Дети отцов

Ласкарина перезвонила очень быстро:

– Это все бред и ложь, не обращайте внимания.

– Но, Ирина Федоровна, – начал говорить Виктор.

Однако Владимир подхватил тему:

– Ирина Федоровна, Виктор Всеволодович совершенно верно предполагает, что выход этой статьи явно связан с делом, которое начали против вас дяди – чтобы настроить общественное мнение против вас как наследницы вашего папы.

– Да ладно! Да какое дело людям до этого процесса вокруг «Никеи»?

– Всем и так будет очень интересно, а с такими подробностями – так еще интереснее, – сказал Виктор, возвращаясь в беседу. – Извините, я должен сказать: общество будет настроено на то, что Федор Максимович был плохим человеком, значит, вы как его наследница – тоже плохая. А ваши дяди – хорошие.

Ласкарина явно задумалась. Помолчав, она спросила:

– Так, что нужно?

– Ирина Федоровна, что-то в статье есть правдивое?

– Нет, ничего нет. Дядя Костя был боевитым, он служил в Афгане и здесь потом в какой-то военизированной структуре служил, государственной, но рэкетом он не занимался. Он был горячим, дрался, приводы в милицию у него действительно случались, по юности, но без серьезных последствий – тут его действительно папа выручал. Вот это единственная правда. Людей он не грабил и не убивал. И денег он никаких не собрал. Он умер рано, и денег у него не было, папа хоронил его на свои деньги. Семьи он не создал. Это мне все папа рассказывал.

Теперь Синегоровы задумались, обдумывая эту информацию. Виктор спросил:

– Опровержение нужно размещать?

– Нет, думаю, не нужно. Зачем прошлое дяди Кости ворошить? Я вас уверяю – там все законно было. Робин Гудом он точно не являлся.

Ласкарина, будучи дамой, не терпящей никаких отлагательств, настраивалась преодолевать любые преграды. Она наняла детектива, и когда он сообщил ей, что трое ее дядей – дядя Макс, дядя Миша и дядя Гоша – вместе обедают в ресторане, она бросила все дела и поехала на встречу с ними.

Своим адвокатам она об этом не сказала.

Приехав и пройдя в ресторан, она направилась прямо к столику дядей. Ее приезд оказался настолько быстр – сразу после того, как детектив сообщил ей, где ее дяди обедают – что ее родственники еще ели горячее (а не пили кофе или чай) и явно вели какую-то спокойную беседу.

Ее появление и неустранимое движение можно описать символично: решимость, плывущая на уверенности. Настоящий ледокол – причем, судя по выражению лица, военный. Складывалось впечатление, что официанты, подносы, столы, гости, стулья сами меняли траекторию, чтобы не столкнуться в акватории с этим боевым кораблем.

Именно как с кораблем – потому что ледником Ласкарину ну никак нельзя было назвать – слишком пылала решимость на капитанском мостике этого ледокола.

Один из дядей, Гоша, заметил решительное и неизбежное приближение их племянницы, сказал братьям об этом, они тут же обернулись, как будто посчитали, что брат их разыгрывает этим сообщением, а убедившись, что Ирина действительно стремительно и неумолимо несется к ним (они обедали за столиком в дальнем от входа углу ресторана), стали смотреть друг на друга с растерянностью. Похоже, один из них сказал: «Зачем она пришла?» – второй пожал в ответ плечами, третий предложил – «Может быть, позвоним нашим адвокатам?» – но их племянница преодолевала уже последние метры до их столика.

Подойдя, она плюхнулась на свободный четвертый стул и, не здороваясь, напрямую спросила:

– Так, что это за иск? Который вы вместе с Ваней и Лешей подали ко мне – на наследство деда Макса. Кто вас научил его подать? Ваня? Леша?

– Ирочка, ну, во-первых, здравствуй, – поздоровался с нею дядя Гоша.

– Некогда мне с вами политес разводить – бизнес не ждет.

– Ну так вот давай, мы тебе и твоему мужу и поможем, – сказал дядя Макс.

– Не надо нам помогать, мы сами справимся! – решительно проговорила Ласкарина, для надежности еще и рубанув ребром ладони воздух. – Иск заберите. Будет все так, как при папе.

