Разбойничьи Острова

Дельфина не решилась сказать, что половину секретов Медуза ей еще не открыла, а вторая половина смешалась в ее голове в полный хаос.

– Спроси у трав, – прошепелявила Медуза. – Они помнят, как их собирали.

И ушла. Медуза хотя бы не высмеивает за ошибки. Не то, что Хона – эта, наверное, язык на точильных камнях затачивает чаще, чем свой меч.

Старуха может и не знать истинного противника Алтимара, решила Дельфина. Она ведь родилась через сотни лет после гибели последних жрецов Каэ. Гимны, заклинания и легенды никогда не записываются, Жрицы учат их наизусть и, очевидно, изменяют, когда так нужно. Алтимар сказал, что люди властны над мифами. Сторонники Каэ погибли на Берегу Черепах, который в пол-голоса называют Бухтой Призраков. Вслух не любят говорить о том, что когда-то это было место казни.

Корень Дэи похож на смешного человечка. Дельфина представила, как он убегает от Жрицы, решившей сделать из него снадобье. Она порылась в памяти, как в сарае, полном хлама:

– Ты указываешь клады, – сообщила она корню, – даешь женам детей, навеваешь грезы. Из вас, – сказала она зеленым побегам, – плетут канаты, которые не боятся морской соли, а дым от вашего костра уводит в край духов. Это не далеко – лишь закрыть глаза.

Она закрыла, и увидела Бухту. Уже не вспомнить, кто и когда выбрал это мирное место для истязаний. В прежние века, особенно в Плохие Времена, излюбленной казнью было привязывание к столбу. Дельфину поражала изобретательность предков – обычный столб научились использовать десятками способов. Утопить жертву в приливе считалось легкой смертью. Бывало, человека в адскую жару оставляли привязанным на суше, или зимой погружали в воду по пояс на сутки и больше. (Теор смеялся, что выжить после такого можно, но с женщиной уже не ляжешь). В худшем случае столб крепили шагах в двадцати от берега, где вода поднимается не выше плеч, волны захлестывают, но не топят. Юной тэру страшно подумать, что испытывали люди, обреченные на долгую смерть от холода и изнеможения. Интересно, как Медуза приказала бы убивать своих соперников, если б жила в то время?

Дельфина тряхнула головой. Маленькие собиратели яиц сейчас играют в казнь, пользуясь отсутствием взрослых. Вместо столба – двое удерживают “преступника” под водой, пока он не начнет захлебываться. И Дельфину когда-то держали, удивляясь тому, как долго она может задерживать дыхание. Даже Теор ей проигрывал – и до сих пор ласково называет русалкой. Она улыбается и благодарит богов за то, что превратили ужас прошлого в забаву. На Островах нет больше вражды – значит, Жрицы поступили верно.

На Берегу Черепах Теор решился первым:

– Мы оба не слепы, оба знаем, что любим ее. Ей решать. Пойдем к ней, скажем как есть: оба мы перед тобой, выбери одного.

– Вот именно, – ответил Наэв. – Я не слепой, и видел, как она на тебя смотрит. Иди и говори с ней, мне нечего там делать.

– Как она на меня смотрит?

Теор не замечал особого внимания Аны к себе, которое Наэв видел на каждом шагу. Но лучший из лучших знал себе цену и последнее слово всегда оставлял за собой.

– Идем вместе, – решил он. – Молчи, если хочешь, я буду говорить за двоих. И, что бы она ни ответила, мы ведь останемся друзьями? Правда?

Наэв горько улыбнулся. Это он в битвах прикрывает спину непобедимого и не слыхал ни разу благодарности, потому что – все правильно: ему самое место у Теора за спиной. Это ему в детстве перепадала порка за все, во что приятель его втягивал. И только он видел лучшего из лучших рыдающим и трясущимся от ночных кошмаров, потому что какие могут быть секреты от своей тени? Перед ним Теор не хорохорится.

– Мы не друзья, а братья по Посвящению, – напомнил Наэв. – Что здесь может измениться? – и попросил, как пощады: – Скажешь ей завтра. Пусть сегодня останется все, как есть.

