Страница 16 из 73
Таким образом, когда индивид представляет себя перед другими, его «исполнение» будет реально проявлять тенденцию к воплощению и подтверждению собственным примером общепринятых ценностей данного общества в гораздо большей мере, чем это делает его поведение в целом.
В той мере в какой исполнение выдвигает на первый план общепринятые официальные ценности того общества, в котором оно осуществляется, можно, по образцу Э. Дюркгейма и А.Р. Радклифф-Брауна, смотреть на это исполнение как на церемонию экспрессивного обновления и повторного подтверждения моральных ценностей данного человеческого сообщества. Более того, поскольку этот экспрессивный уклон в исполнениях начинает восприниматься как реальность, постольку исполнение, которое в данный момент принимают как реальность, будет приобретать некоторые характеристики праздничной церемонии. Оставаться посторонним в помещении, где идет вечеринка или прием клиента, значит оставаться в стороне от творимой реальности момента. Поистине вся жизнь — это церемониальное действо.
Один из богатейших источников данных о представлении перед другими идеализированных исполнений предлагает нам литература по социальной мобильности. По-видимому, в большинстве обществ есть главная или общая система стратификации, а в большинстве стратифицированных обществ существует некоторая идеализация высших слоев и определенное стремление части людей продвинуться с низших позиций на более высокие. (Здесь следует учесть, что это стремление содержит не просто желание заполучить престижное место, но и желание приблизиться к священному средоточию общепринятых ценностей общества.) Обычно продвижение вверх требует представления себя соответствующими действиями, исполнениями определенных партий, а усилия продвинуться так же как и усилия удержаться от скатывания вниз выражаются в жертвах, сделанных ради поддержания своего представительского переднего плана, своей парадной вывески. Как только действующим лицом достигнут надлежащий уровень знакового снаряжения и свободного владения им, это снаряжение может быть использовано для разукрашивания ежедневных исполнений в том стиле, который предпочтителен в данной социальной среде.
Возможно, самую важную часть знакового снаряжения того или иного социального класса, составляют статусные символы, через которые выражается материальное благосостояние. В этом отношении американское общество похоже на другие, но, кажется, заслуживает выделения как крайний пример существования ориентированной на благосостояние классовой структуры — возможно потому, что в Америке широко распространено снисходительное попустительство злоупотреблению символами богатства и финансовой состоятельности. Индийское общество, напротив, нередко описывали не только как общество, в котором социальное продвижение осуществляется и оценивается в характеристиках кастовых групп, а не индивидов, но и как общество, в котором люди склонны в исполнениях своих действий придерживаться предпочтительно нематериальных ценностей и притязаний. Один из исследователей Индии, например, высказался об этом так:
Кастовая система далека от модели жесткой системы, где положение каждой ее составляющей закреплено навечно. Движение всегда было возможно, и особенно — на средних ступенях иерархии. Какая-нибудь низшая каста через одно или два поколения имела возможность подняться на более высокую позицию в иерархии, практикуя вегетарианство и воздержание, и санскритизируя свои ритуалы и пантеон богов. Короче говоря, такая каста, насколько возможно, перенимала обычаи, ритуалы и верования брахманов, и принятие брахманского образа жизни той или иной низшей кастой, по-видимому, было частым, хотя теоретически запретным явлением…
Стремление низших каст подражать высшей было мощным фактором в распространении санскритских ритуалов и обычаев, а также в достижении определенного уровня культурной однородности не только в масштабе касты, но и по всей Индии[44].
Конечно, в действительности есть много индуистских групп, члены которых эгоистически заинтересованы во внесении знаков богатства, роскоши и высокого классового статуса в исполнение своих повседневных дел и слишком мало думают об аскетической чистоте, чтобы бояться повредить ей. Соответственно, в кичащейся богатством Америке всегда были влиятельные группы, члены которых чувствовали, что каждое исполнение определенных действий в каком-то отношении обязано приглушать внешние выражения атрибутов чистого богатства, чтобы поддерживать впечатление о преобладании в их жизни стандартов породы, культуры или моральной серьезности.
Возможно, из-за ориентации на продвижение вверх, наблюдаемой сегодня в ведущих обществах, люди склонны думать, что подчеркнутая выразительность исполнения обязательно требует от исполнителя каких-то проявлений в поведении более высокого классового статуса, чем был свойствен ему в обыкновенных обстоятельствах. К примеру, вряд ли кого-либо удивят следующие подробности домашних «исполнений» из прошлого Шотландии:
Одно совершенно ясно: средний помещик и его семья в обычное время жили гораздо скромнее, чем когда они принимали гостей. Лишь тогда они поднимались до высоты большого события и подавали блюда, напоминавшие о пирах средневековой знати. Но подобно тем же былым нобилям, между пиршествами они, так сказать, «вели секретное домашнее хозяйство» и держали самый простой стол. Этот секрет хорошо охранялся. Даже Эдуард Бёрт, при всем его знании шотландских горцев, очень затруднялся описать их повседневную пищу. Все, что он мог сказать определенно, сводилось к тому, что когда бы они ни принимали гостя-англичанина, они предлагали ему слишком много еды. И он заметил по этому поводу: «Там часто говорят, что шотландский лаэрд скорее ограбит всех своих арендаторов, чем позволит англичанам плохо подумать о его умении вести хозяйство. Но я слышал от многих, что…, хотя за обедом таким помещикам прислуживали пять или шесть человек, они, при всем при том, часто вкушали овсянку в разных видах, селедку или другую такую же посредственную и дешевую пищу»[45].
В жизни, однако, разные классы людей имели в прошлом множество причин для систематического культивирования скромности и приглушения всяческих проявлений богатства, выдающихся способностей, духовной силы или самоуважения.
Детскую наивность, безделие, беззаботность и другие черты поведения, которые негры в южных штатах иногда почитали своей обязанностью демонстрировать во взаимодействии с белыми, показывают, как исполнение может преувеличивать ценностные идеалы, придающие исполнителю более низкую позицию, чем та, на которой он втайне видит себя. Вот современная версия подобного маскарада:
Там, где существует реальная борьба за работу выше уровня неквалифицированных занятий, обычно воспринимаемую как «работа для белых», некоторые негры по собственной воле будут принимать символы пониженного статуса, фактически исполняя работу человека более высокого ранга. Так, негр-экспедитор может согласиться на звание и зарплату рассыльного, медсестра позволит называть себя простой сиделкой, а мастер педикюра будет посещать дома белых сограждан поздним вечером с заднего крыльца[46].
Американские студентки преуменьшали, преуменьшают и, без сомнения, будут преуменьшать и впредь свой ум, способности и решительность в присутствии парней-ровесников, тем самым проявляя глубокую психологическую самодисциплину, несмотря на их международную репутацию легкомысленных созданий[47]. Сообщают, что эти исполнительницы житейских ролей позволяют своим «мальчикам» нудно разъяснять уже известные им вещи, скрывают действительный уровень владения математикой от своих менее способных партнеров и проигрывают в настольный теннис под самый конец партии. Вот пример использования этого девичьего арсенала:
44
Srinivas M.N. Religion and society among the coorgs of South India. Oxford.: Oxford University Press. 1952, p. 30.
45
Plant M. The domestic life of Scotland in the Eighteenth Century Edinburgh. Edinburgh University Press, 1952, p. 96–97.
46
Johnson Ch. Patterns of Negro segregation. NY.: Harper Bros. 1943, p. 273.
47
Komarovsky M. Cultural contributions and sex roles // American Journal of Sociology, vol. 52, p. 186–188.