Страница 5 из 21
Антон, справедливо считая себя специалистом, решил развеять туман безличности и, как ему показалось, нейтральным тоном спросил:
— Кто говорит?
— Люди… Я незнаком пока… Рядом со мной сидят, — дядя-муж тёти удивлённо глянул на Антона. — А вы не согласны? Так странно спрашиваете…
При этом он сам вопрошал Малого таким тоном, словно бы недоумевал, дескать, если ты не согласен, то чего тогда сюда припёрся!
— Вон моё место. Видите? — он показал рукой с дымящейся сигаретой. — А рядом и напротив люди сидят. Знаете их?
— Я знаю, — сказал ещё один, подошедший к двери. — Они сугубые практики. А Кира теперь теоретик…
И отходя, якобы к пепельнице, с улыбкой подмигнул Антону.
— Ну и что?! — родственник возмутился этому простецкому «Кире» так, будто бы выявлял и допрашивал замаскированных диверсантов. — Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал… Видите ли, м-м-м… Как вас?…
Дядя назвался.
— Извините. Спасибо. Видите ли… Практик, оперирующий в работе устойчивыми категориями и понятиями, применяющий устоявшиеся принципы и методы, часто не может понимать — принимать либо отвергать — предлагаемых в юриспруденции теоретических изысканий и новшеств…
— Проще говоря, вы их дураками называете… Так, что ли?! Я тоже дурак по-вашему?!
Родственник начал откровенно гневаться, точно выпил не ещё только пару рюмок, а уже с пяток… даже с десяток — ему бы ещё галстук расслабить и сдвинуть, рубашку из брюк повытягивать до мешкообразного вида, руки в карманы и сигарету в угол рта — обычно так и бывает. Но позже! Этот же в своём искреннем возмущении шёл с опережением графика.
— Н-ну-у… — со спокойствием знающего Главную Тайну человека ответил провокатор, бросил в жерло пепельницы непотушенную сигарету и снова с улыбкой незаметно подмигнул Антону, который выражением лица был всецело на его стороне. — Зачем же вы так? Не надо людей обижать подозрениями.
И даже не взглянув на оппонента, вышел из курилки в зал.
— Нет, вы видели?! — теперь родственник апеллировал к Антону. — Кто это такой? Наглец — самым умным себя считает…
Но Малой тоже не хотел продолжать, пожал плечами и оставил дяде одну возможность — поискать согласных слушателей среди людей, собравшихся в другом углу курилки своей компанией. Антон, правда, окурок не просто бросил в пепельницу перед выходом — он его сначала затушил, с кайфом вминая в глянцевую жестянку, словно бы растирая по ней одобряемую дураками несправедливость.
Глава 4
Неспешно двигаясь к столу, Малой оценивающе разглядывал дам, надеясь в душе уловить во взгляде понравившейся одинокой красавицы ответный интерес. Не уловил. «Ничего, — решил он про себя. — Праздник только начинается!»
Но переводя взгляд с одной на другую, он случайно встретился-таки глазами с той, взгляда которой он не то что не хотел, а даже боялся — с женой Кирилла Дианой.
Когда он её вспоминал, то ненавидел свою незаурядную память. Диану-то как раз он с удовольствием бы забыл, как будто и не было её вовсе. У Антона даже иногда получалось по собственному приказу уже не думать о ней, он научился отвлекаться. То ли время лечило, то ли воля его работала — он не анализировал, откладывал на потом. И вот она… Впрочем, было бы удивительно, если бы её не было на торжестве собственного мужа. Малому даже пришлось признаться самому себе, что он хоть и понимал неизбежность такой встречи, надеялся, что они останутся на дистанции, и Диана не сможет снова по-женски понять его неизбывную до сих пор боль. Антон не хотел выглядеть слабым. Он боялся, что отведёт взгляд первым.
