Страница 34 из 276
Примечательно, что рабочие — участники мирной демонстрации вместе с членами своих семей, то есть с женщинами и детьми, предприняли успешную попытку ограбить фабрику оружейника В. Н. Шафа, где на складах хранилось достаточное количество огнестрельного и холодного оружия.
По докладу генерал-майора А. Н. Рагозина — начальника Офицерской строевой школы: 20-тысячная толпа, которая двигалась по Каменноостровскому проспекту, на руках несла
Георгия Гапона. Их лидер пообещал помахать участникам шествия красным или белым платком, в зависимости от исхода переговоров с императором (при неудаче — красным, при положительном исходе — белым). Перед Троицкой площадью рота лейб-гвардии Павловского полка дала залп по демонстрантам, которые, оставив около 40 человек погибшими и ранеными на мостовой, стали отходить и были рассеяны конными уланами. «После залпа и атаки кавалерии означенный священник был скрыт толпой и после уже не был разыскан. В течение остальной части дня и ночью сильные кавалерийские разъезды препятствовали толпе собираться вновь перед войсками и разгоняли появившиеся на Большом проспекте шайки грабителей и хулиганов, бивших стёкла на фонарях и в магазинах. В 12 часов ночи из резерва была выслана одна рота для занятия дома Рабочего союза на Геслеровской улице».
Священник Григорий Гапон.
Почтовая карточка
После прозвучавших первых выстрелов эсер Пинхус Рутенберг, который в последние дни практически не отходил от Г. Гапона, увёл его из толпы. Затем священника переодели, постригли и спрятали на квартире, принадлежавшей А. М. Горькому.
Вечером следующего дня огромным тиражом было напечатано в виде прокламации письмо о. Георгия (Гапона) императору Николаю II:
«Письмо к Николаю Романову, бывшему царю и настоящему душегубу Российской империи.
С наивной верой в тебя, как отца народа, я мирно шёл к тебе с детьми твоего народа. Невинная кровь рабочих, и жён, и детей-малолеток навсегда легла между тобой, о душегубец, и русским народом. Нравственной связи у тебя с ним никогда уже быть не может. Могучую же реку сковать во время её разлива никакими полумерами, даже вроде Земского Собора, ты уже не в силах. Бомбы и динамит, террор бесправного люда, народное вооружённое восстание — всё это должно быть, и будет непременно. Море крови, как нигде, прольётся. Из-за тебя, из-за твоего дома Россия может погибнуть. Раз навсегда пойми всё это и запомни. Отрекись же лучше поскорее со всем своим домом от русского престола и отдай себя на суд русскому народу. Пожалей детей своих и Российской страны, о ты, предлагатель мира для других народов, а для своего — кровопийца! Иначе вся имеющая пролиться кровь на тебя да падёт, палач, и твоих присных. Георгий Гапон.
Знай, что письмо это — оправдательный документ грядущих революционно-террористических событий в России.
20 февраля 1905 года. Георгий Гапон»
Консистория оперативно лишает православного революционера сана, как обвинённого в том, что «призванный вдохновлять православных словами истины и Евангелия, обязанный отвлекать их от ложных направлений и преступных стремлений, он, с крестом на груди, в одежде духовного отца, предал свой сан и вступил в преступное сообщество еретиков и халдеев, выполняющих в России предательскую роль». Затем социалисты-революционеры нелегально переправили его за границу — в Женеву, столицу российских революционеров. О трагических событиях (по версии европейских газет — «кровавой бойне») и их лидере писали все мировые СМИ.
На короткий срок священник приобрёл огромную популярность, благодаря которой за авторские права на издание автобиографии он получил фантастически большой гонорар — 50 000 франков, столько не платили ни будущему Нобелевскому лауреату Ивану Бунину, ни мегапопулярным Максиму Горькому и Льву Толстому. На вырученные средства боевики-эсеры закупили партию стрелкового оружия и динамита. Транспортное судно, переправлявшее опасный груз в Россию, вызвался сопровождать сам бывший «отец» Георгий, но по дороге из-за шторма оно затонуло, сам он чудом остался в живых.
