Пути кораблей

Это было похоже на игру в «горячо и холодно». Чем ближе подходили мы к затаившимся птенцам — настойчивее и смелее делались летавшие над нами птицы.

Несмотря на все старания, нам не удалось разыскать маленьких птенцов, чутко слушавших предостерегающие голоса родителей, кричавших им на языке птиц: «Прячьтесь, прячьтесь, прячьтесь, не показывайтесь, здесь ходит враг!..»

— Их нужно прикончить, — сказал мой спутник. —  Это чадолюбивое семейство делает очень много вреда птичьему базару, и, наверно, на совести каждого лежит не одна сотня птичьих жизней, а грабленое и сосчитать невозможно.

Мне не хотелось стрелять в красивых кружившихся надо мною птиц, но было жалко беззащитных люриков и каир, за счет которых кормилось семейство разбойников, и я поднял ружье. Поморник, испуганно вскрикнув, свалился на камни серым комочком, другой тотчас бросился к нему с плачем. Я уложил его из второго ствола.

У развалившегося домика, сделанного из земли и бамбуковых палок, копошились люди. В домике на досках лежала медвежья шкура. Ее рставили здесь весной, когда начальник станции Иванов в сопровождении промышленников делал санный объезд берегов. Тогда путники устроили привал на мысе Флоры. Начальник увлекся обычной работой. Он стоял за треногой, занятый наблюдениями, не замечая, что с моря к нему подкрадывается медведь. Медведя увидели промышленники, поправлявшие у домика нарты. Метко пущенная пуля на месте положила смелого зверя. Это был крупный самецс прекрасным зимним мехом. Ценную шкуру пришлось покинуть, так как не было возможности тащить по исключительно тяжелой дороге лишний груз. Промышленники спрятали шкуру в бамбуковый домик и завалили досками дверь. С тех пор ни одно человеческое существо не посетило мыс Флоры, и шкура лежала неприкосновенно.

Сопровождавший нас промышленник Кузнецов выволок ее наружу и, пробуя вылезавшую шерсть, с досадой покачал головой:

— Пропала, зря спарилась шкура!..

По-видимому, мыс Флоры был излюбленным местом медвежьих прогулок. Об этом свидетельствовали оставленные здесь еще в прошлом году ящики с продовольствием, основательно потревоженные медведями. Весной путешественники нашли эти ящики лежащими на снегу. Один ящик с печеньем был разбит в щепы, а вокруг виднелись признаки недавнего пиршества. Медведю, видимо, по вкусу пришлось сладкое чайное печенье, и он в один присест слопал весь ящик, оставив на снегу несколько раскрашенных бумажек. Ящик с рыбными консервами и коньяком не стоил внимания, и медведи оставили его почти целым, немного поцарапав когтями верхнюю деревянную крышку.

Ледокол давал гудки, приглашая нас возвращаться на борт, а мы все еще продолжали бродить по берегу, разыскивая среди валявшихся, разбросанных предметов достойные водворения в Арктический музей. Мы бродили вокруг остатков разрушенного поселка, прислушиваясь к шуму моря и свисту птичьих крыльев над нашими головами.

В тумане

Третьи сутки стоим неподвижно, окруженные ледяной битой кашей. Туман висит пеленой. Он то наваливается, то отступает — и тогда на востоке видны высокие, покрытые снегом берега. Какому острову принадлежат эти появляющиеся, как видения, туманные берега? Что виднеется за дымкой тумана — Земля Рудольфа, куда теперь мы держим путь, или эти скалистые снежные берега все еще принадлежат острову Джексона, встретившему нас столь неприветно? Определиться нет возможности. Третьи сутки мы не видим солнца. Из густого тумана, как из частого сита, сеет мелкий дождик, — палуба, мостик, лица и одежда мокры. Легкий северный ветер вместе с льдинами несет ледокол к югу. Дрейф пока небольшой, почти незаметный. Ночью, просыпаясь, я прислушиваюсь и смотрю в иллюминатор, из которого повевает в лицо холодный, сырой ветер. Все по-прежнему тихо. Белые чайки с жалобным криком вьются над кучами корабельных отбросов.

Единственным развлечением, немного развеявшим нахлынувшую скуку, было появление трех медведей. Их заметила во время обеда судомойка Маруся. Женский пронзительный голос возвестил:

— Медведи идут!

В тумане, покрывавшем ледяное, серое, покрытое ропаками поле, неспешно пробирались три медведя. Медведи приближались к судну, иногда останавливаясь и поднимая головы с черными пятачками. Шум, доносившийся с судна, заставил их насторожиться, и, обнюхав воздух, звери стали удаляться.

