Зарево

После вечерней поверки в палатку просунулась голова Ромека из первой роты. Он искал четвертого для бриджа. На меня даже не взглянул. По его мнению, таких игроков, как я, надо либо топить, либо ставить к стенке. А еще друг! Склонился над Юзеком, и тот сразу же отложил в сторону интереснейшую книжку о самолетах. Видимо, Ромек наговорил ему всяческих небылиц, если уж он согласился: самолеты были увлечением Юзека. Он встал, взял шапку и сказал, что через час вернется. Старшина роты потер руки.

— Сам этого захотел, — заявил он. — Теперь нас осталось четверо, из которых один уже спит. Вот и хорошо, потому что у меня всего три бутылки пива.

Расхаживавший по палатке командир роты остановился.

— Где? — посмотрел он на старшину.

— В ящике!

Я быстро закончил стирать портянки и встал в очередь. Пиво можно пить у ларька, в баре, на пляже. С соком, водкой, приправами, кто как желает. Мы же пили его по-своему. Разливали во фляги и ставили их на печку. Когда оно закипало, добавляли по две столовые ложки сахара. Нет лучшего средства, чтобы согреться. Когда Юзек вернулся, мы уже спали.

П я т ы й  д е н ь. С самого утра мы бегали сломя голову. Узнали, что завтра начинается учебная стрельба, а через четыре дня — боевая. Бойцы были готовы к этому, хуже обстояло дело с танками. Мы должны были проверить все агрегаты и узлы, бортовое оружие и устройства к ним, рацию, внутренние телефоны, шлемофоны. Командир роты занялся организационными делами, капитан Центковский — осмотром двигателей, регулировкой коробки передач и рулевых тяг, Юзеку и мне доверили пристрелять пушки и пулеметы. Короче говоря, мы должны были выверить нулевые линии прицеливания пушки, пулемета и придела. Мы выбрали место вблизи стрельбища, с видом на расположенную вдалеке башню старой ратуши. Нам помогали командиры танков. Хотелось, чтобы они увидели, как это делается. В школе младших командиров об этом почти не говорилось.

Сначала мы пристреливали пушки. На выходных отверстиях стволов бойцы приклеивали две нитки крест-накрест. Глядя в отверстие бойка замка и манипулируя поворотными ручками башни, надо было установить пушку таким образом, чтобы линия, ведущая от глаза к верхушке башни ратуши, проходила через скрещение ниток, а прицел наведен на башню ратуши. Только после этих операций можно было приступить к проверке пулеметов. С ними было гораздо сложнее. Мы стреляли по специальным мишеням, фиксирующим попадание в цель и радиус отклонения. На основе полученных данных мы передвигали по вертикали или горизонтали болты, закрепляющие заднюю часть пулемета. Каждый, даже малейший поворот болта должен был быть точно рассчитан.

Со своими задачами мы справлялись по-разному. Все зависело от того, как танк эксплуатировался до этого, сколько прошел километров, на скольких был стрельбищах. Мы отправляли машину в лагерь только тогда, когда пушки и пулеметы были хорошо пристреляны. Молодые офицеры части даже соревновались негласно в том, кто скорее закончит подготовку бортового оружия к стрельбе, т. е. пристреляет пушку и пулемет. Возможностей к этому было достаточно на каждом полигоне. Первенство в этом принадлежало Сташеку Монтевскому, неплохо показал себя и Тадек Солтыс. Мы тоже старались не отставать от них. Правда, и без соревнования каждый хотел выполнить это как можно лучше. И не только потому, что при плохих показателях в стрельбе первым вопросом командира был: «Кто проверял этот танк, черт побери?»

В середине дня нас посетили несколько старших офицеров. Мы их не знали. Вероятно, они из вышестоящего штаба. Их привел майор из нашей части. Но почему именно к нам? Потом оказалось, что они проверяли план занятий в части и решили прийти сюда. Встали поодаль и, наблюдая за нашими действиями, обменивались замечаниями. Наконец подошли поближе. Юзек спрыгнул станка, стукнул резиновыми каблуками так, что хрустнули кости, и громко доложил, что и как. Это понравилось гостям. Наш майор был явно удивлен, но старался не показывать этого. Один из офицеров подошел к моему командиру танка.

