Двадцатые

Жизнь была одна на всех – вместе учились, вместе пили и пели в общежитии, вместе ездили на практики по всей необъятной стране.

Студенты Московской горной академии на практике, 1924 г. Слева направо – Иван Апряткин, Иван Тевосян, Константин Чепиков.

Особенно тесно Костя Чепиков сошелся с Алексеем Блохиным, и с годами судьба все теснее переплетала нитки их жизней. Они много работали на Грозненских разведках, в 1925 году вместе были в отряде по разведке Брагинского месторождения на Северном Кавказе, которым руководил еще один ученик Губкина, уже знакомый вам бывший прапорщик Сергей Федоров. Потом Косте довелось поработать аж на Сахалине под началом профессора С.И. Миронова. А по возвращении Губкин сделает студентов Чепикова и Блохина научными сотрудниками Московского отделения Геологического комитета. И они целых три года будут вместе заниматься изучением геологического строения и нефтеносности Керченского полуострова под руководством декана геологического факультета, будущего академика Андрея Архангельского.

Любопытно, что партия эта была совсем небольшой – профессор и четыре студента.

И, кроме наших друзей, в нее входили С.С. Осипов (впоследствии доцент кафедры общей геологии Московского нефтяного института, которую возглавлял уже известный нам «птенец гнезда Губкина» Михаил Чарыгин) и В.В. Меннер.

Да, тот самый российский немец Владимир Васильевич Меннер, впоследствии – академик Академии наук СССР и почетный член чуть ли не всех геологических обществ мира.

Но до этого еще далеко, поэтому мы возвращаемся в 1923 год – своеобразный «год великого перелома» в истории Горной академии.

Юбилей

Как я уже говорил, самым трудным годом за всю историю Академии был 1922 год. Но в итоге его все-таки удалось пережить, и в следующем, 1923 году, ректор Губкин решил отметить это событие празднованием некруглого юбилея – четвертой годовщины Московской горной академии и первой годовщины работы Рабфака имени Артема, созданного при ней.

Не надо загибать пальцы – действительно, декрет о создании МГА был подписан 4 сентября 1918 года, но днем рождения МГА считался совсем другой день. Губкин полагал основанием Академии ее торжественное открытие 12 января 1919 года, праздновавшееся при пятиградусной температуре в помещениях и с фуршетом, представлявшим собой «чай с горошинами сахара и редкими бутербродиками величиной с резинку». Большего даже бывший миллионер Аршинов, организовывавший праздник, в голодный 19-й год не смог добыть.

Так, или иначе, а праздновать четырехлетие Московской горной академии решили 12 февраля 1923 года, и не спрашивайте меня – почему. Организацией юбилея занимался в основном студент Василий Семичев – большой приятель Валерьяна Языкова, занимавший в то время должность управделами Академии.

Василий Семичев в 1930-е.

Его и отправили приглашать вождей – потому что какой может быть юбилей без свадебного генерала?

В архиве сохранился выданный Василию мандат со списком приглашаемых, и этот список очень доходчиво объясняет, кого в 1923 году в Академии считали «серьезными людьми».

Пришел, впрочем, только Михаил Калинин, которого и чествовали на юбилее.

Празднование началось словами Губкина, который представил собравшимся Всероссийского старосту Михаила Ивановича Калинина (бурные, несмолкаемые аплодисменты) и предложил избрать Почетный президиум настоящего торжественного заседания в составе: Ленина, Троцкого, Калинина и Луначарского. Зал в восторге, вновь звучат «единодушные аплодисменты», оркестр играет «Интернационал».

После чего начались выступления. Я не буду цитировать всех ораторов, ограничусь только тремя – Губкиным, Фадеевым и Калининым. Их выступления, пожалуй, лучше всего позволяют понять дух того времени, и уяснить – каким же представлялась в 1923 году главная задача советского технического вуза.

В своем отчетном докладе ректор Губкин отметил главное достижение МГА:

«В этом году в Академию влилась свежая струя: поступило много партийных и ответственных советских работников, а также значительное количество рабфаковцев — чистейших пролетариев и крестьян. Так как при приеме классовому подбору было придано большее значение, чем научной подготовке, и вопрос о пролетаризации Академии доминировал над всем, то, естественно, научная подготовка вновь поступивших студентов оказалась недостаточной для успешного прохождения курса Академии. Поэтому для устранения этого неудобства по инициативе самого студенчества и некоторых профессоров и преподавателей были устроены групповые занятия, где лекционная система была заменена урочной, как в средней школе, буквально с заданием и спрашиванием уроков <…>.

Московская Горная Академия — детище Революции — создана Советской властью четыре года тому назад в буре и огне революционной борьбы; она есть живое свидетельство проявления творческой мощи и способностей пролетариата. Отблески этой революционной бури горят на ней и отразились в самом характере нашей высшей школы. Она сверху донизу пронизана революционным духом, составляющим живую душу всего студенчества, которое по своему классовому составу принадлежит рабочим и крестьянам. Эти две категории студентов составляют 73%, тогда как на все прочие: трудовой интеллигенции, служащих и проч. приходится 27%».

Примерно о том же - классовом составе студентов говорил и секретарь партийной организации Академии, студент-геолог Александр Фадеев:

«Товарищи, я должен передать вам приветствие от ячейки коммунистической партии при МГА. На этом торжественном заседании мы должны подвести итоги по пролетаризации нашей школы. Первый итог — исключительно пролетарский состав студентов, тесная, дружная связь коммунистической части с беспартийной массой. Доказательством этого служат факты совместного, дружного выступления по политическим вопросам, единодушной работы в предметных комиссиях и другие».

Но радикальнее всех выступила приглашенная звезда – Михаил Калинин. Номинальный глава государства, председатель ВЦИК свое выступление посвятил одной теме – десакрализации науки.

И. Сталин, В. Ленин, М. Калинин.

Калинин, за плечами которого было только земское начальное училище и два года обучения во 2-м Нарвском вечернем училище для взрослых рабочих, в своем выступлении объяснял студентам и преподавателям Академии:

«Врачебная практика, лекторская работа то же, что и работа сапожника и столяра, не больше и не меньше, как ремесло. В первом случае мы имели дело с ремеслом, более трудным, требующим больше знаний и умения, но все же с ремеслом.

То же самое следует сказать о профессии инженера. Здесь нет ничего особенного, сверхъестественного, где один может работать, а другой нет. Здесь может работать всякий, стоит лишь получить необходимые знания. Это понизит авторитет инженера, как специфически присущий определенной касте людей, способностей и знаний. Рабфаковец сливает науку, ее работников с массой рабочих и крестьян, вливая плебейскую кровь в среду, до сих пор привилегированную. В этом глубина пролетаризации высшей школы и дополнительная сторона к нашей задаче получить красных командиров в науке и технике.

У вас, студентов, есть большая задача не только быть красными специалистами, красными командирами Советской власти в производстве, но и развенчать науку, снизить ее до обычного ремесла простого рабочего, развеять ореол божественности, окружающий ее. Это самый лучший способ доказать, что ваши знания есть знания ремесленника, которые может иметь всякий.