Изгои Интермундуса

Просыпаюсь от ноющей боли в груди. Такой знакомой, но от этого не менее противной. Встаю с дивана, поднимаю шарф и пальто. Огибаю диван и делаю шаг через планку золотистого цвета, разделяющую смежные комнаты: теперь мои ботинки звучно цокают по керамической плитке. Кухня с резными шкафчиками цвета вишни купается в лучах осеннего солнца, а металлические ручки просторных ящиков сверкают так, что глазам становится больно. Умываюсь холодной водой и возвращаюсь в прихожую. Там запоздало понимаю, что умыться можно было в ванной комнате, находящейся ближе к входной двери. На трюмо лежит связка ключей. Наверное, Дея оставила их мне.

Вздыхаю – и воздух больно режет по стенкам легких, но так только кажется. Да и вся эта боль в груди – насколько бы реальной она не казалась – не физическая, а душевная.

Перед тем как выйти на лестничную площадку, медленным взглядом обвожу небольшую прихожую: грязно-желтые стены с выбеленным потолком украшает одна-единственная картина – явная копия работы Куинджи [Русский художник Архип Иванович Куинджи. Картина: Дьявольское ущелье. Лунная ночь. 1890-1895] – на которой изображено горное ущелье с сияющей в ночи рекой. Мягкие голубые тона и ослепительно-белый отблеск на водной глади завораживают, и в то же время успокаивают. На несколько минут я забываю об омерзительном тянущем чувстве, подобно червю, вгрызающемуся в мою душу. Но ощущение безмятежности быстро проходит, а боль возвращается с новой силой.

Измученное бессонной ночью тело больше не может сопротивляться, и я поддаюсь. Не проходит и пяти минут, и вот я уже быстрым шагом направляюсь туда, куда бы добровольно ни за что не пошел – в школу. Мне не было нужды спрашивать дорогу. За годы ставшая ненавистной Связь, та, что мы, венефикусы [veneficus (лат.) – чародей, ядовитый], называем Septimus Sensu [Septimus Sensu [сэптимус сэнсу] (лат.) – седьмое чувство], обострилась, и теперь я мог чувствовать Дею на расстоянии.

Дойдя до места назначения – кирпичного здания с зеленым крыльцом – сажусь на лавку, усыпанную кленовыми листьями. Совершенно не представляю, что я здесь делаю. Нет, конечно, знаю, просто не хочу себе в этом признаваться.

Это все из-за нее…

Что Дея забыла в этой невзрачной средней общеобразовательной школе №26?

«У него, как и прежде, такие же глаза цвета летнего озера…»

В голове всплывает образ блондина с голубыми глазами – всего на секунду, но этого достаточно, чтобы разжечь во мне уже потухший гнев. Бесят не сами мысли девушки, настолько яркие и живые, что смогли прорваться через мою ментальную преграду, а будоражащее чувство восторга,еевосторга.

Упершись локтями о колени и сжав ладонями лицо, отгораживаюсь от Деи – ощущение не из приятных: похоже на то, как если бы я отрубил собственную руку, положил в заплечный рюкзак, и так ходил с ней, зная, что в любой момент можно будет присоединить конечность обратно, и боль пройдет.

Главное сейчас не думать о том, что так обрадовало мою Связанную и заставило вспомнить того урода. Не думать.… Отвлечься…

Закрываю глаза.

Прожитые десятилетья, месяцы, дни, сливаются в одну ляпистую, наполненную невнятным шумом картину. Воспоминания о родителях и друзьях обычно помогали, но, в этот раз, совсем иные обрывки памяти далекого прошлого, цепляясь за края сознания, упорно не хотят отпускать меня…

Дождь лил, не переставая… Я гнал коня весь день и всю ночь, в надежде обнаружить Селенийский замок в целости. Мрачные предчувствия терзали меня, окутывая сердце подобно туману. Поворотный камень давно остался позади, а я приближался к своей цели...

И вот следующий поворот открыл взору невообразимую картину: из полуразрушенных домов Лунной столицы в панике сыпали люди. Огромные каменные глыбы проделали дыры в крышах, осколки поменьше насмерть забили горожан, находившихся в это время на улице. Пепел напоминал серый снег, в одно мгновение погрузивший оживленную столицу в пучину отчаяния. Некогда величественный замок сейчас же напоминал громадную червоточину на темно-синем небосводе. Кусок восточной стены перегородил мне дорогу, не дав продолжить путь верхом. Спрыгнув с коня, я потрепал обеспокоенного Арджуна по потемневшей от дождя морде:

–Я скоро вернусь,–покривил душой, намеренно не привязав дергающего головой коня: быть может, там, на вершине Холма Времен, я встречу смерть, и мы с ним больше не увидимся. Так что не зачем зазря лишать моего верного спутника свободы.

