Во благо государства

— Доносил им, когда кто-нибудь через вашу деревню проезжал, чтобы его потом ограбили?

— Нет, господин капитан.

— А того, кто доносил, знаешь?

— Не знаю, господин капитан.

Не врёт. И боится уже меньше, потому что никакой вины тут за собой не видит. И последний вопрос, для проверки.

— Ты человека когда-нибудь убивал, грабил?

— Никогда, господин капитан.

Вот и всё.

— Похоже, ты честный человек. Держи, это тебе за беспокойство! — Кель’рин протянул крестьянину несколько медных монет. — И копьё своё можешь забрать. За сопротивление прощаю.

— Спасибо, господин капитан, Ваша мудрость! Эм… Я свободен и могу идти?

— Свободен. Но пока побудешь с нами. Может, ещё что спрошу. Корин, теперь ты. Разбойников встречал?

— Да, тоже в деревне, Ваша Мудрость. Только они меня не видели, прятался я. А сам их видел, да.

— В банду их вступал?

— Да я же ни копьём, ни топором драться толком не умею, на что я им?

Что-то не так, ответы правдивые, но слишком много напускной уверенности.

— Знаешь, кто рассказывал разбойникам о проезжающих через деревню путниках?

Точно, знает! Слишком быстро уверенность оказалась сметена страхом.

— Не знаю, Ваша Мудрость.

Вот это явная ложь. Слишком много страха и обречённости, что в сознании, что в голосе, даже бездарь бы заметил.

— Ответь ещё раз. Сам же говорил, я ложь чую.

Испуганный взгляд и молчание.

— Давай я тебе объясню. То, что ты сейчас делаешь, называется «укрывательство преступника». В твоём случае, ты собираешься разделить с этими разбойниками их вину и, следовательно, их наказание. Доказать свою непричастность ты не можешь, тут будет моё слово против твоего. Как думаешь, кому поверит судья, бродяге или боевому магу на службе регента? Так-то! Учитывая, сколько крови на этой банде — лично тебя ждёт пожизненная каторга.

Пленник — один комочек страха, но продолжает молчать.

— Сколько тебе сейчас лет? Тринадцать? Пятнадцать? Если повезёт, в каменоломнях проживёшь ещё столько же. Думаешь, ты тут знаешь, что такое голод и тяжёлый труд каждый день? Вот там узнаешь по-настоящему.

Нет ответа. Как бы сейчас поступил Барко? Врезал бы ему хорошенько и продолжал бы бить, пока не заговорит. Или не умрёт. Глупость. Прав Тай’нин, такие методы не для одарённых. Нарин’нэ бы так не сделала, она бы просто… Как она это называет, попросила или убедила? Кель’рин вспомнил, как он, одарённый и обученный маг, ухитрялся не замечать человека в нескольких шагах от себя. Бездарь, поди, сам себя может запытать до смерти по такой её просьбе. А уж разговорить кого подобным способом проще простого. Тай’нин говорил, что ему предстоит многому научиться, в том числе и этому, так что Нарин’нэ звать рано, нужно попробовать самому.

Для чего на допросе используются угрозы и пытки? Чтобы напугать допрашиваемого, чтобы страх пересилил причину, заставляющую его держаться.

— Корин, кто в деревне шпионит для разбойников? — спросил ещё раз Кель’рин, касаясь сознания пленника, чтобы усилить его боязнь перед возможным наказанием.

Дрожит от ужаса, грубая рубаха промокла от пота, но не говорит ничего. Боится, но молчит… Боится… Не за себя⁈

— Твой отец, к которому ты якобы шёл — это он, да? Тот, кто доносит разбойникам?

Не отвечает, но это уже и не нужно, эмоции Корина говорят за него. Почти угадал.

— Нет, твой отец состоит в этой банде, ты просто не хочешь, чтобы его поймали, так?

Да.

— Он сейчас в их лагере?

Да.

— Ты знаешь, где этот лагерь?

— Ваша мудрость! — взмолился пленник.

Получилось! Корин понял, что выдаёт информацию, даже если не раскрывает рта, и теперь собирается просить пощады.

— Пожалуйста, я буду отвечать, только не убивайте отца!

Дело сделано!

— Равс, Барко, обойдите засады! — скомандовал Кель’рин. — Собирайте всех, идём на их лагерь.

— Сделаем! — солдаты растворились в лесу.

Осталось позвать ещё двух членов отряда. Кель’рин извлёк из кошелька украшенное причудливым узором серебряное яйцо с как будто вплавленным в него сохраняющим камнем — амулет Длинной Нити — и положил на раскрытой ладони. Конечно, воспользоваться им можно было и не доставая его. Учитель в своё время и вовсе наказал бы за такое, обозвав ритуальщиком. Не то чтобы держать его в руках было необходимо, просто приятно касаться красивой и как будто живой вещицы. Хотя почему «как будто», она в некотором смысле живая и есть.

Молодой маг потянулся вдоль уходящей вдаль тонкой линии, связывающей амулет с его собратом, нащупывая чужую искру на том конце.

— Ты здесь? — мыслеречь— — не полноценный разговор, передать на такое расстояние можно только простые образы, но, чтобы понять друг друга, этого достаточно.

— Я здесь.

— Скучаю. Жду встречи.

Конечно, двусмысленно говорить такое девушке, но она должна понять правильно. Хотя если поймёт неправильно, тоже не беда.

— Беспокойна. Скучаю. Тороплюсь.

Кель’рин оборвал контакт. Нарин’нэ и отправившийся с ней солдат, Инвар, прибудут так быстро, как только смогут. А пока можно ещё раз расспросить Корина.

Новый допрос прошёл без проблем. К тому времени, как весь отряд, наконец, собрался, Кель’рин в подробностях знал состав банды (двадцать три человека, из них минимум двое — опытные воины, у пятерых есть кольчуги и шлемы), описание отца Корина (Лакис, разорившийся крестьянин, ставший бродягой и наконец разбойником) и главаря банды (Агер, невысокий, но очень широкий в плечах мужчина средних лет, весь покрытый шрамами, непревзойдённый, по мнению Корина, боец), устройство лагеря разбойников (вот сюрприз, не кучка шалашей или палаток, а целое укрепление с земляным валом, усиленным кольями, и перекрывающими единственный вход рогатками), а также располагал обещанием привести туда отряд ещё до рассвета. Бывшее же причиной такой откровенности обещание пощадить Лакиса было дано с оговоркой «если он сам не вынудит себя убить своими действиями» и, по сути, ни к чему особенно не обязывало.