Разбойничьи Острова

Сегодня должен был кончиться спор двоих. И Дельфина явно читала в глазах одного: “Я всем лучше. Почему он?”. И в глазах другого столь же ясно: “Почему я? Он же лучше во всем”. Она годами подмечала, как в одном из мальчиков копились ревность и зависть – почему она не видела, каким буйным цветом расцвела во втором избалованная гордыня? Спор не кончен. Он начат.

Вот тогда Дельфина ушла незамеченной к скалам. И щемяще ощущала, как любит их всех: друзей, дом, Острова. Шептала эти слова ночи, чтобы услышала богиня Нат, вплела ее любовь в звездное покрывало, словно куполом, накрыла им ее мир. Но никого не защитила та ночь, и молитва Дельфины не уберегла от ошибок.

– Подхвати меня и кружи, – Ана обхватывает мужа руками, повисает на шее. – Это моя свадьба. Танцевать я буду, даже, если не могу.

Она смеется, запрокинув голову к звездам, отклоняется назад. Волосы хлещут водопадом, платье почти непристойно подчеркивает очаровательные холмики. Знает, что мужчины вокруг млеют, а Теор кидается к первой попавшейся красотке и тянет ее в хоровод. У Наэва в глазах плывет от мысли, что этот жаркий дурман теперь его. И не понять уже, он ли Ану кружит, его ли Ана тянет за собой, словно в водоворот. Она хохочет, наслаждаясь своей и его красотой, силой, молодостью:

– Кружи быстрее! Пока не уронишь!

– Не уроню!

– Скоро получишь то, что самому Господину Морскому не досталось.

Наэв смущенно вздрагивает:

– Нельзя так говорить.

Она словно вызов бросает:

– Мне можно!

Никто вслух не обсуждает, но все помнят, а Ана лучше всех: островитянки не выходят замуж девственницами.

Ночью Наэв ощутил себя первым, последним и единственным мужчиной на земле, королем и богом. А утром Ана лукаво прищурилась:

– Сомневаешься? Боишься, что я однажды передумаю и выберу другого? Ох, боги, какое у тебя сейчас лицо! Словно водой холодной окатили.

Острова и здесь были не на стороне мужа, а женщине, делившей с ним все опасности Моря, не прикажешь, как собственности. Только Совет мог позволить паре расстаться, но он обычно не возражал, при условии, что бывшая супруга немедленно выйдет замуж снова. Наэв, наконец, смог ответить:

– Зачем ты со мной играешь?

Ана, прижавшись в нему, зашептала жарко:

– Потому что мне – можно. Потому что – твоя. Сомневайся всегда, так надежнее.

Гребень

– Медуза, что происходит с молодыми регинцами после Обряда Посвящения?

Дельфина до последнего надеялась, что Мудрая развеет ее опасения, но этого не случилось.

– Ты приносишь в жертву Маре птиц перед рейдом, – сказала Старуха. – Побежденного пленника отдали Маре, чтобы она щадила тебя. Его жизнь – за твою.

Медуза не добавила малоутешительное “Так надо” – это Дельфина знала и без нее. Жрицам и Совету виднее, как поступать, сомнений быть не может, вот только… все существо Дельфины восставало. Сами боги не убедили бы ее, что в гибели юношей есть что-то правильное.

– Медуза, как их убивают?

– Придет время, тебя посвятят в это таинство.

В Рогатой Бухте с ними расправлялась Маргара. За четверых дорогих ей воспитанников – четверо регинских сыновей, за Дельфину – тот спесивый и гордый мальчишка. Мара, видимо, довольна жертвой, раз Дельфина невредимой вернулась уже из четырех рейдов.

– Медуза, а что происходит с мальчиками, которые выиграли бой?

– Этих в жертву не приносят. Просто убивают.

– Им ведь обещают жизнь! Все обещания, выходит, обман?

Ну, конечно, обманывать нельзя только тэру, с врагами позволено все. Дельфина не первая и не последняя юная Жрица, которая содрогнулась от правды. Должно быть, и Медуза лет пятьдесят назад была в ужасе. Тэру не рассказывают о жертвоприношении, потому что это одна из тайн, известная лишь Жрицам и богам. Но многие, наверное, понимают. А сами регинцы – догадываются и они. По крайней мере, некоторые. Соперник Аны, щадивший ее, мог знать, что обречен в любом случае. Дельфина задала следующий вопрос, не уверенная, что хочет слышать ответ:

– Почему они вообще сражаются? Те, кто понимают, что им уже все равно.

