Неясные часы

Ольга Кунавина

Неясные часы

Чаепитие

В жемчужных отблесках прекрасная Камея… 

Пусть образ тайной неразгаданной увит -

В ней кто-то видит нежный профиль Галатеи, 

А кто-то омут чар губительных Лилит… 1

Красивые строки, не правда ли? Я работала по заказу издательства над книгой о камеях. Близился срок ее сдачи, и мною были описаны все сколько-нибудь значимые коллекции гемм, имеющиеся в России, от Эрмитажа до калининградского Музея Мирового океана, однако я все никак не могла закончить рукопись. Мне казалось, что ей чего-то недостает, еще одной главы, что ли.

Неожиданно позвонила Алиса, мой литературный агент, и сообщила, что одному музею неким лицом передано в дар уникальное собрание камей и инталий2. Это известие меня заинтересовало – не так уж часто в наше время музеям дарят по-настоящему ценные вещи. Мне захотелось познакомиться с коллекцией и с ее бывшим хозяином. Прежде чем купить билет на поезд, я решила забронировать номер в гостинице, которую мне порекомендовала Алиса. Было опасение, что свободных мест в ней не окажется, ведь стояло лето, а город, в который я направлялась, располагался на берегу моря, но, к моей радости, номер для меня нашелся.

Накануне моего приезда прошел шторм, и поэтому на побережье было довольно прохладно, что не могло не обрадовать меня, так как я с трудом переношу жару. Гостиница, где я собиралась поселиться, тоже не разочаровала меня ни своим месторасположением (она находилась в довольно тихом уголке, удаленном от набережной), ни теми услугами, которые она предлагала своим постояльцам. Меня встретили поздно ночью на вокзале и вместе с багажом препроводили прямо до входных дверей. К моему восторгу, номер оказался чудесным, с небольшим балкончиком, выходившим на море.

Утром я отправилась в краеведческий музей, где тоже не испытала разочарования: как заверили меня сотрудники музея, занимавшиеся составлением передачи, коллекция оказалась действительно прекрасной и включала в себя редкие экземпляры, выполненные зарубежными и русскими мастерами восемнадцатого-девятнадцатого веков. Оставалось подождать пару дней до окончания оформления, и тогда я своими глазами смогла бы увидеть это собрание и даже подержать его в руках. Эти два дня я решила потратить на хозяина драгоценных гемм (им оказался местный житель), чтобы поподробнее узнать о его сокровище и о том, что подтолкнуло его на такой благородный поступок. Сотрудники музея были столь любезны, что дали мне его телефон, и я, дозвонившись до него, договорилась о встрече на завтрашний полдень.

Возвращаясь из музея в гостиницу, я прошла через всю набережную и в самом ее конце, на открытой террасе одного из кафе, с удовольствием выпила чашку кофе, приготовленного по-восточному, Было очень тихо, лишь только слышался шум волн, набегавших на берег и гулко обрушивавшихся на мелкую гальку. Я сидела и смотрела то на море, то на небо, в котором были перемешаны все оттенки синего, серого и жемчужного, бесцельно вглядываясь вдаль и ни о чем не думая. В таком расслабленном состоянии я вернулась в свой номер.

Перед сном я всегда читаю, поэтому с книгой в руках, как обычно, я прилегла на кровать, но через некоторое время почувствовала, что у меня неудержимо слипаются глаза. «Здешний воздух так действует на приезжающих, что они первые дни сонные ходят и спят до обеда», – вспомнились мне слова хозяйки гостиницы, с которой я познакомилась в гостиничном холле.

Я положила книгу на прикроватную тумбочку и обвела взглядом свой номер. В светлых пастельных тонах и довольно просторный, он мне очень нравился.

 Взгляд мой остановился на противоположной стене: там висела большая черно-белая фотография, единственное украшение номера, не считая двух медных бра над кроватью. Почему-то на это фото я не обратила внимания, когда обживала свой номер. Я встала с кровати и подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть фотографию. На ней была снята группа молодых людей, расположившихся за круглым столом, покрытым белой скатертью и уставленным чайной посудой. В правом нижнем углу снимка стояли цифры: 1916.

