Страница 114 из 125
Я приехала туда, положила на могилу цветочки; все-таки мы были приятельницами и даже короткое время имели одного мужа на двоих. Навсегда простившись с Какой, я быстро вышла из кладбищенских ворот, за которыми уже вовсю шла перестройка.
Юнна МОРИЦ
Классика вьюги свистит по утрам у фрамуги,
Муза мороза поет в тишине заоконной.
Сколько отваги — проснуться в блаженном испуге
Елкой зеленой, в лесу новогоднем рожденной!
Вмиг заиграли оркестры вселенской метели,
«Баюшки-бай!» — напевает мне Муза влюбленно.
Сколько услады — уснуть в этой снежной постели!
Зайцы и волки кружатся у елки зеленой.
Кто это там на лошадке спешит мохноногой?
Что за молчальник в сочельник по лесу елозит
И, одержимый одною мыслишкой убогой.
Под корешок меня рубит и к дому подвозит?
Дудки! Локтями ветвей всех гостей я раздвину,
Стол опрокину, хрустальным уставленный хламом,
Резко отрину дурацкую их крестовину
И закричу жизнерадостным праздничным хамам:
«Как вы посмели меня из объятий метели
Вызвать для цели столь мелкой и столь
принужденной?
Мне ли сиять для того, чтоб вы пили и ели, —
Ели зеленой, в лесу новогоднем рожденной?»
Всех огорошив таким невозможным вопросом.
Плюнув с верхушки в молочно-кисельные реки,
К братству веселому леса с крещенским морозом
Я возвращаюсь и там размещаюсь — навеки.
В критическом лесу,
или
Новые прочтения старой сказки
Виктор ШКЛОВСКИЙ
Не о себе
Начну с конца.
В искусстве концы не сходятся с концами, потому что конец — это всегда начало.
Сначала в «Красной шапочке» не было счастливого конца, но автор написал его. потому что так было надо.
Об этом есть у Толстого.
Время выбирает цвет шапочки, и нас тоже выбирает время.
Заново пишутся Библия, «Декамерон», «О теории прозы». На «Красную шапочку» сочиняются новые пародии.
И на меня написано много пародий, но все они неудачны.
Не получилась и эта.
Меня пытаются передразнить, начиная каждую фразу с нового абзаца.
Но этого мало.
Надо заполнить пространство между абзацами собственной судьбой, и для этого нужно жить, а не пародировать жизнь.
Можно ходить по комнате, размахивая руками, как крыльями, но это не будет полетом. Нельзя летать, ступая ногами по земле.
В литературе много пешеходов. Они думают, что идут вперед, а на самом деле это жизнь проходит мимо них.
Не пишите пародий.
Учитесь летать.
Юрий ЛОТМАН
Оценки по поведению
В многоуровневой иерархической структуре густого темного леса отчетливо выделяется оппозиция «Красная Шапочка — Серый Волк» с полной парадигмой противопоставлений (красное — серое, шапочка — хвост, хищность— вегетарианство, симпатичность — отвратительность). Здесь мы имеем дело не с одним текстом сказки, а по крайней мере с двумя поведенческими текстами, обусловленными различными социальными кодами и семиотическими нормами.
Поведение Красной Шапочки отличается высокой структурной сложностью и семантической плюралистичностью. По отношению к своей матушке она выступает как дочь, по отношению к бабушке — как внучка, а в аспекте связи с Серым Волком — как случайная знакомая. На протяжении сказки мы наблюдаем рост семиотичности, повышение социально-знаковой роли действий героини. Так, если поначалу она появляется как носитель корзины с пирожками, то, будучи съеденной Серым Волком, она предстает уже носителем высоких духовных идеалов (добавим, что ношение в быту шапочек красного цвета, по свидетельству ряда современников, воспринималось как знак известного вольномыслия).
Было бы крайне ошибочно осуждать Красную Шапочку за чрезмерную «разговорчивость», за ту «откровенность», с которой она передает Волку информацию о нахождении бабушки, о способе открывания двери. За всем этим стоит сознательная установка: Красная Шапочка пользуется контекстом непринужденной светской беседы для пропаганды среди серых волков новых, еще не ведомых им представлений и знаний.
Что же касается поведения Серого Волка, то оно характеризуется крайней бедностью регуляторов, фатальной предсказуемостью процессов. Оно актуализирует, по сути дела, одну-единственную стратегию — пищеварительную.
Анализ семиотической природы жестов и поступков, сложных отношений между текстом и внетекстовой реальностью дает основание определить поведение Красной Шапочки как хорошее, а поведение Серого Волка — как плохое.
Семен Альтов
(р. 1949)
Магдалина
А теперь товарищи, давайте получим удовольствие от этой картины. Встаньте пошире, чтобы всем было видно. Тебе сколько лет, мальчик? Пятнадцать? Отвернись, тебе еще рано смотреть такие веши! Внимание! Я начинаю!
Центральное место в творчестве так рано ушедшего от нас Эль Греко по праву занимает полотно площадью полтора квадратных метра — «Кающаяся Мария Магдалина». На холсте Магдалина изображена в необычном ракурсе, на берегу моря. Невольно возникает вопрос: что она здесь делает в такое позднее время? Она здесь откровенно кается.
Художники с давних пор обращались к образу прекрасной грешницы. Но все их Магдалины каялись как-то неубедительно. Без огонька! Совсем в другой, оригинальной манере кается Мария Магдалина у Эль Греко. Сразу видно, что она глубоко раскаивается в содеянном! «И как это меня угораздило?!» — как бы говорит Мария. И ей как бы веришь.
В правом верхнем углу мы видим ветку с листьями. Листьев ровно пятнадцать. Желающие могут меня проверить! Ну? Тринадцать?! Вот народ! Вчера еще было пятнадцать!
Так. А теперь перенесемся в левый верхний угол. Перенеслись? Там сразу в глаза бросаются три птички. Кое-кто на Западе полагает, что это колибри, но наши ученые опознали в них диких уток!
И, наконец, в центре кульминационное пятно — сама Магдалина! Эль Греко умышленно расположил Марию смотрящей в сторону. Она не может смотреть людям в глаза. Ей стыдно! Поэтому она вынуждена смотреть влево. И если зайти слева, то можно встретиться с Магдалиной глазами, и тогда ей становится так стыдно, что ее лицо краснеет.
Распущенные как попало волосы говорят нам о распущенности Марии в прошлом. Но правая рука уже полностью прикрывает трепетную грудь. Значит, в Магдалине заговорила-таки совесть!