— А вы что здесь делаете? — спросил он.

— Подношу боеприпасы и присматриваюсь к тому, что делает поручник Розбицкий, — выпалил тот на одном дыхании.

— Неужели так интересно?

— Так точно!

— В таком случае, почему вы сами этого не делаете?

— Потому что я, то есть мы… мы в школе не… — Он не знал, как выпутаться из этого положения.

— Разрешите доложить. В школе младших командиров им почти ничего не рассказывали об этом, — вмешался я. — Мы их взяли с собой, чтобы они помогли нам и посмотрели, как это выглядит на практике. Они уже многое узнали.

— Значит, они теперь сами могут пристрелять пулемет?

— Может быть, но я не уверен.

— Так почему не проверите?

— Сегодня на это нет времени. Завтра на стрельбище должны выехать танки, подготовленные во всех отношениях. Сделаем это в следующий раз.

— В какой еще следующий? Надо экспериментировать, надо предоставить этим молодым ребятам такую возможность. Сколько часов вы уже здесь находитесь?

— Четыре, — взглянул я на часы.

— За четыре часа можно научиться китайской грамоте. Что с этим танком? — показал он на машину, на которой я сидел.

— Бьет на восемнадцать сантиметров левее!

— Отлично. Как вас зовут? — обратился он к ближайшему от него бойцу.

— Старший стрелок Пентка.

— Влезьте в машину и установите пулемет.

Пентка посмотрел на меня умоляющим взглядом. Я пожал плечами и кивнул ему, чтобы он принимался за работу. Это распоряжение он выполнил без особого энтузиазма. Долго гремели в машине ключи и были слышны приглушенные проклятия. Через четверть часа в люке показалось мокрое от пота лицо.

— Возможно, кто-то из товарищей офицеров хочет проверить? — спросил я прибывших.

— Нет, нет… Вы, товарищ поручник, сами проверите. Может, что не так. Дадите несколько выстрелов, а мы посмотрим пробоины на мишени. И все станет ясным. Богдан, иди посмотри, отмечены ли старые пробоины на мишени.

— Не беспокойтесь. Мы поставим другую мишень, чтобы не было никаких сомнений, — выпалил я.

— Хорошая мысль!

Двое бойцов сняли пробитую пулями мишень и установили новую, без единой пробоины. Довольны были инспектора, и прежде всего я. Юзек, увидев, что мишени заменили, улыбнулся, подошел к Пентке и похлопал его по плечу. Это должно было означать, что все в порядке. Я взял несколько патронов и забрался в танк.

Мишень для пристрелки была установлена сравнительно близко. Я не знал, что делал боец в танке, какие болты подкрутил, какие открутил. Первый выстрел должен производиться в соответствии со всеми правилами. Я навел прицел на соответствующую точку на мишени и нажал электроспуск. На листе белой бумаги, левее нарисованных кругов, появилось небольшое пятнышко. Четыре тысячных! Я передвинул прицел на это расстояние вправо. Выстрел — и нули попали в центр маленького круга. Отлично! Переместил точку прицеливания на четыре вправо за пределы мишени — и третья пробоина появилась на правой стороне круга.

Гости, стоявшие у мишени, качали головами. Как будто бы все в порядке, только непонятно, почему такое большое отклонение.

Я предложил позвать оружейного мастера.

— Попробуем еще раз, — решил самый старший по званию. — Только стрелять будет боец, вот вы!

Я шепнул несколько слов ближайшему от меня командиру танка. Теперь тот, чья очередь была стрелять, уже знал, что при прицеливании нужно давать поправку на четыре тысячных правее. Выстрелы гремели один за другим. Стоявшие у мишени были поражены. Все пули попали в малый круг. Назначили следующего бойца, и опять тот же результат. Старший по званию из гостей отвел меня в сторону.

— Что скажете на это, поручник? Вам не стыдно, что ваши подчиненные стреляют лучше вас?

— Нет. Это приятно, когда ученики проф…

— Довольно!

Вечером я явился к командиру. «Старик» сидел за столом, выражение его лица не сулило ничего хорошего.

— С вами, Розбицкий, всегда какие-то проблемы. Не успели прийти в часть — женились. А теперь выясняется, что ваши подчиненные стреляют лучше вас. Вы такой офицер, как я… знаете кто?