Страница 21 из 21
Антон вышел со двора и отправился по его периметру с внешней стороны домов. Кафе… Кафешка… Кафетерий. То, что нужно!
— Здрасьте.
Продавщица… Нет, пожалуй, буфетчица вполне приветливо ответила и сама спросила, что ему угодно.
— У вас летняя площадка работает?
Она удивилась:
— Да… Но сейчас же не сезон.
Антон сделался безапелляционно наглым:
— Сезон, сезон! Вытаскивайте столы-стулья из подсобки и расставляйте…
— Но…
— …И не там, где обычно — не на улице, а во дворе.
Буфетчица, начиная уже привычно ориентироваться в своём многотрудном жизненном опыте, по инерции всегдашнего протеста успела всё-таки спросить-воскликнуть:
— Да с какой стати-то?!
Сразу же её взгляд упёрся в ограничитель любого протеста в виде полицейской корки с форменным портретом уполномоченного наглеца.
— Н-но… Это надо не со мной решать…
— А с кем? Зовите!
— С директором… Н-но его нет.
— Значит вы сейчас здесь главная. С вами и решили. Действуйте!
Она позвала с кухни повариху, и они вместе зашевелились, забросив стряпню-торговлю и бормоча, что тоже, мол, мужик называется — стоит и смотрит куда-то во двор, а бабы столы-стулья вытаскивают, ящики-коробки затаскивают, вениками-тряпками машут, наводя приличествующую заведению чистоту. Хорошо хоть зонтики тут вставлять некуда, а то и их бы пришлось тягать-ставить… А если дождь? Где и как потом мебель сушить? Директор убьет! Надо ему позвонить…
Тот узнав, что в его отсутствие хозяйством распоряжаются не просто посторонние, а менты, сказался срочно занятым по налоговым вопросам и поручил буфетчице самой «разруливать напряг с ментами». И чтобы всё было тип-топ. И с ментами, и с мебелью! «Иначе… Ты поняла!»
А у прилавка уже люди скопились. Нервничают. Обеденный перерыв проходит. А в этой всегда приветливой лавчонке-забегаловке что-то непонятное происходит… И Валя (Зина-Клава) нервная какая-то… И завсегдатаи, гаранты ежедневной выручки, разворачиваются уже и уходят в направлении ближайших конкурентов. А Валя (Зина-Клава) с навсегда испорченным настроением и подругой по перекурам — поварихой окончательно утверждаются в мысли, что «все менты — козлы».
Антон, однако, смягчил женскую эмоцию, неожиданно и великодушно расплатившись за кофе. Но тут же её снова утвердил, забрав со стола буфетчицы газету с кроссвордами.
Сидеть пришлось долго. Уже и кофе — даже дармовой, в конце концов, — не помогал. Антон начал зябнуть. Терпел. И дотерпел-таки!
В подъезд зашёл завотделением — Томас.
— Ах ты, с-с-с…
Прерывисто от дрожи просвистел сам себе сексот. Поднялся и на нетвёрдых, задубевших ногах вошёл в кафетерий, чтобы выйти через парадный вход и найти машину злодея, который тоже — понятное дело — прятался и поэтому не въехал на ней во двор.
Машина стояла недалеко. Антон, не задумываясь, злобно качнул её, спровоцировав сигнализацию. Спрятался за дерево. Повторил, когда тревогу отключили из окна. Потом опять. И так ещё три раза, пока, наконец, не вышел к машине взволнованный — то, что нужно! — доктор. И как только он разблокировал двери, Малой выскочил из укрытия и, обхватив его, чтоб руками не дёргал, впихнул-вкинул на водительское сиденье, а сам прыгнул на заднее.
Док, хотя и успел увидеть Малого, но усилившееся новым недоумением волнение не позволяло ему сконцентрироваться и что-то предпринять в свою защиту. В итоге он был сзади за шею прижат к подголовнику сиденья и дёргаться мог только руками-ногами.
— Тихо, тихо, док. Заводи, поехали.
— Куд-куда? — прокудахтал натужно Томас спёртым голосом.
— А без разницы. Будешь меня катать, пока всё не расскажешь.
— Ш-што всё? — теперь док шипел.
