Страница 12 из 51
Подчиняясь воле толпы, танцоры покидали площадь, уступая место тем, кто пользовался успехом у зрителей. Наконец остались девушки в красном и жасминовые девушки.
— Не придумали ничего другого, как украсить себя травой? — спросила Джавохири у Анджали, когда в танце они оказались рядом.
— Мы и в траве лучше, чем ты в золоте! — ответила Анджали.
— Не льсти себе, замухрышка. Я лучше тебя, — заявила Джавохири и вдруг ударила ее по щеке. Ударила не больно, играючи, будто сделала еще одно танцевальное движение, но Анджали вспыхнула от обиды, как кокосовая стружка.
Они с Джавохири разошлись в танце и сошлись снова. Анджали вскинула правую руку, чтобы ответить обидчице пощечиной, но Джавохири ловко оттолкнула ее, повернувшись, как волчок, и заливисто хохоча. Веселилась она недолго, потому что тут же получила пощечину с левой руки.
Соперницы обменялись полными ненависти взглядами, прежде, чем снова разойтись в танце по разным сторонам площади.
Едва ли кто-то из зрителей заметил подобные нововведения в рисунке танца. Для гандхарвов и прочих жителей города это была пляска двух красавиц. И зрители с жаром обсуждали ее, без стеснения сравнивая прелести девушек — таких одинаковых и таких разных.
— Я готов истечь соком при одном лишь взгляде на них! — кричал рослый гандхарв, черноусый и смуглый. — Они прекрасны, как звезды, эти малышки!
— А вот та, светлая — она как ладду[1] из белой чечевицы! — отозвался стоящий рядом с ним. — И такая же сладкая, должно быть!
— Ах, эта белая кожа, — причмокнул губами первый. — Сколько еще времени пройдет, пока я смогу ею насладиться!
— Это вряд ли, — хохотнул второй. — Эти крошки пойдут далеко! Готов поклясться, они обе станут дайвики и будут ублажать богов, а не нас с тобой.
— И дайвики можно завоевать, если задаться целью! Подкараулить ее, когда пойдет купаться или на моления — и потребовать то, что полагается нам от каждой апсары по праву.
— А я бы не отказался вкусить и ладду, и тростникового сахара, — размечтался третий, намекая, что кожа Джавохири цветом напоминает темный сахар. — И не отказался бы смешать их на своем блюде!
Эти выкрики Анджали слушала, как в каком-то горячечном сне.
Слушала и не могла понять, что они значили. В школе не уставали повторять, что служение апсары — величайшая честь, которая только может быть оказана рожденной от воды. Но сейчас она почему-то не чувствовала, что удостоилась высокой чести. Наоборот, разговор мужчин показались ей обидными. Она замешкалась и Джавохири, воспользовавшись этим, наградила ее очередной пощечиной.
В толпе мелькнуло грозное лицо наставницы Сахаджаньи. Уж ее-то невозможно было обмануть, как остальных зрителей, и она сразу заметила, как недостойно ее ученицы меняют танец. Она предупредительно вскинула руку, призывая учениц к благоразумию. Неизвестно, заметила ли это Джавохири, но в Анджали словно вселился демон. Пусть наставница грозится, сколько хочет, а она не намерена спускать Джавохири ни одной выходки.
Танец свел соперниц снова, и каждая успела дать другой по крепкой оплеухе. Но Джавохири оказалась ловчее, и дёрнула ожерелье на шее Анджали. Бусы посыпались с оборванной нити, как градины. Стеклянные шарики с разноцветными «глазками» тут же утонули в пыли или погибли под пятками остальных танцовщиц. А у зрителей это происшествие вызвало бурю восторга. Гандхарвы полезли прямо через каменное ограждение, не обращая внимания на стражей, охаживавших их по спинам и рукам тростями.
— Какие грудки! — кричал один из зрителей, указывая на оголившуюся грудь Анджали. — Я буду первый на твоей сваямваре, красавица!
— Меня выбери, меня! — надрывался другой. — Эти манговые плоды должны достаться только мне!
— Раздевайся дальше, красотка! — воскликнул третий, дергая себя за набедренную повязку, чтобы показать, что Анджали следует сделать дальше.
Девушка метнулась в его сторону так стремительно, что ткань синих коротких шаровар вздулась пузырем, и зрители повалились друг на друга от хохота, увидев, как слишком торопливый в наслаждении и зрелищах гандхарв получил от апсары пощечину.
