Научу тебя плохому

Вроде не врет, или просто хорошо держится. В любом случае отсюда ее никто не отпустит, больше эта зараза шустрая от меня никуда не денется, не сбежит. Не позволю.

— Ну иди, — разрешаю.

Она тотчас же вскакивает с постели, тянет за собой одеяло, укутывается в него, не сводя с меня огромных глаз. Наблюдает внимательно, точно опасаясь, что за ней последую, что наброшусь на нее.

А я смотрю на нее и кайф ловлю запредельный просто. Я, наверное, точно на голову больной, потому что мышка меня явно боится, а я от каждой ее эмоции тащусь, меня распирает от удовольствия. Она красивая, такая, какой я себе ее все это время представлял. Волосы растрепанные мягкими волнами спадают по плечам, глаза горят каким-то лихорадочным огнем. Красивая она, моя мышка.

Все еще не опавший член в трусах согласно дергается и пульсирует так, что реально больно становится, и мне только дышать размеренно остается, потому что сегодня, друг, ничего тебе не светит.

А мышка, явно в ступоре, машинально сжимает пальцы на одеяле, подтягивая его все выше, словно пытаясь спрятаться от моего, должно быть, совершенно дикого, голодного взгляда. Дурочка, да ты хоть все тряпье, находящееся в этом доме, на себя натяни, не поможет тебе это. Я же уже сотню раз тебя раздел, мысленно, конечно.

Не о том, я думаю, совсем не о том. Мне о ней нужно думать, и желательно, в вертикальной плоскости.

— Ну чего стоишь? — привожу ее в чувства.

Наконец отмерев, она делает шаг назад, а потом, развернувшись, на всей скорости покидает мою спальню, только пятки сверкают. Смешная, трусливая мышка. Ничего, я же все равно тебя поймаю, уже поймал, и никак ты из моей норки не выберешься. Потому что я может и больной на голову, но не идиот, чтобы такими подарками судьбы разбрасываться.

Поворачиваюсь на спину,и подтянувшись, закидываю руки за голову. Не помню, когда в последний раз просыпался в столь приподнятом настроении. А все потому, что с ней, с моей мышкой.

Нехотя поднимаюсь с постели, натягиваю штаны, и иду к столу.

Нужно заказать пожрать и покормить мышку.

Еду я заказываю всегда в одном месте — в ресторане Кира и Макса. Самое приличное заведение в городе, да и иначе как-то и нельзя, не у конкурентов же заказывать, родня все-таки. Хотя, какие там конкуренты, название одно, существуют, потому что позволяют им существовать, не трогают. Не бесплатно, естественно. А как иначе? Тут ведь даже не в деньгах дело, дело в уважении и понимании, кто тут главный. Так и живем. Зато спокойно, тихо. Не считая уродов трех, что мышку мою в машину запихнуть пытались. У нас такое не любят, а их найдут, я этим займусь, конечно, чуть позже, все равно никуда не денутся, номер тачки я запомнил.

К тому времени, когда я выхожу из своей спальни, Еся, успевает закончить с водными процедурами, и мы вновь сталкиваемся посреди коридора, кажется, это уже превращается в традицию.

— Сейчас завтрак привезут, иди пока на кухню, я приду, — подмигиваю, с трудом заставляя себя оторваться от ее лица, и иду в ванную, оставляя замершую на месте Есю.

Не здоровая у меня реакция, ох не здоровая.

Вхожу в ванную, запираю дверь и, скинув с себя одежду, забираюсь в кабинку под прохладную воду. Спускать пар в душе за этот месяц стало нормой. Кому расскажешь, не поверят ведь. И не надо рассказывать, на смех же поднимут. В двадцать два года месяц, сука, месяц не трахаться. А почему? Потому что одна маленькая мышка весь мозг выжрала, в печенках засела и хрен выдворишь ее оттуда. И я не хотел выдворять, и других касаться я тоже не хотел. Тупость неимоверная, а я иначе не мог. Не то, чтобы у меня на других не стоял, я ж все-таки здоровый мужик и потребности у меня тоже здоровые, просто… Да хрен его знает. Больной же на голову, и этим все сказано.

А теперь, когда рядом мышка, последствия месячного отсутствия секса ощущаются намного острее, и держать себя в руках, чтобы не наброситься на малышку, становится все сложнее. Потому приходится справляться подручными средствами. И средства эти разрядку, конечно, приносят, а вот удовлетворения никакого.