Взобравшись с ногами на низенький подоконник Безумного Лавочника, начал карабкаться вверх: это было нелегко, так как и без того прохудившаяся кровля намокла и скользила под ногами. Крайне осторожно спустившись вниз, перебрался на другую сторону улицы. Надо мной возвышались развалины, окутанные сероватым дымом. Стараясь не думать, что могу там обнаружить, рванул по дороге, ведущей к замку. Мысли путались, а волнение накатывало с еще большей силой – это мешало сосредоточиться и применить магию для быстрого перемещения. Но больше всего меня тревожило то, что помимо тошнотворного отчаяния, смешанного с всепоглощающим страхом, где-то глубоко внутри я чувствовал полное безразличие к происходящему, ощущал пустоту в ее сердце – доказательство нашей с ней Связи.

Добравшись до места, наконец-то осознал, что произошедшее не мой ночной кошмар: окружавшие меня руины казались нетронутыми со времен Эра Новум [Era Novum (лат.) – Новая Эпоха], но эту иллюзию с легкостью разрушали укутанные туманом тела, погребенные заживо. Переводя взгляд с одного мертвого знакомого на другого, я искал глазами любимую, хоть и догадывался, что моей половины среди них нет. Когда вчера на рассвете весь Второй Клан Сэкундус Солярис, съехавшийся отовсюду, поразило проклятье Истока, интуиция набатом забила по нервам: случилось нечто страшное и непоправимое.

Бродя среди развалин и пытаясь игнорировать голос разума, твердившего о причастности к случившемуся той, что держала в своих ладонях мою судьбу, я наткнулся на бездыханное тело королевы Авилы. Она выглядела так, словно задремала после тяжелого дня: тело женщины не было покрыто язвами или как-то изуродовано – никаких следов глубинной магии. Быть может, темные души, сокрытые в Истоке, даровали ей смертельный сон...? Если так, то лучше бы Умбры [Umbra (лат.) – тень] просто растворили королеву в воздухе – как это случилось с моим отцом – тяжело было видеть маму Деи такой. Но что-то в облике Авилы Примус Лунарис выбивалось из общей картины, и только оглядевшись, до меня дошло: она единственная не была завалена камнями – ее тело кто-то аккуратно прислонил к подножию Западной Башни.

Подняв глаза, уцепил взглядом уцелевшую лестницу с несущей правой стеной. Мое сердце замерло: я чувствовал, что именно там найду ее. Облегчение наполнило мои легкие, все еще смешанное с холодным безразличием. Смесь этих чувств помогла мне градануть [градануть – использовать velox gradu (лат. «быстрый шаг») – магическое перемещение] на широкий балкон Западной Башни, той самой, где мы часто подолгу смотрели на панораму спящего у подножия Холма города.

–Дея...? – фигура напротив чуть дрогнула.

Она стояла лицом к обрыву, всматриваясь в покрытую мглой бездну, словно искала там ответы на свои вопросы. Я сделал шаг вперед, коснувшись ладонью ее плеча, в ответ девушка резко обернулась. Турмалиновые глаза испуганно забегали, а в мыслях зазвучал страх перед неизвестным. Мои самые худшие опасения оправдались – Дея не помнила меня.

– Дея... это же я... Что с тобой? – непроизвольный порыв опустить руки ей на плечи добавил паники в ее мысли, и я осознал, что она может сделать. Резко поддавшись вперед, притянул девушку к себе, развернув лицом к обрыву. В это мгновение моя жизнь оказалась полностью в ее власти – стоило Дее чуть толкнуть меня, и я сорвался бы с края. Но, чтобы ни случилось, я успею разомкнуть объятья и спасти ей жизнь.

– Он рассыпался в прах на моих глазах, – прошептала она, прижавшись ко мне: только слабый магический барьер сдерживал нас от падения. Осторожно, стараясь не спугнуть, я взял ее на руки и усадил на обломок стены, подальше от края пропасти. Девушка пока не пришла в себя, поэтому не сопротивлялась. Ее затуманенный взор все еще был направлен в неизведанную даль.