– Потому что умереть можно медленно и унизительно – или же в поединке, прикончив напоследок врага. Что бы ты предпочла? Есть среди тэру такие, кто умеют все объяснить регинским мальчишкам.

Очевидно, эти тэру и убивают тех, кто выбрал смерть. Как интересно? Тоже Маргара? Дельфина попыталась вспомнить, кому ее отец велел тогда заняться ночью пленниками. А быть может, он сам? Дельфина не создана для бунта. Уверенная в правоте старших, она очень твердо произнесла:

– Я не буду убивать пленников. Даже, если мне прикажут.

Медуза не стала спорить, лишь брови Старухи иронично поползли вверх:

– В самом деле, девочка?

Перед рейдом Дельфине велели прийти на Полнолунный Мыс – северную оконечность Острова Обрядов, потайное место, о котором простые люди говорили только шепотом. В ночь ее Священного брака Господин Морской явился ей в облике божества, теперь ей предстояло узнать его во плоти мужчины. "Лишь одного мужчины, – заверили ее Жрицы. – Второй раз уже не больно". Дельфину нарядили в синий шелк, волосы перевили жемчугами, тело натерли благоуханными травами. Дали выпить отвар, который был, словно хмель, – дарил приятную легкость, оставляя сознание почти ясным. На берегу ее встретили Жрицы, убранные в синие – жены бога. Тина стала делиться своим богатым опытом, как во время Обряда угадать и достаться самому пригожему воплощению Алтимара. У Тины глаза разгорались предвкушением, а Дельфина послушно кивала, зная, что не имеет право выбирать.

– Не бойся, девочка, – уговаривала Тина. – Это весело.

В свои за тридцать она сама издали смотрелась девочкой – Дельфине по плечо, а с Маргарой лучше и не сравнивать. Удивительно, как в ее маленьком теле помещалось столько страсти.

Маргара, нелюбимая жена бога, которую Дельфине до сих пор приходилось звать матушкой, явно не ждала Обряд с нетерпением. Даже дома не снимавшая мужского наряда, Маргара была разодета в шелк, словно знатная дама, – с дамы Побережья дорогое платье и было снято ею самою. Оно почти лопался на богатырском теле. Изукрашена ожерельями и браслетами, венец в волосах, а волосы – в кой-то веки! – расчесаны, но все равно похожи на старую метлу. Нелепей в этом убранстве смотрелся бы только боевой конь. Дельфина отвела глаза, чтобы не расхохотаться.

Потом они ели на берегу, пили вино, танцевали, кружились, распевая гимны. То ли в еду было что-то подмешано, то ли это был сам танец. Берег плыл под ногами, Море закипало, небо извивалось, как страстная женщина на ложе. Юная Жрица всей сутью ощутила: теперь они все – одно единственное существо, тело богини Моря, неуловимой и безымянной. Богиня, как бабочка, отбросила свой кокон-Дельфину, завладела ею, чтобы отдаться Господину. Тогда появились мужчины. Не сосчитать сколько, не различить лиц и не понять, откуда они взялись. Дельфина точно знала, что вышли из воды. Присоединились к танцу. Брали за руки, обнимали, уводили за собой. Дельфина не заметила, как осталась единственной кружащейся фигурой посреди пляжа, шевелившегося от сплетенных тел.

Она резко остановилась, не решив, куда идти, пошла к прибою. Краем глаза увидела: Тину, распаленную, распластанную на песке, сгоравшую под руками сразу двоих любовников. Та заметила ее, поманила:

– Иди к нам, красавица.

Ничто не запретно в ночь Полнолунного Обряда, праздника, стиравшего границы. Тина была верна себе – в жизнь, словно в спелое яблоко, вгрызалась зубами, так, чтобы брызнул сок, до капли высасывала каждый миг, и сама растворялась в нем без остатка. Ее мужчины, должно быть, считали, что им повезло, – а ведь кому-то досталась Маргара.

Дельфина прошла мимо. Тина хитро усмехается, когда говорят об земном отце Теора. Наверное, сама не знает, кто он. Сыну она несомненно рассказывала об Обрядах в своей обычной манере, смеясь над священным. Дельфине захотелось, чтобы Мудрые узнали и наказали Тину за длинный язык. Но узнать могли бы только от нее, Дельфины.