Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 13

Не выполнить последнее желание своего друга не посмел. Пётр вышел во двор и нашёл лопату, быстро перерыл могилку и перенёс маленькое тельце, завёрнутое в тряпицу, в хлев, похоронил рядом с другими Мишку. Оторвать звёздочку от полуистлевшей рубашки он не смог бы, но звёздочка сама оторвалась и выпала возле дверей. Он прибил откуда-то появившимся гвоздиком пятую звёздочку. Она сохранила свой красный цвет под землей, и казалось, что она горела и звала куда-то…

Пётр Иванович работал следователем и, применив старые связи, нашёл в архиве дело своего учителя. Он обвинялся в уничтожении вверенного ему школьного имущества в виде двадцатилетней кобылы по кличке Бээгэй (Карлик). На допросе учитель сказал, что кобылу задрали волки. А Пётр, Петя, знал, как дело было.

Они отвели Карлика далеко в лес по снегу, учитель завязал глаза лошади и сказал: «Дети, я не хочу убивать нашу лошадку, но надо. Вы и я голодны, нам нужно мясо, чтобы выжить. Я убью лошадь, и меня, наверное, отправят в тюрьму за несохранение школьного имущества. Но главное – вы останетесь живыми. Я хочу, чтобы вы встретили своих отцов и братьев с победой. Отвернитесь и стойте там». И мальчишки стояли за высокой толстой лиственницей и тихо плакали. Затем они услышали падение чего-то большого, грузного на снег и хрип лошади. Через некоторое время учитель позвал их. Они втроём сняли шкуру с лошади, при виде привычного мяса как-то повеселели. Учитель как-то собрал кровь с лошади в одно место. Они потом с девочками делали кровяную колбасу. Они весь день таскали тяжёлое мясо по снегу на еловых лапах. Ещё повесили в мешках на дерево…

Учитель был сослан в тюрьму, оттуда – в исправительный лагерь Н. и умер там. Ближе к осени Пётр Иванович решил поехать туда, чтобы как-то найти последнее пристанище учителя и поклониться его праху.

Он купил цветы в аэропорту и с удовольствием заметил, что многие тоже покупают. Но покупали в основном женщины и подростки. Приближалось Первое сентября. Сел в самолёт и заметил рядом седовласого мужчину, который тоже прижимал к себе букет. Пётр не привык знакомиться с чужими людьми просто так, обычно он задавал вопросы посторонним только по службе. Во время полёта он уснул и проснулся только после приземления.

Это была гористая местность, здесь добывали какую-то руду, необходимую для государства. Голубые горы… Все так говорят, но здесь они были серыми – да-да, серые горы, как и его грустные мысли. Кое-где росла трава и придавала живости этой безрадостной картине. Добраться до лагеря из аэропорта было нелегко, но он доехал туда. Ходил среди безымянных могил, почти сравнявшихся с землёй, пока не заметил на пригорке возле большой горы тёмный гранитный валун. Он решил идти туда, чтобы избавиться от мучивших его горестных мыслей по поводу того, что не смог найти могилу своего учителя. День был тёплый, ясный, с лёгким ветерком. Он положил цветы на валун и присел тут же. Опытный взгляд обнаружил, что камень вынут из-под земли и земля возле камня не грунтовая. Он понял, что это могила, причём к нему шла тропа, по которой часто ходили. И он встал с камня. К нему шёл седой мужчина, с которым он летел сюда. Они поздоровались. Пётр рассказал о цели своей поездки.

– Учитель, говорите… Здесь был один учитель. Это его могила. Это мы похоронили его здесь. Между прочим, он был похож на вас. Он был молодой совсем, мальчишка. Мы тоже были молоды, но безграмотны по разным обстоятельствам, в общем – казанские сироты, воришки мелкие… А он учил нас писать и читать… в тюрьме, в этом дьявольском лагере. Нас били, калечили, надрывали на работе. А он нас учил, учил не просто так… Учил людьми быть при любых обстоятельствах. И мы, выйдя отсюда, встали на ноги, как он мечтал. А вы откуда?

– Из Якутии, село Арылах…

– Да, он был оттуда. Он даже пел часто Арылах. Видно, тосковал по родине… Вспоминал своих учеников, часто Мишку и Петьку.

– Петька – это я. Мишка умер тогда.

– Жаль. А то бы встретились… Почти все мы стали учителями, как и он, а вы?

– Я следователем был. Вот вышел на пенсию и решил найти последнее пристанище учителя.

