Страница 234 из 276
Что же касается самого Алтаузена, то о нём нельзя говорить вообще как о представителе поэтического направления в силу его абсолютного невладения какой бы то ни было формой и полного незнания русского языка. Нужно прежде всего взять грамматику, синтаксис и сесть за учёбу. Также трудно говорить о Жарове как о поэте какого бы то ни было направления, поскольку он тоже не владеет формой и утратил даже то, что имел в молодости, а главное, потерял всякую охоту учиться.
Наконец, среди поэтов, перечисленных Алтаузеном, есть поэт Лебедев-Кумач, который по жанру своему, несомненно, принадлежит к своеобразному поэтическому направлению, порождённому самой жизнью. Я никогда не принадлежал и не буду принадлежать к людям снобистского склада, которые забывают, что в нашей действительности заложена потребность в поэтах, обслуживающих текущий политический день. Я знаю, признаком высокой поэзии является умение так ответить на текущий политический день, что это остаётся жить надолго. Это — умение увидеть в сегодняшнем вечно живущее, непреходящее. История поэзии говорит о том, что крупнейшие поэты, оставившие поколениям монументальные поэмы, как истые современники, не брезговали текущими потребностями дня, и эти их произведения тоже остались. Достаточно вспомнить Пушкина. Да ведь этим велик был и Маяковский. Но великих поэтов на свете бывает немного, то есть таких поэтов, которые могут объять всё. Поэтому надо с уважением относиться к поэтам, основной деятельностью которых является обслуживание конкретных практических задач текущего политического дня, если они делают это хорошо и добросовестно. Лебедев-Кумач, несомненно, принадлежит к этому направлению поэтов, но, к сожалению, он часто работает небрежно.
Лебедев-Кумач стал известен народу благодаря своим песням. Говорят, что в его песнях, если их читать, тоже можно обнаружить признаки неряшливости. Но, как говорится, „победителя не судят“. В ряде песен Лебедеву-Кумачу удалось выразить новое, советское содержание нашей жизни, песни эти легко легли на музыку и стали народным достоянием. Это новое, советское содержание, которое Лебедеву-Кумачу удалось выразить именно в песенном ладе, сделало его песни популярными не только у нас, но и за рубежом. И это — сильная сторона Лебедева-Кумача как поэта. Надо сказать, что в области песни работает и такой крупный, недостаточно оцененный нами поэт, как Исаковский. Даже по количеству песен, распеваемых народом, Исаковский не имеет себе равного. Известно, что многие его песни („Пограничник“, „Вдоль деревни“, „Катюша“, „Прощание“, „И кто его знает…“) народ поёт, даже и не подозревая о существовании их автора. Это объясняется глубокой лирической народной песенной эмоциональностью, свойственной Исаковскому, а также и тем, что Исаковский и в песнях, и в стихах любовно и бережно оттачивает каждую строку.
Я должен с сожалением сказать, что Лебедев-Кумач слишком часто небрежно работает над словом, и особенно в тех стихах, которые он пишет на злобу дня. Он пишет их слишком много, и это уже плохой признак для поэта. Ведь у нас много поэтов, работающих в газетах и откликающихся на политические потребности дня, ведь дело не обстоит так, что Лебедев-Кумач вынужден печатать даже то, что получилось неважно.
Торопливость, небрежность приводят к тому, что Лебедев-Кумач из своей памяти выхватывает рифмы, строчки, даже целые строфы других поэтов и вкрапливает их в свои стихи (курсив авт.)».
Далее докладчик привёл конкретные примеры такой «торопливой небрежности»:
Ростан («Сирано де Бержерак»)
Лебедев-Кумач (Песня молодости)
Маяковский (Десятилетняя песня).
Лебедев-Кумач (Песня о партии)
Маяковский (Помните).
Лебедев-Кумач (Про осьминога)
Маяковский (Революция. Поэтохроника).
Лебедев-Кумач (Украина моя, Украина!)
«Подобные примеры я мог бы умножить, — говорил А. Фадеев. — Я считаю своим долгом сказать ему об этом, потому что одним из качеств поэта, завещанных нам Маяковским, является добросовестное отношение к поэтическому слову. Сейчас есть немало поэтов, которые пытаются оправдывать своё небрежное отношение к слову тем, что они, дескать, работают на злобу дня. Но ведь тот же Маяковский, отдавший всё своё перо насущным политическим задачам рабочего класса, дал пример того, как можно и должно работать на злобу дня. Всё это я говорю к тому, чтобы показать: о поэтических направлениях можно говорить тогда и там, когда и где люди владеют стихом, работают над ним серьёзно и тем достигают настоящей поэтической индивидуальности».
Направления в поэзии не могут сложиться так, что встретятся хорошие люди, поговорят друг с другом и образуют направление. Надо, чтобы люди сходились не из побочных, вне поэзии лежащих соображений, а сходились по правильно понятому, взаимному поэтическому тяготению. А критика, если она хочет помочь этому процессу, должна также, невзирая на сложившиеся личные отношения между теми или иными поэтами, объективно анализировать их поэтическую работу и объяснять людям, что их роднит между собой и что между ними разного. Тогда вместо скучных склок между искусственно создаваемыми «направлениями» будет происходить подлинное социалистическое соревнование различных направлений единой социалистической литературы (Литературная газета, 1 декабря 1940 года, № 59).
Вот что вспоминал об этом заседании Юрий Олеша в своих мемуарах «Книга прощания»: «Позавчера в Клубе писателей Фадеев разгромил Лебедева-Кумача. Сенсационное настроение в зале. Фадеев приводил строки, свидетельствующие о плагиате… В публике крики: позор!» [1. 197]
В состоявшихся по докладу прениях участвовали А. Жаров, М. Парный, Дж. Алтаузен, А. Сурков, С. Кирсанов, А. Коваленков и другие. Многие выступили в защиту В. Лебедева-Кумача.
А. Жаров: «Маяковский остаётся для нас живым примером боевой, патриотической, поэтической работы. Маяковский остаётся также примером живой связи поэта с действительностью, которой многим из нас не хватает. Почему бы об этом не поговорить с пользой для дела? Но от разговора товарища Фадеева пользы для дела советской поэзии, для поэтических кадров, по-моему, не получилось. Тов. Фадеев выступал на дискуссии как писатель Фадеев и представитель определённого литературного направления. Это очень приятно, тем более что т. Фадеев доказывал нам два года, что в советской литературе нет никаких направлений. Сегодня же оказывается, что литературные направления есть. Мы и до сих пор вели спор по многим принципиальным вопросам. Только теперь т. Фадеев счёл удобным создать новые условия для некоторых спорящих с ним товарищей: он заявил об отсутствии у этих товарищей права представлять какое бы то ни было литературное направление.