Перебежчик

— А обком? — спросил Колоб, — Я видел, как Смит в «Кронверке» снял пояс с японца. Там правда был пропуск и ключ, или это ваша подстава?

— Там правда был пропуск и ключ, — сказал Степанов, — Мы совершенно не ждали, что в «Кронверке» вы ликвидируете японского шпиона, а тем более, что вы с него что-то возьмете. У них очень высокий уровень боевой подготовки. Как только Ингрид любезно произнесла в микрофон про обком, подвал и ключ, мы сразу же выслали туда наш отряд прикрытия. На случай, если что-то пойдет не по плану, мы держали в воздухе второй вертолет с группой товарища Ли, сапером, кинологом и врачом.

— На все случаи жизни, — усмехнулся Колоб.

— Группа Ли прибыла в обком за пару минут до вас. Собака взяла след. Нашли склад, на складе охрану. Застрелили из бесшумок.

— Разве можно просто взять и устроить обыск в обкоме?

— Нет, конечно. Даже за попытку можно потерять звезды вместе с погонами. Но если есть основания считать, что в здании заложена бомба, тогда можно. И можно даже не открывать информаторов, если бомба действительно будет обнаружена. Японские резиденты не всегда, но часто минируют что-нибудь на случай своей смерти. От конспиративных квартир до гражданских объектов.

— Как в Свердловске?

— Да. Если бы след оказался ложным, нам пришлось бы отписываться за самоуправство. Предъявили бы труп японца, пропуск и ключ. Этого бы хватило для формального оправдания, если бы мы ничего не нашли.

— Но вы нашли?

— Мы нашли гору опиума, двадцать килограмм взрывчатки и много всякого-разного, но подробнее тебе не скажем.

— Не больно и хотелось. А этот Володя в вестибюле? Он ведь не ваш, он точно чекист.

— Володю мы не успевали учесть. Мы знали, что в обкоме будет дежурить какой-нибудь случайный чекист, но никак не могли обезопасить вас от него. Он не знал про опиум в подвале и защищал гражданских от террористов. Диспетчер предсказуемо отправил его эвакуировать здание, но вы все-таки столкнулись в вестибюле. Он уполовинил вашу банду один и без оружия. Хорошо, что вы никого там не убили.

— Я не смогла бы в них стрелять. — сказала Ингрид, — Это простые мирные люди, которых я должна защищать. Если бы кто-то из нас выстрелил в гражданских, я бы сама его убила.

— Я бы не выстрелил, — сказал Уинстон, — Я в Володю выстрелил только потому, что он был в жилете.

— Как догадался? — спросил Степанов.

— Не догадался, а увидел. Первым в него попал Колоб. Он вздрогнул, как от удара, но на рубашке не появилась кровь.

— Я бы добил его в голову, — сказал Колоб, — Если бы он меня полегче ранил. И Студент бы выстрелил, если бы успел. Чекистов мы так и так не любим.

— Дальше как раз появился я, — продолжил Степанов, — Когда Петрович сообщил мне, что резервная группа улетела в обком, а вы решили рвануть туда же, я как раз садился в вертолет у Сытного рынка. Пилот любезно подкинул меня до обкома. Первой зашла группа Ли, потом вы, я зашел через считанные минуты после вас, а бойцы с вертолета закрыли двери перед самым носом группы быстрого реагирования МГБ.

— А маскировка под трупы с уколом? — спросила Ингрид, — Если обком это непредвиденное событие, а Володя еще более непредвиденный противник.

— Домашняя заготовка, не первый раз используем. Мы сообщили Ли, чтобы он встречал вас, и вам на евросигнал, чтобы бежали в подвал и сдавались ему. Далее очевидно. Кстати, Володя вас в некотором роде спас.

— Почему? — спросила Ингрид.

— Потому что если бы от действий наших агентов погибли мирные люди при отягчающих обстоятельствах, то с большой вероятностью вас пришлось бы ликвидировать.

— Точно? — спросил Уинстон.

— По настроению товарища генерала.

— А так никто из мирняка за все три дня от нас не погиб? — спросил Колоб.

— Нет. В музее еще спортсмены связали вахтера и трех утренних посетителей, положили их на первом этаже. И дверь закрыли. Автоматчики ее взламывали. При погоне ситуация вышла из-под контроля. Вы бы уехали, но противник ввел в бой резервы. Если бы не Студент, пришлось бы вмешаться нашей оперативной группе.