— Вообще всё! И не вздумай дёргаться. Не забывай, кто я… Я как раз на службе… Провожу следственно-оперативные мероприятия…
— Как-какие, на хер, мероприятия?! — приходя в себя и меняя растерянность на злость, «закакал» доктор теперь уже вполне по-мужски.
— По выявлению преступника! Поехали!!!
Слегка ослабив захват, Малой дал Томасу возможность тронуть машину с места и выехать на дорогу. Помолчали.
— Ну!
— Что ну? Ты с ума сошёл!
— Рассказывай, сука!
— Да что рассказывать-то?!
— Не станешь по-хорошему — станешь по-плохому, — приговорил друга по ментовской инерции Малой с противным чувством несогласия с самим собой, когда ещё только на уровне бездоказательных, интуитивных ощущений становится понятно, что всё это зря.
Профессиональная же привычка утверждала, что самое время пригрозить шантажисту так, чтобы он понял вдвойне беззаконный трагизм своего положения, когда не только он — преступник, но и объект его вымогательства начал действовать против него сам по себе, безо всяких глупостей вроде Уголовно-процессуального кодекса, а потому ни перед чем не остановится. Однако Антон опасался «кипежа» с его стороны в этом случае и потому терпеливо решил играть роль законника:
— Ты понимаешь, док, что под статью залетел? Это срок, док! Это крах всей твоей жизни! Рассказывай всё. Только чистосердечное признание может тебе помочь.
— За что срок?! Преступление-то в чём? Что ты несёшь? Или теперь что, любовница — тоже уже преступление? Дожили…
— Не виляй, док, ты понимаешь, что встрял…
Последнюю фразу Малой произносил, уже поймав за хвост возможную разгадку своих внутренних неладов, но показывать своего наступающего понимания ещё не собирался.
— Какая любовница? Кто?
— Да в чём дело, в конце концов?!
— Я задал вопрос.
— Н-ну, ладно… Только между нами, Антон, по-мужски… Лады?
— Колись, док! Не тяни кота за яйца…
Тот остановил машину у бордюра, словно для набора решимости, но заговорил до банальности обыденно:
— Да ничего особенного… Господи! С медсестричкой у меня шашни. Роман!.. Она это так называет… Хочется ей романтики… — Пауза. — Ты-то тут при чём?
Док, очевидно, начал строить свои догадки в том же романтическом направлении — неправильные догадки:
— У тебя на неё виды, что ли? Бат-тюшки! Я ж не знал! Да и лямур у нас до тебя начался… Так что извиняй… Коли так-то…
В одном своём соображении доктор был безусловно прав — в том, что Антон действовал сейчас самостоятельно. Томас даже откровенно и нагло — пугающе! — расслабился под рукой участкового.
Хотя… Почему пугающе? Его, доктора, зато теперь в возможной панике с привлечением посторонних, настоящих ментов на службе, можно не опасаться…
Но и смягчать свой «наезд» сразу нельзя было — вдруг Томас «включил дурака»… Довольно умело, надо сказать, включил и сейчас «стрелки переводит». Молчание, однако, затянулось. Да и стоять тут нельзя было. Доктор молча и медленно опять поехал.
— Так это ты к ней, значит, приехал?
— Не к ней, а на квартиру… Снял я квартиру…
Герой-любовник удивлённо посмотрел в зеркало заднего вида. Мгновенное его прозрение стало затуманиваться новыми вопросами: за кем следил Малой, за ней или за ним? А если за ним, то с чего вдруг?
— А она там?
— Нет! — доктор отреагировал так быстро, что для Антона звук ответа брякнул ложью, словно в пустом ведре. — Слушай, Антон… Давай, ты успокоишься… Нет её там, правду тебе говорю… Это не её дом… А где её, я даже и не знаю — незачем мне… Она говорила, что с родителями живёт… Я бы туда в любом случае не пошёл бы… Ну что мне, с родителями знакомиться, что ли?!
Соблазнитель чуть было не добавил в сердцах «Нах они мне нужны!», но сдержался, дабы личную трагедию несчастного влюблённого не усугублять своим несерьёзным к ней отношением. Антон, между тем, отметил, что они всё больше отдаляются от заветного двора. Мало этого, оклемавшийся от внезапности доктор, по виду сначала принимавший его за психа, уже перестроился из правого ряда в центральный и ехал теперь вполне себе уверенно.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.