмите меня под руку – и бежим. А то начинает накрапывать, – проговорил маркиз.

В лесу стемнело. Высокие каблуки белых ботинок Киры уходили в мох и цеплялись за корни.

Но маркиз, очевидно, хорошо знал дорогу и уверенно, чуть не бегом, тащил свою спутницу.

Кира едва поспевала за ним. Шляпа ее повисла на суку, и ее пришлось бросить; не раз цеплялись за сучья кружева и вышивки платья, но она продолжала бежать, потому что темнота сгущалась с каждой минутой, а в отдалении слышались раскаты грома. Наконец она остановилась.

– Не могу… больше, – пробормотала она, задыхаясь.

– Еще чуточку мужества. Приют близок, – ободрял Керведек, тоже останавливаясь, чтобы перевести дух.

Минут через пять они оказались на поляне, где стояла ветхая избенка, в которой раньше проживал, вероятно, лесник. Маркиз толкнул дверь, и они вошли в маленькую пустую комнату с почерневшими, поросшими мхом стенами; в глубине виднелась печь, а у одной из стен стояла деревянная скамья, на которую Кира почти упала от усталости.

В эту минуту яркая молния озарила комнату, сильный удар грома потряс избенку, и хлынул ливень.

Керведек захлопнул ветхую дверь. А снаружи свистел ветер и стучал сорванными с петель ставнями так, что старые, тусклые стекла окошек дрожали и звенели.

Когда маркиз обернулся к спутнице, то увидел, что Кира приводит в порядок волосы, разметавшиеся во время бега, особенно после потери шляпы.

Смущенная, с раскрасневшимся от ветра лицом и окутанная, точно золотой мантией, волнами распущенных волос, Кира была прекрасна. В глазах блеснуло странное восхищение, а затаенное бурное желание обладать этой обворожительной женщиной охватило его, как пожаром.

Упорно, со всей ловкостью опытного обольстителя стремился он к этой цели с первой минуты, как увидел Киру. К тому же он был тонким наблюдателем и не мог не заметить, что она заинтересована им, даже ревнует его, и потому делал со своей стороны все, чтобы разжечь в ней чувство страсти.

Счастливый случай давал возможность объясниться с глазу на глаз, вдали от всякого нескромного взгляда, и минута казалась ему благоприятной. Он был чересчур пылок и, главное, самонадеян, чтобы хоть на мгновение усомниться в победе. Он быстро подошел к ней и взял ее руку.

– Кира! Вы так хороши, что хоть святого можете соблазнить, и у меня нет больше сил скрывать страсть, которая вам давно уже известна. Если не было слов, то глаза выдавали меня тысячу раз. Да и вам я не безразличен, я это знаю, я прочитал это в ваших взглядах, понял из вашего смущения. Отвечайте, Кира, признайтесь, что вы меня любите, что согласны быть моей. Здесь нет других свидетелей, кроме грома и молнии.

Не дождавшись ответа, он привлек Киру к себе и покрыл ее лицо жгучими поцелуями.

Правда, этот обаятельный и опасный человек внушал ей чувство, очень похожее на любовь, и его страстные поцелуи опьянили ее в этот миг, но затуманенная мысль продолжала работать. Ей казалось оскорбительной перспектива стать теперь же любовницей этого человека, зависеть от его прихоти и обманывать мужа.

В этот миг почему-то вспомнилась ее поездка к колдунье в Волково, ясно представилось зловещее лицо страшного «священника», глядевшего на нее с глумливой усмешкой, и трупный запах пахнул ей в лицо. Это отрезвляюще подействовало на Киру, и она гневно оттолкнула маркиза.

– Нахал! – глухо крикнула она. – Как вы смеете и по какому праву?.. Я не женщина, которую можно брать при первом удобном случае! Я уже говорила вам, что могу принадлежать лишь такому человеку, который будет моим душой и телом, а быть любовницей, игрушкой, праздной забавой, идти на пошлую, грязную связь я не желаю. Поняли вы меня?!