Страница 3 из 15
Папа говорил, что надо быть вежливым.
Я постучал в дверь. Никто не ответил. Я постучал ещё раз. И в третий. И ещё раз. Никто не открыл. Наверное, взрослые не хотят меня видеть, как в прошлый раз, когда я сбежал из детского сада, а толстый дядька в чёрном меня прогнал. Хотя отец Игорь мне понравился, неужели он такой же? Нет, он хороший человек. Я постучал ещё раз. Может, стоит вернуться? Едва я спустился с порога, как снова услышал смех.
Они от нас не спрячутся!
И ведь забудут, не похоронят!
Я опрометью побежал обратно и постучал снова.
Какая-то тётенька в длинной юбке и платке открыла дверь, сначала посмотрела прямо – видимо, ожидая увидеть взрослого, и только потом опустила взгляд вниз.
– Господи, благослови, – она присела, – что случилось, дитя?
«Дитём» меня ещё не называли. Звучало это неправильно и нелепо. И обидно – будто они умные, а я нет. В другое время я бы как-то пошутил, сказал бы что-то крутое, как папка. Но меня трясло и не отпускало.
– Мне нужен отец Игорь.
– Он занят, мальчик, сейчас служба.
– Ладно, – уйти я не мог, потому что чувствовал: стоит выйти и снова заговорит призрачное радио. – А подождать… Можно?
– Можно, – тётенька присела на корточки и посмотрела мне в глаза, уже на одном уровне, – что случилось?
Она смотрела внимательно и уже без взрослого пренебрежительного отношения. Как человек, которому интересно. Но рассказывать о тенях кому-то ещё мне было всё равно страшно.
– Отец Игорь сказал, что я могу всегда обратиться к нему. Можно зайти? Пожалуйста?
Тётенька встала, поправила платок и длинную юбку.
– Пойдём. Ты креститься умеешь? Смотри, это просто: сложи пальцы вот так. Повторяй за мной.
Хотелось спросить, зачем, но я промолчал, решил узнать у отца Игоря. Так что просто коснулся своего лба, потом плеча, как показывала тётенька, поклонился и шагнул внутрь.
Внутри – полумрак и звонкое пение. Голоса людей отражались от стен и улетали ввысь, даруя мне тишину и свободу от потусторонних пугающих слов. Меня обволакивал незнакомый запах и тёплые отблески свечей. На стенах – десятки лиц. Лица людей, которые были здесь давно… Странные, нереальные, чуточку неправильные, но живые. Будто они знали больше… знали всё. Видели всё.
Знали больше меня.
– Садись на лавочку, – тётенька указала мне на место под окном, рядом с иконой больше моего роста. Там был изображён седовласый старец с посохом.
– Ребёнку стоять надо, лавочки для больных, – возмутилась какая-то толстая бабулька.
– Оставьте ребёнка в покое, – твёрдо сказала тётенька. – Мальчик, ты сиди и ничего не бойся. Отец Игорь закончит службу и поговорит с тобой. Это недолго. Слышишь, уже поют?
Звучали голоса певчих. Слов было не разобрать – они так перетекали одно в другое, что разделить их и вникнуть в смысл не выходило. Я прикрыл глаза, и мне казалось, что звук идёт сквозь меня. А мерцание свечей я видел сквозь закрытые веки.
– Вот он, отец Игорь. Он говорит, что к вам. Мальчик, ты заснул?
Я открыл глаза. Будто минута прошла, но вокруг никого не было, кроме тётеньки и отца Игоря.
– Кирилл? Что случилось? Разморило от запаха? Пойдём, проветришься.
– Нет! Не надо мне на улицу! – встрепенулся я.
– А… – он посмотрел на меня, дотянулся и открыл форточку за моей спиной. В церковь ворвался свежий воздух с запахом осенних цветов.
– Так лучше? Чувствуешь запах? Это сестра Татьяна выращивает цветы. У нее там и астры, и гладиолусы, и георгины скоро расцветут. А теперь расскажи, что случилось. Что ты увидел?
– Тень… Она вернулась. Я их снова вижу. А вы… Тоже? Можно я у вас в церкви поживу? Тут их нет.
– Ты поэтому задремал? Наверняка дома кошмары снятся?
– Как вы узнали?
Отец Игорь взял мою руку в свою. Большие руки. Мягкие. Но сильные. Я поймал его взгляд – светлые глаза смотрели пристально.
– Я не вижу их, Кирилл. Послушай, не должно это мне обсуждать. Я чувствую холод. Я знаю, когда они рядом. Тогда я молюсь. Снова и снова. Расскажи, что видел ты.