Дельфина еще только постигала силу трав, а по Берегу Чаек полз шепот. Родившийся, быть может, до Синих Лент в ее волосах. Полу-намеками, чтоб не спугнуть милость Алтимара, передавали друг другу: дочь Цианы и Аквина умеет исцелять. Не так, как Медуза, Хона или Маргара, не заклинаниями, а внутренней силой, подобной амулету. После рейда Хона поведала Медузе пару историй, удивительных “не должен был выжить, но жив” и “слишком быстро зажило”. Старая Жрица улыбнулась, будто давно ждала этой вести. Напрямую никто вопросов Дельфине не задавал, поэтому она о своей славе услышала последней и удивилась больше всех. Могла ли она сделать больше, чем успел научить ее Остров Обрядов? Она не знала, да и не надо человеку знать, когда его руку направляют боги. Дельфина порой просто очень хотела помочь – и у нее получалось.

Танец

Приближался месяц жатвы, а потом отплытие. Островитяне соберут свой урожай прежде, чем отправиться за чужим. Сбор черепашьих яиц закончился, Дельфина вернулась домой, а Теору надоело ждать, пока приятель наберется смелости. Как всегда, он решил все сам.

Названых сестер юноши нашли неподалеку от деревни, близ одного из самых примечательных и опасных мест на Островах – прибрежных пещер, наземных и подводных, где девушки в отлив собирали моллюсков. Для разговора место самое удобное – со множеством уединенных переходов, скрыться от чужих глаз. Дельфина тактично оставила Ану с Теором наедине, Наэв отошел как можно дальше. В рейдах отнюдь не трус, он в жизни не признался девушке бы в любви. Особенно той, что пренебрегала им много лет.

Очень быстро это произошло.

Теор появился из темноты перехода, шел к Наэву, улыбаясь, старательно счастливый.

– Она тебя выбрала, брат. Она ждет тебя.

Наэв шарахнулся назад:

– Если это шутка…

– Это правда.

Ана поманила его с порога Пещеры, он пошел, не веря. Ожидая, что в любой момент она рассмеется и прогонит его.

– Ана… я…, – слов он так и не нашел.

Замер перед ней, чувствуя себя последним дураком, которого прогонят заслужено.

Тогда она действительно засмеялась, а лицо лишь чуть-чуть заалело смущением, когда она ответила:

– А я вот так себе все и представляла. Только златовласая Акрина знает, как я ждала именно это от тебя услышать.

Они исчезли в одном из каменных коридоров.

– Теор, – говорила Ана Дельфине, когда они пряли и делились секретами, – словно из легенды. Всегда лучший, всегда первый, Морской Господин благословил его матушку. Я горжусь быть его сестрой. А Наэв…

А Наэв был тем, напротив кого Ана становилась с деревянным мечом и требовала: “Обещай меня не жалеть!”. И Наэв обещание выполнял, сколько бы синяков на ней не осталось. Он был тем, кто не останавливался ее подождать, когда Маргара гоняла детей через весь остров. И не уговаривал хромоножку отдохнуть. Когда девочки стали достаточно большими, чтоб стесняться, но оставались слишком юными для Белых Лент, – Наэв ни разу не прятался за стеной кустарника, подглядывая за ее купанием. В отличие от Теора. Ана, разумеется, об этом знала. Один сгорал от едва проснувшихся желаний в пяти шагах от нее, другой мечтал и не осмеливался взглянуть. Сгорать он будет ночью, воображая во всех подробностях ее тело. А днем сядет на расстояние и будет молчать, поглядывая на нее лишь украдкой. Так же, как молчит теперь, когда златовласка затянула его в Пещеру. Наэв был и будет тем, в чьих темных глазах она отражается солнцем. Ана прижалась к стене, приглашая целовать себя. Сладко велела:

– Просто скажи “Навсегда”. Всегда вместе. Мой.

Как же она наслаждалась в этот миг лицом Наэва, который все поверить не мог, что это не сон. За всю свою хромоногую жизнь; за риск на регинском берегу, больший, чем у других тэру; за вечную боль в ноге и занозу в душе: “недостойна!” – она заслужила побыть богиней. И парня, которые обожает ее самозабвенно.

Они вместе появились из Пещеры. Обнимающиеся, счастливые – никогда Дельфине не доводилось видеть таким счастливым Наэва, и уже не доведется, потому что этот день был в его жизни вершиной. Триумфом. Мигом, когда не мечта его сбылась, а произошло чудо. Пшенично-золотым, нежно-карим сияет солнце, цветут травы, слепит Море, убранное, как невеста – его невеста! Спасибо тебе, Акрина, и Господин Морской, всем богам и богиням, всем рейдам, в которых не убили, спасибо тебе, жизнь!