– Да… Настоящие учителя – это настоящие люди, люди с большой буквы. Для нас примером всегда был и будет он, наш учитель. Здесь мы не озлобились, мы просто научились прощать… Он был таким… Безобидный человек… Его тоже часто били, били нещадно, до потери сознания… Но после того, как мы смогли донести письмо высокому начальству, здесь сменили руководство лагеря, и новые начальники уважали его, хотя это были бывшие фронтовики. И это они разрешили похоронить его здесь. У него что-то было с желудком, умер как-то быстро.

– Мы голодали, но он ещё хуже… Он отдавал нам своё последнее… Тощий был, но жилистый. Часто пил чай, но не ел… Видимо, это и сказалось… Но боюсь, что побои сделали своё недоброе дело… Мы его долго ждали, думали, его отпустят, он был хороший, добрый человек…

– Да, его дело было пересмотрено. Через месяц его должны были отпустить… Но, видимо, судьба такая… Он так хотел поехать домой, в Арылах… К нему не приходило ни одно письмо, как и нам… Но он писал. То Петьке, то Мишке, то кому-то. Никто не ответил.



– Мы не получали письма, странно.

– Ничего странного, цензура, наверное, постаралась. Ещё он писал любимой девушке Маис… Он нам много рассказывал о ней. Это был идеал земной женщины для нас. Я до сих пор представляю её чёрные косы, карие глаза, белое личико… Странно, но таких большинство из нас и выбрало в жёны.

Они ни разу не целовались, просто держались за руки. Но он и она понимали друг друга без слов. Он говорил, что она будет ждать его до конца своей жизни. Учитель был уверен в этом.

– Маис, Маис… Да, как я не догадался сразу, – это моя старшая сестра Мария. Так на якутский лад зовут некоторых. Майыс – так будет правильно – училась в школе вместе с ним, стала учительницей, не вышла замуж. Так и жила одна около того места, где мы учились… Да, это она… Точно… Я видел у неё его портрет и шапку.

– Говоришь, жила… Сейчас её нет?

– Да. Я недавно приезжал на её похороны и навестил свою старую школу.

– Значит, ждала его до конца своей жизни, как он и сказал…

Это было в далёкое и не очень далёкое советское время. Я, студентка сельскохозяйственного техникума, собралась на новогодние каникулы домой в далёкий район Сунтар и сидела в аэропорту города Якутска. Пятидесятиградусные морозы с туманами и без туманов стояли в те дни. В то время большим уважением пользовались герои труда, и ночью почти пустой самолёт улетел с орденоносцем – дояром Владимиром Африкановичем Михайловым. Имя его запомнила из-за странного отчества. Поэтому, опасаясь, что следующий самолёт вылетит туда тоже ночью, решила переночевать в зале аэропорта.

Время тянулось медленно, знакомых почти не было. Старшая сестра Анна снабдила меня провизией: десяток сваренных вкрутую яиц, столько же пирожков. Буфет в аэропорту работал из рук вон плохо.

Нескончаемые очереди злили всех. Поэтому я доставала пирожки и яйца по мере появления сигналов от проголодавшегося желудка.

От нечего делать присматривалась к другим пассажирам. Напротив меня сидела старушка, похожая чем-то на мою мать. Особенно бросалась в глаза её одежда: большой клетчатый платок, чёрный велюровый полушубок, такие же чёрные валенки. Я поздоровалась, когда она обратила внимание на мою персону. Разговорилась с ней. И она рассказала мне эту похожую на сказку историю, которая помогла скоротать ту зимнюю тёмную ночь в аэропорту…

У них, где-то под Новосибирском, растут прекрасные, стройные голубые ели. И жили там, в лесном кордоне, муж с женой. Муж был лесничим, охранял эти леса с необыкновенными деревьями. Но однажды исчез во время снежной бури. Следов обнаружить не удалось. Вместо него жена стала работать лесником…

Однажды она шла на лыжах по лесу и услышала детский смех. Женщина удивилась: вокруг не было ни жилья, ни дорог. Подумала, что просто устала и ей всё это мерещится. Но она всё-таки остановилась и стала прислушиваться. Смех и детский лепет тронули её душу, сердце не забыло умершего в младенчестве сына. Повернув туда, лесничиха увидела сидевшего на сугробе голого малыша, который играл с искрящимся на солнце снегом. Она подошла и протянула руки к ребёнку. Дитя посмотрело на неё голубыми, как небо, глазёнками и тоже потянулось к ней. Вокруг него не было следов…