– Ирочка, – осторожно сказал дядя Миша, – но ты ведь хотела нас из компании выгнать, и Федю против нас стала настраивать.

– Вы бездельники! Вы ничего не делали и не делаете для блага «Никеи», только деньги впустую получаете.

– И вот ты хочешь нас этих денег лишить, – вкрадчиво вставил свою фразу дядя Гоша.

– Да, хочу! – честно подтвердила Ира. – Но обещаю, что все останется как было при папе.

– Нет, Ирочка, как раз при папе ты старалась нас выгнать из компании, и теперь нам нужно подстраховаться, – подвел итог дядя Макс.

Но Ласкарина находилась в слишком взвинченном состоянии и из-за иска дядей, и из-за того, что их пришлось искать и ждать, когда они соберутся втроем.

– Вы для компании – бесполезны! Вы – балласт! – заявила она так громко, что с соседних столиков стали оборачиваться на это странное сообщество из троих возрастных мужчин и одной женщины средних лет, перед которой мужчины явно трепетали. – Но я оставлю все, как было при папе!

– Ира, нам нужны гарантии. Ты очень хороший человек, но очень горячий, что ты решишь, как ты передумаешь – неизвестно, – сказал дядя Миша и подытожил, – давай будем избегать таких встреч, они тяжелы для нас и бесполезны для тебя. Да, мы обратились в суд с иском, как суд решит – так и будет.

– Ну, знаете!

Ласкарина пребывала в ярости. Почему-то она была уверена, что сможет переубедить троих нормальных (точнее – ленивых) дядей судиться с нею.

Она была уверена, что у нее это получится!

И вот – нет. Не получилось.

Встав со стула, она десять секунд осматривалась вокруг, думая, чем бы бросить в дядей. Дяди это поняли, и, принадлежа к робкому десятку, всячески постарались подальше отстраниться от племянницы; дядя Миша даже автоматически посмотрел на официантов, но они все вдруг стремительно и торопливо занялись разносом заказанных блюд.

Не найдя, что бы швырнуть об пол (да и в общем-то понимая, что делать этого не стоит), Ласкарина решила сказать так:

– Вы, гады, даже брата своего умершего не пожалели – Костю. Такой пасквиль на него написали, что он рэкетиром был! Да как вы могли! Чего мне от вас еще ждать?

– Ира, тебе лучше уйти, – осмелился наконец сказать дядя Гоша. – Про Костю мы ничего такого не писали, рэкетиром он не был, мы не знаем, кто такую гадость про него написал. Но нам с тобою сейчас не о чем говорить. Если у нас и были сомнения, судиться ли с тобою – а у нас такие сомнения были – то этим своим демаршем ты их развеяла. Пожалуйста, уходи.

– Ничего святого для вас нет! – за неимением подходящего предмета для швыряния Ирина Федоровна бросила в дядей это обвинение и ушла обратно.

Видя ее пылающее гневом лицо, никто: ни официанты, ни посетители – не решались оказываться у нее на пути – сами поспешно отходили в сторону.

Наверное, так выглядела римская Фурия – богиня мщения. Если бы в зале оказался художник, он наверняка сделал бы зарисовку с натуры.

Но Ирину Федоровну это точно не интересовало.

Некоторое время после ее ухода (который был таким же стремительным, как и приход – ибо Ирина Ласкарина просто не умела что-либо делать ровно и спокойно) Георгий, Максим и Михаил Ласкарины сидели молча. Аппетит к продолжению обеда у них точно пропал. Они все трое хмуро и понуро смотрели прямо перед собой.

Наконец, Георгий сказал:

– Ну, давайте все-таки дообедаем. Но сначала важный вопрос: никто не разговаривал с журналистами про Костю? Ира какую-то статью о нем упоминала.

– Нет, я не говорил, – твердо сказал Михаил.

– И я не разговаривал, – уверенно добавил Максим.

– И я уже много лет ни с кем про Костю не говорил, хотя и помню о нем. Откуда же у них информация?

– Надо найти статью и прочитать, – предложил Максим.

– Прочитаем, – тоскливо прокомментировал Михаил. – Может, это Ваня и Леша организовали?

– Спросим у них, – сказал Георгий. – Я завтра встречаюсь с Ваней, спрошу у него.