Еще издали, за изрезанным трещинами и полыньями серым ледяным полем, сквозь дымку тумана мы увидели на береговом каменистом откосе, окруженном снегом и льдом, сквозившие остовы старых построек. На груде каменных обломков белел маленький домик. Две скалы, которыми заканчивался врезавшийся в море мыс, были похожи на башни древнего замка…

У входа в бухту мы встретили еще одного важно шествовавшего по льду медведя. Зверь направился к судну, тщательно исследуя лунки тюленей. Присутствие зверя показало, что лед в бухту пришел недавно и медведи здесь занимаются охотой.

Медведей в этих местах скопилось большое количество, и мы не успели закончить завтрак, как кто-то возвестил о приближении нового зверя. Остановившись недалеко от ледокола, этот зверь осторожно обнюхивал кровь убитого нами своего собрата, красневшую на снегу. Кочегары подкинули в топку кусок медвежьего сала, и, чувствуя вкусный запах, медведь потянул по ветру, как собака тянет по дичи. Внизу кто-то выстрелил и промазал. Вторая пуля угодила зверю в пах. Точно пришитый, он изогнулся и лег на лед. Он долго лежал неподвижно, казался убитым насмерть. Когда на лед выбежали люди, зверь вдруг поднялся, весь красный от крови, и, пошатываясь, пошел. Густая алая кровь ручьями стекала с его длинной шерсти, пачкая снег.

— Ну и сила!.. — говорили на мостике, продолжая стрелять в удалявшегося зверя.

— Сколько пуль получил, а смотри — идет.

Берег был близко. Небольшое ледяное поле отделяло нас от темневшей береговой полосы с постройками старого лагеря.

Остров Рудольфа

Первым спустился на лед руководитель экскурсии. Люди длинной вереницей растянулись по льду, изрезанному трещинами и небольшими полыньями. Нужно много сноровки, чтобы, лавируя среди трещин и ропаков, разыскать проходимый путь к берегу, видневшемуся над льдинами темной полосой.

Скоро один из путешественников провалился. Под его тяжестью на краю трещины обломился лед, и неудачник оказался по плечи в воде. Сильное течение тянуло провалившегося под лед. Шедший рядом спутник подал утопавшему руку, но течение засасывало людей с такой силой, что пришлось кликать на помощь. Мы услышали тревожные голоса:

— Скорее, скорее!.. Он меня тащит под лед!

Общими усилиями вытащив утопавших, мы поставили их на лед. Потерпевший был бледен, щеки его тряслись. Мокрый по грудь, в коричневой кожаной куртке, ставшей черной от воды. он торопливо отправился на ледокол, далеко дымивший во льдах.

Дальнейшее путешествие прошло благополучно. Перешагнув через последнюю трещину, отделявшую нас от берега, мы выбрались на береговые вросшие в лед камни. С первого шага под ногами стали попадаться разбросанные по камням различные предметы, принадлежавшие некогда зимовавшим здесь иностранным экспедициям. Шагах в пятидесяти от берега на груде голых камней стоял небольшой, покрытый толем, хорошо сохранившийся дом. Множество ящиков с продовольствием, разбитых и нетронутых, находилось подле забитого снегом и льдом дома. На некоторых были отчетливо видны следы медвежьих зубов и когтей. В течение многих лет медведи здесь были единственными хозяевами и по своему усмотрению распоряжались остатками брошенных людьми запасов. На самом видном месте стоял открытый ящик с посудой. Медведи разбили несколько тарелок и судков, оставив нетронутым остальное.

Внутри по самый потолок дом был забит обледенелым снегом, насыпавшимся сквозь крышу и надутым ветром из щелей. Снег превратился в плотный лед. С большим трудом мы протиснулись сквозь дымовое отверстие в крыше. Следуя за передовыми, я провалился в темную дыру и, скатившись на спине с ледяной горки, оказался в маленькой темной комнате, заваленной всяческим снаряжением. Скудный свет проникал сквозь забитое досками окно, освещая заваленные книгами стол, полки. Привыкнув к темноте, мы стали различать разложенные на полках предметы. На стенах висели фотографии и картинки. На полках, корешками наружу, были расставлены книги. На столе, точно здесь недавно работал и не успел убраться фотограф, были разбросаны принадлежности фотографической лаборатории. Копаясь на полках, мы нашли несколько предметов, имевших музейный интерес. Многие вещи хорошо сохранились. Меховую одежду можно было носить; спички, несколько пачек которых лежало на полках, несмотря на длительное пребывание под снегом и льдом, мы тут же пустили в употребление, освещая темные, заплывшие льдом уголки…