Я рассказал. Он слушал внимательно, а потом спросил:
– Кирилл, твой дар необычен, но ты не заметил главного. Стоило тебе сказать, и тени ушли. Понимаешь? Твой дар – не видеть их, но иметь силу изгнать. Поэтому я сказал тебе в школе – не бойся. Гони их, и они тебя не тронут. Молись, и голоса уйдут.
– Правда?
– Правда, – он улыбнулся, – а теперь… ты что же, урок прогулял?
Я опустил голову. Он усмехнулся.
– Ладно, бывает. Пойдём, провожу тебя до школы. Заодно и поговорим.
Мы шли по осенней улице, я пинал опавшие листья на тротуарной плитке. Отец Игорь рассказывал, что почти никого не знает в городе, потому что недавно переехал в этот приход, и звал в гости пообщаться с его дочкой Аней, которая училась во 2 «А».
– А если я стану священником, как вы, то смогу от них избавиться насовсем?
Отец Игорь остановился, присел. Потрепал меня по волосам.
– Кирилл, идти в духовенство надо от призвания и внутреннего порыва. А сейчас в тебе говорит страх. И потом, надо вырасти. Решение должно быть осознанным.
Я ничего не понял и надул губы.
– Но ты всегда можешь приходить в церковь, если тебе страшно. Только знаешь… Стучать не надо, ладно?
– Почему? Это же… – память не сразу подсунула слова взрослых, – «дань вежливости»?
Отец Игорь не сразу мне ответил:
– Да, но это для обычных домов правило. А Церковь – это Божий дом. Надо перекреститься и поклониться. Какой у тебя сейчас урок?
Так незаметно мы оказались у школы.
– Математика? Пение? Я не знаю.
Но моему спутнику ответ был не нужен. Он легко нашёл нужный класс, позвал Анну Петровну, легко пошутил, попросил не наказывать меня, и ушёл, не обращая внимания на удивлённые взгляды школьников. Казалось, отца Игоря не смущало, как дети реагировали на его длинное чёрное платье.
«Это ряса, мальчик», – раздался смешок сзади. Я обернулся, но там никого не было.
02 Отец
– Кирюха? Кирилл! Ты меня слышишь?
За окном шёл противный мартовский дождь, в наушниках гремели Black Sabbath, а в мыслях была путаница.
– Кирюха, ты к юридическому колледжу готовишься? Мама говорила, у тебя с историей нелады? Может, репетитора нанять? И английский тоже нужен, завязывай с французским.
– Пусть Славка поступает на юрфак, – я оторвал взгляд от тарелки с овощным рагу. – Нет у меня проблем с историей.
Мне стоило сказать, что проблемы у меня только с альтернативно одарённой училкой, которая читала всякую фигню. То ли было у неё монголо-татарское иго, то ли не было. Но она должна уйти в декрет, и вести нас снова будет Пал Славич; я в том году сдавал ему реферат по истории Ильинского монастыря, и точно знал, что он нормальный мужик. Я бы объяснил, но где-то этажом выше мелькнула тень, и произносить лишние слова стало страшно.
Я заканчивал седьмой класс, а папа уже подыскивал варианты, чтобы я мог помогать ему после школы. В моих планах была только семинария. Папа хмурился, но молчал. Мне нравилась музыка, легко давались точные науки, да и вообще у меня всё было отлично, кроме конфликтов с учителями и школьным психологом. Поэтому папа щурился, и про семинарию меня всерьёз не воспринимал. Ну да, я ведь ещё и рок на гитаре играл, и наушники не снимал. Папа считал, что я хотел быть похожим на «этих жутких музыкантов с крестами на груди». Или на актёра из сериала про врачей, который, оказывается, тоже имел духовный сан. Отец Игорь тоже не спешил меня поддерживать:
«Может, подумаешь, Кирилл? Лучше сначала мирское образование получить. И пожить немного. Ты должен точно понимать, ради чего ты идёшь и что теряешь».
Мне сложно было объяснить даже отцу Игорю, что я не хотел идти в семинарию, просто вариантов других не видел. Наоборот, казалось, что после семинарии смогу жить нормально. Что может хоть там меня научат справляться с моим даром. Какой юрфак? Какие речи в защиту кого-то? Да ё-моё, я даже петь мог только в церкви или в воскресной школе! А мне ведь нравилось, я пытался с ребятами играть в группе. Но… ещё со школы помню, как спел «Спи, моя радость, усни», а какая-то тень исполнила мои слова и полкласса заснули. Вместе с учительницей. А я испуганно выскочил из кабинета, и чуть не сшиб старшеклассника с плеером. Он меня не слышал, зато я успел услышать выплёскивающийся из наушников хард-рок. Именно поэтому спустя три месяца на ДР потребовал себе плеер.