Впрочем, его самого оплеуха не слишком расстроила и прижав руку к пылающей щеке он крикнул Анджали, удалявшейся от него в танце:
— Запомню это, жасминчик! Когда попадешься мне, отведаешь таких же плюх по щечкам… нижним!
— Эй! Это мне она достанется!
— Только после меня! — ответил гандхарв, получивший оплеуху.
Тут на него полез с кулаками мужчина, стоявший рядом, и которому, как видно, тоже хотелось первым добраться до нижних щёчек и манговых плодов. Началась драка, в которую втянулись сначала зрители-гандхарвы, а потом и охранники порядка. Женщины разбегались с визгом, а дети — особенно мальчишки, прыгали вокруг, подбадривая драчунов, или принимались швыряться песком и камнями.
Анджали тем временем устремилась к Джавохири, намереваясь оборвать на ней не только бусы, но и проредить волосы, но между девушками встала наставница Сахаджанья. Схватив обеих за руки, она потащила девушек прочь из круга танцующих.
— Что это вы устроили, пустоголовые попугаихи? — принялась она отчитывать незадачливых танцовщиц, уединившись с ними за колоннами. С площади доносились крики и проклятья дерущихся, музыка вперемешку с испуганными воплями, и гудение боевого рога, которым охранники призывали на помощь своих соратников, чтобы утихомирить зрителей. — Вы совсем обезумели⁈
— Это она начала! — Анджали была вне себя от злости. — Она завидует мне, нахальная обезьяна!
— Завидую? Чему это? — не осталась в долгу Джавохири. — Это ты из кожи лезешь, чтобы тебя заметили. Показала прилюдно грудь — уже и не знаешь, чем привлечь мужчин.
— Мерзавка!
Наставница Сахаджанья едва успела схватить Анджали, когда та бросилась на Джавохири.
— Совсем дикая, — сказала Джавохири презрительно. — Да ее опасно держать в Тринаке.
— Возвращайся на праздник, — велела ей Сахаджанья, — а я отведу Анджали домой.
— Наставница! — воспротивилась Анджали.
— Для тебя праздник закончился, — ответила наставница строго.
Джавохири рассмеялась и побежала на площадь, позванивая браслетами.
— Зачем вы наказываете одну меня? — Анджали чуть не плакала от обиды. — Я не виновата, это она затеяла!
— Зачем ты ведешь себя так? — спросила Сахаджанья. — Апсара должна быть безмятежна, как озеро в спокойный день. А ты устроила свалку на площади.
Они шли по дорожке между кустов, покрытых душистыми цветами. Сахаджанья цепко держала Анджали повыше локтя, будто боялась, что непослушная ученица выкинет еще что-нибудь.
Когда добрались до парка в центре Тринаки, наставница спросила:
— Дальше доберешься сама?
— Доберусь.
— Нигде не задерживайся. Я вернусь. Опасаюсь, как бы твои подруги не устроили ссору с Джавохири.
— Хорошо.
Глядя на расстроенное лицо девушки, Сахаджанья смягчилась и решила её подбодрить:
— Ты еще очень молода, но слишком красива и слишком талантлива, — она откинула со лба Анджали непослушную прядь. — Это вызывает зависть. Всегда будет вызывать. Потом — еще больше, чем теперь. Всегда будут находиться женщины, которые станут отвешивать тебе плюхи во время танца, ставить подножки или портить наряд. И что будет с тобой потом, если ты уже сейчас не можешь сохранить спокойствие? Ты слышала, что Джавохири даже не повысила голоса? Спокойствие всегда более убедительно, чем обезьяньи вопли. Джавохири нарочно задевает тебя, потому что видит в тебе соперницу. И ты танцуешь под её флейту послушно, как змея перед факиром. Сегодня ты испортила выступление, из-за тебя произошла драка. Если бы начали разбираться, то Джавохири не наказали бы. Скоро её арангетрам, она — лучшая танцовщица среди учениц, она точно станет дайвики. Если кого и наказывать — то тебя, которой до арангетрама еще три года, и неизвестно, произойдет ли он.
— Почему это не произойдет? — буркнула Анджали, до которой только сейчас дошел страшный смысл того, что она натворила на площади.