Это был довольно оригинальный снимок. Люди были не просто сфотографированы. Они с неподдельным интересом взирали на меня с фотографии. Их было шестеро. Две барышни и четыре молодых человека. У девушки, сидевшей за столом слева и одетой в черное платье, ворот платья украшала брошь-камея. «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса, выплывала Ахматова», – невольно вспомнились мне слова Бенедикта Лившица, процитированные в моей предыдущей книге: она была посвящена украшениям, которые носили в эпоху Серебряного века. Эту девушку тоже можно было назвать поэтической особой. Ее пепельные волосы мягкими волнами обрамляли лицо с большими темными глазами, а на красивых чувственных губах стыла слабая полуулыбка.

Вторая барышня, улыбавшаяся более радостно, сидела за столом по другую сторону от девушки в черном платье и была одета в белую блузку и светлую юбку с вышитым узором по подолу. Украшений на ней не было, зато у нее было круглое лицо с ямочками на щеках и коротко стриженные пышные белокурые волосы. «Довольно смелая прическа для того времени», – подумала я.

Что касается мужчин, то, несомненно, это были снобы. Они были одеты в серые костюмы с жилетами, белоснежные рубашки и галстуки. По тогдашней моде их волосы были тщательно разделены пробором, а лица украшали ухоженные усы и маленькие аккуратные бородки. Правда, внешность одного из молодых людей, единственного кто не сидел за столом, а стоял, разглядеть было невозможно, так как в момент фотографирования его то ли окликнули, то ли он сам отвлекся на что-то, повернув голову.

«Какая замечательная компания, – улыбнулась я. – Было бы здорово оказаться в ней». Мне всегда нравились подобные фотографии, вроде тех, что делали когда-то Бахрушин, Наппельбаум или Эберлинг. Их снимки отличает какая-то особая притягательность.

Я вернулась к кровати, легла и выключила свет. «Спать сегодня, наверное, буду без задних ног», – подумала я, закрывая глаза.

Действительно, сон пришел ко мне сразу. Сначала мне снились липовые аллеи, поляны с красивыми, просто сказочными цветами, вроде тех, что встречаются в моем любимом мультфильме «Тайна третьей планеты». Затем я увидела кусты сочной зелени, возле которой стояли какие-то мужчины и о чем-то оживленно разговаривали. Одеты они были так, как одевались в начале прошлого века. Подстегиваемая любопытством, я медленно подошла к ним. Они стояли полукругом и смотрели на то, что лежало перед ними на траве. Слева от них суетился фотограф с громоздким фотоаппаратом на треноге. Время от времени раздавались вспышки. Я встала на цыпочки, заглянула через чье-то плечо и…вскрикнула. Там, на траве, лежала я, вернее, мое тело. Причем я сразу же поняла, что мертва, так как из моей груди торчала длинная рукоятка ножа, а в левом уголке рта застыла струйка крови. «Труп молодой женщины, – неожиданно громко прозвучал над моим ухом незнакомый мужской голос, – смерть наступила от удара ножом в сердце». Мне стало дурно, все поплыло у меня перед глазами, и я, падая в темноту, проснулась.

Сердце мое бешено колотилось. Мне не хватало воздуха, хотя окно в комнате было открыто. Я выскочила на балкон и сделала несколько глубоких вздохов. Что это? Предупреждение? Но о чем? Я вспомнила, как несколько лет тому назад уехала в отпуск и как через три дня мне приснились родители. «Все. Пора домой», – ласковым голосом произнесла мама, на что я возмущенно ответила: «Как домой? Да ведь я только приехала. Не вы ли сами уговорили меня поехать отдохнуть, утверждая, что каждую книгу я пишу, как последнюю?». «Пора, пора», – повторил отец. На следующий день мне позвонила сестра и сообщила, что родители попали в автокатастрофу.

1

Марина Кауханен «Из камня лунного…»

2

Инталия – резной камень (гемма) с углубленным изображением.