Из душа выхожу как раз к приезду курьера. Забираю еду и иду на кухню.

Мышка, как и ожидалось, молча сидит за столом, вцепившись руками в кружку, и устремив взгляд на ее содержимое. Не стесняясь, осматриваю мышку, подхожу ближе, ставлю на стол контейнеры с едой. И, кажется, Еся меня только сейчас замечает, дергается, поднимает испуганный взгляд.

— Ты чего?

— Ничего, — качает головой, — не заметила, как ты вошел.

— Есь, — беру ее руку в свои, мягко провожу пальцами по тыльной стороне ладони, — прекрати меня бояться, я ничего тебе не сделаю.

Мышка не выдерживает мой взгляд, опускает голову, снова смотрит в одну точку.

— Ты меня поняла?

Кивает в ответ, не решаясь на меня посмотреть, и отдергивает руку.

Ну и чего мне с ней делать?

Она же выглядит так, словно я ее не в квартиру свою привел, а на эшафот.

— Тебе надо поесть, — перевожу тему, достаю контейнеры из пакетов и ставлю один перед Есей. — У тебя там чай? — киваю на кружку.

— Нет, — тихо, едва слышно, — вода.

Вздыхаю, едва сдерживаясь, чтобы в очередной раз не сорваться. Открываю один из контейнеров, пододвигаю ближе к мышке.

— Ешь давай, — приказываю практически и иду заваривать чай.

— Марк, — мышка окликает меня спустя несколько секунд.

— Что? — отвечаю, не оборачиваясь, стараясь успокоиться.

Характер у меня всегда взрывной был, дурной даже, а с рядом с ней я вообще в какого-то придурка неадекватного превращаюсь.

— Ты говорил про работу.

— И?

— Я бы хотела начать.

— Начнешь.

— С сегодняшнего дня.

Отложив чайник с горячей водой, разворачиваюсь резко, взглядом встречаюсь с мышкой. Она смотрит на меня воинственно, дерзко даже, и когда успела смелости наесться? Маленькая такая, храбриться пытается. И нахрена ей сдалась эта работа? Я же нормальный вариант предложил, живи себе на здоровье, а нет, мы гордые, мы все сами.

Усмехаюсь собственным мыслям, качаю головой и снова принимаюсь за чай.

— Ты болеешь, — констатирую, ставя перед Есей кружку.

— Мне уже лучше.

— Нет.

— Что нет.

— Сегодня ты работать не будешь, — отрезаю грубо и сажусь напротив мышки. — ешь, блины остынут, они с мясом.

— Тогда я, пожалуй, пойду.

И она реально встает. И нет, это не блажь, не попытка манипулировать, не в ее это стиле. Она действенно намеревается уйти, и не только из кухни. И ведь уйдет, даже глазом не моргнет и жалеть не будет.

— Сядь, — рявкаю так, что она не решается перечить, испуганно на меня взглянув, возвращается на место.

И несмотря на покорность ее, на страх в глазах, я знаю, что если уйти захочет, то обязательно попытается. Отпустить я ее, конечно, не отпущу, но сам факт ее нежелания здесь оставаться на предложенных условиях меня задевает.

— Ты меня здесь все равно насильно держать не сможешь, это неправильно, незаконно.

— Куда ты так торопишься, к чему эта спешка? Денег я у тебя не прошу, крыша над головой есть, что решат несколько дней?

— Я не хочу быть содержанкой, — кажется, она сама от себя подобной откровенности не ожидает, потому что в следующее мгновение она широко распахивает глаза и прикрывает рот ладошкой.

А я вместо того, чтобы разозлиться, потому что она хрень полнейшую несет, начинаю ржать, как припадочный.

— Что за глупости, Есь?

— Не глупости, — сопит обижено.

И чего мне с ней делать?

— Ты точно себя хорошо чувствуешь?

— Да.

— Ладно, после завтрака поедем, покажу тебе рабочее место.

Она открывает рот, чтобы договорить, но я жестом ее останавливаю.

— Только посмотреть, Еся, осмотришься, на этом все. Или так, или я запру тебя в квартире. Согласна?

— Ладно, — соглашается без энтузиазма.

— Вот и хорошо, а теперь ешь.

После завтрака мы собираемся и едем на склад. По пути я придирчиво осматриваю мышку. Пальто ее тонкое, джинсы потертые, совсем не зимние. И то, что я вижу мне совершенно не нравится. Ей однозначно нужно сменить гардероб, потому что вот в этом она себе к чертовой матери все отморозит.