И вот на тебе!.. Глаза-в-глаза! Тет-а-тет, практически… Хоть и при скоплении народа, ставшего в одно мгновение даже не массовкой, а неодушевлённой массой — неким шевелящимся и говорящим сгустком материи, которая даже и живой-то перестала быть в сознании Антона. Он остановил шаг. Остановил взгляд. И через миг понял, что не отведёт его первым — выпивка в помощь! — и не моргнёт. Мало того, он и улыбнулся непринуждённо, склонив голову в приветствии, а в конце ритуала ещё и подмигнул, словно бы перенял инициативу от провокатора в курилке. Только потом двинулся дальше, как будто шутливо отработав почтительное «Бонжур, мадам!» и безразлично после этого и оправданно отведя взгляд по направлению движения. «Браво!» — поздравил он сам себя, посчитав акт сыгранным. Полегчало, и он с удовольствием увидел рядом со своим местом сидящую и смеющуюся незнакомку — по всем признакам без спутника. Впрочем, может и сначала он её увидел, а уж потом ему полегчало… Не важно. Проехали. Забыли.
— Вы позволите, сударыня?
Закалённый давешней репетицией взгляд прямо в глаза незнакомки. Пронзил — с её лица даже улыбка сошла. Дама села ровно, подобралась:
— Да, конечно.
— Будем знакомы? Меня зовут Антон…
Но не успел он усесться, состроить маняще-плотоядное лицо и повернуть его к соседке, как с весёлым шумом и бутылкой коньяка на свободные места напротив загрузились Кирилл и его жена Диана.
— Ребя-ата! Как я рад, что вы пришли, — в Кире искренне радостно гулял хмель, по всем признакам начавший поступать внутрь ещё до банкета. — Антоша, ты почему не ухаживаешь за… Простите, как вас?
Одним предложением именинник сумел оконфузить обоих: Антона — «Антошей», его соседку — неузнаванием. Не думая о переживаниях соседки — плевать на неё! — Малой остро почувствовал, что это возникшее и неуловимое в секунду неудобство сразу превращается в его груди в хорошо осознанную злость. Кира всегда был хамоват… Да что там — жлоб он! Хороший костюм, дорогие часы, косметологом отшлифованная морда, маникюр… Жена-красавица, перспектива в жизни… Да! Все задатки аристократа… Но — внешние задатки! А настоящий аристократизм — это не снаружи… Это внутри!
— Это Светка! Ты чё?!
Начала было Диана по-простецки выравнивать ситуацию — ерунда, дескать, не обращайте внимания — таким же тоном, как у мужа, только теперь играя нуждающийся в безусловном прощении хмель.
— Светка. Подруга моя… Не обижайся. Он ещё вчера праздновать начал… Это теперь на неделю…
— Ты чё, старуха?! У тебя муж — кандидат наук… Это две недели минимум!
И уверенная в своей правоте ухмылка жене, которая не скрывает своего довольства этой жизненной уверенностью мужа. Затем привычный для обоих и наплевательский для окружающих в своей показательности чмок вытянутыми встречными губками.
Невольные зрители всегда в таких случаях обязаны умильно улыбаться. Антон будто бы увидел себя со стороны с этой идиотской улыбкой и без усилий снял её с лица. Он ненавидел эти семейные демонстрации, ясно чувствуя в себе неловкость свидетеля, пусть и случайно, но подсмотревшего в замочную скважину и подслушавшего за дверью. Однако ненависть просыпалась не к себе в минуту неловкости, а к источнику — и совершенно оправданно! Чего вы лезете к другим со своим образцово-показательным счастьем?… Это ведь неприлично, потому что другим, нормально воспитанным людям, становится неловко. А вы именно лезете! Даже если в эти секунды демонстрации вы совершенно искренне перестаёте замечать окружающих… Тем более, если перестаёте замечать! Это же вдвойне неприлично… Жлобство, короче! Чему улыбаться-то?! Да ещё после «Антоши»… Сохранять приличия для неприличности? Но это же нонсенс!
— Давайте выпьем! За нас…
Кира собрал ближайшие рюмки, расставил их в ряд и, по-хозяйски вообще не спрашивая Светку, что она пьёт (может вино?), наполнил их коньяком.
— А «за нас» — это как: за вас отдельно или за нас всех?
Антон сумничал не только тоном, но и жестом: в первой половине вопроса он показал на Киру с женой, во второй — прижался плечом к Светлане и коротко глянул ей в глаза. Она улыбнулась в ясной благодарности за достойный ответ хаму.