— Броневичок, который шел сзади?

— Он самый. Вас бы при возможности арестовали, а при отсутствии возможности ликвидировали бы, чтобы не отдать конкурирующим структурам. Особенно с риском, что конкретно эта оперативная группа МВД могла работать на врага.

— Пока бандиты гонялись на нами, они никого лишнего не задавили? — спросила Ингрид.

— С вашей стороны было очень гуманно гонять вдоль железных дорог и по промзоне. Конечно, случилось несколько аварий. На пару десятков тысяч побочного ущерба и несколько легких травм. Среди гражданских и милиционеров погибших нет. Но пятерых «гонщиков» вы, считая со Студентом, ликвидировали и еще восьмерых ранили.

— В «Кронверке» погибли официанты и какие-то женщины, — сказал Уинстон.

— Когда я ходил за ленточку корректировщиком, я не думал, что в каждом блиндаже могли быть какие-нибудь местные гражданские шлюхи или слуги, — строго сказал Степанов, — Прислуга врага тоже враги.

— Ваш генерал, который мог бы приказать нас ликвидировать за ущерб гражданским, того же мнения? — спросил Уинстон.

— Да. Я его и цитирую, когда он давал разрешение на «Кронверк». Есть гражданские по нашу сторону фронта, а есть прислуга врага.

— Жестко, — сказал Колоб, — Как на войне.

— Вы тут сильно расслабились, если думаете, что война вас не касается, — ответил Степанов по-настоящему жестко, — Если думаете, что война это что-то на том конце страны, а у вас тут мирное время.

Колоб не нашелся с ответом. Может быть, вспомнил слова Уинстона о том, что когда государство ведет войну с внешним врагом, преступность это как бы второй фронт.

— В итоге вы получили, что хотели? — спросил Уинстон.

— Результат превзошел ожидания. Обком со всеми уликами наш. МГБ опоздало, мы успели подтянуть подкрепление и не отдали им объект. Чуть до перестрелки не дошло, решалось на уровне генералов. По последствиям читайте газеты, — улыбнулся Степанов.

— Там прямо все-все будет? — скептически спросил Колоб.

— Остальное между строк. Если коротко, то зачистка ждет Ленинград и Мурманск. Следственные мероприятия идут по всему Скандинавскому военному округу и в Москве.

— А чистота рядов? — спросила Ингрид.

— Мы не только прикрывали вас в поле. Наши сотрудники с самого начала операции сидели на АТС города и ставили на прослушку абонентов, которых вы упоминали. Ждали, что в нештатной ситуации они перейдут с маляв и устных сообщений курьерами на звонки. Потом ставили на прослушку абонентов на той стороне. Записали суммарно на больше двухсот лет заключения.

— Поздравляю.

— Спасибо.

— Куда мне теперь? — спросил Колоб, — Вылечите и выпустите? Или в расход?

— Сам как думаешь? — ответил Степанов.

— Хотели бы в расход, добили бы давно. Если выпустите, то с братвой будет тяжело объясняться, почему я живой.

— Наши отряды, ох отборные. И те, кто нас любит, всё смотрят нам вслед…

— Только ты глянь на образа, а лики-то черные. И обратной дороги нет, — продолжил Колоб, — Ты на что намекаешь?

— Час назад я говорил с одногруппником по училищу. Он работает в Эфиопии. Там есть православный монастырь, и настоятель иногда просит помощи в деликатных делах. Поедешь в Африку?

— Я не буду на вас работать. Ни в каком виде.

— Я тоже так говорил, — сказал Уинстон.

— Не надо. Будешь послушником в приходе, — сказал Степанов.

— Что я там буду делать?

— Решать вопросы. Своими силами. Не обращаясь к нам.

— А если я вас сдам? Все ваши планы?

— Кому? Милиции или МГБ? Или блатным?

— Хм…

— И как ты из всех ваших приключений вырежешь себя, любимого?

— Хм… Да черт с вами. Лучше уж снова в Африку. К потным женщинам и теплой водке. Какие вопросы-то решать?

— Говорят, там японцы возят опиум на подводных лодках — невидимках.

Колоб дико заржал, схватился за грудь и скривился от боли. У Уинстона тоже закололо под ребрами, и только Ингрид искренне отсмеялась без болевых ощущений.