Тем не менее, получив известие об объявленной амнистии, Гапон планировал вернуться в Россию — решение, надо сказать, неоднозначное, очень удивившее его соратников. Эсеры никак не ждали увидеть в Петербурге легендарного проповедника живым и здоровым. После своего приезда в столицу Г. Гапон написал письмо председателю кабинета министров С. Ю. Витте, в котором попытался оправдаться относительно своего деятельного участия в несанкционированной манифестации:
«Вам должно хорошо быть известно, как я беззаветно отдавал себя на службу пролетариату до 9 января. И результат сказался скоро: не прошло года, как из небольшой кучки преданных мне рабочих, без всякой материальной поддержки со стороны правительства, несмотря на все нападки социал-демократов и социалистов-революционеров, несмотря на всё недоверие со стороны интеллигенции, буквально на гроши рабочих, выросло сравнительно большое общество, так называемые 11 отделов „Собрания“ рабочих. Ключом била в них жизнь, потому что в основе общества лежала правда и потому что в нём была „душа жива“. Оно исключительно преследовало цели, намеченные в § 1 своего устава, и не помышляло идти вместе против существующей династии. Наоборот, как для меня, так и для членов рабочего общества личность его императорского величества всегда была священна и неприкосновенна во всех отношениях. Признаюсь, что в своих частных кружках мы допускали иногда критику бюрократического режима, постольку, поскольку это касалось рабочего дела и народного блага. Будь со стороны правительства вообще и в частности со стороны министерства финансов и высшей фабричной инспекции должное внимание к обществу, как к барометру настроения рабочих масс, „Собрание“ русских фабрично-заводских рабочих явилось бы прочной базой для разумного профессионального и рабочего движения в России. 9 января — роковое недоразумение. В этом, во всяком случае, не общество виновато со мной во главе. (…) Вот почему я, уже зная накануне 9, что будут стрелять, пошёл в передних рядах, во главе, под пули и штыки солдатские, чтобы своею кровью засвидетельствовать истину — именно неотложность обновления России на началах правды».
С. Я. Стечкин писал в своём очерке «Рясы. Гапон»: «Священник Гапон, отец Георгий, умер 9 января, умер и не воскрес. А вернувшийся в Россию пиджачник стал срываться шаг за шагом, толкаемый самолюбием, тоской по былому значению, газетной беспардонной травлей. Озлобленный, потерявший меру, проигрывающий ставку за ставкой, он шёл по наклонной дороге и бросался в ямы и пропасти, всё ещё надеясь воспрянуть к величию и славе. И чем яснее был неуспех, тем больше рисковал и очертя голову бросался в безумные авантюры». [1.237]
17 октября 1905 года император Николай II подписал Высочайший Манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», «даровавший свободы гражданам России», текст был подготовлен членом Государственного совета А. Д. Оболенским и исполнявшим обязанности управляющего делами Кабинета министров Н. И. Вуичем под руководством С. Ю. Витте.
Манифест, который был неочевидным результатом революции 1905 года, провозглашал «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Расширялись избирательные права граждан, учреждался новый представительный орган власти с законодательными правами — Государственная дума. Документ завершался призывом «ко всем верным сынам России помочь прекращению… неслыханной смуты» и вместе с государем «напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле». Так начиналась первая «Перестройка», практически не отличавшаяся от второй ни по своим подходам, ни по своим катастрофическим последствиям.
Крах Великой империи начался с ограничения самодержавия и ликвидации монополии государства на политическую инициативу (монополия на насилие уже давно принадлежала радикалам). На политическом ландшафте появились легальные политические партии, в том числе партия либерально-монархической буржуазии (конституционные демократы — кадеты) и партия чиновников, помещиков и крупной буржуазии «Союз 17 октября» (или октябристов), профсоюзные и общественные организации, а также оппозиционные СМИ.