Страница 12 из 14
– Молодого мяса захотелось.
– Им столько не выпить, – кивнула «симпатичная» на пиво Ли.
– Не хочешь? – поинтересовалась «вязаная кофточка», скосив глаза на ту же двухлитровую бутылку.
В глазах сверкали бесенята смеха.
«Ну, что же вы молчите?» – мелькнуло у Ли.
Подростки шарахнулись от нее. Теперь они ее увидели! Еще как!
Что она хотела? Просто поговорить с ними! Неужели они считают ее старой? Конечно, ей не пятнадцать лет. Она просто хотела поговорить!!!
Ли повернулась и опять пошла к скамеечке. Сдернула пиджак. Не сидеть же теперь здесь! Вон там есть еще лавка, в глубине двора. Вся в деревьях. По траве идти модельной походкой совсем не так просто! Но она должна постараться. Пусть видят!!!
– Во, во! – оценил ее походку один из парней. – Еле идет! А еще выпендривается!
– Ща выпадет с копыт, – согласился второй, по-детски азартно поддев камушек ногой. – Правая нога влево, левая – вправо. Старуха шапокляк!
– Красавица, б-я!
Они заржали.
Ли рухнула на лавку. Как устали ноги! И никого. Скучно. Ни одного человека вокруг. Не пригласить ее на свадьбу!!! И кто?!! Самая что ни на есть родная кровь! От этой мысли в висках зашумело и застучало. Ведь у нее же нет больше никого. Хотелось плакать, но слез почему-то не было.
– Во рту пересохло, – сказала она вслух, хотя рядом никого не было. Поискала глазами. Нету. Вздохнула. Ноги гудели. Конечно, целый день на жаре! Ломило под правой лопаткой. Проклятая жара! Очень нужна ей эта их свадьба!!! Сам факт. Что не пригласили.
Сын смотрел на нее из окна.
«Чего приходила? Мать. Мать… Мать твою! Пальто ей какое-то надо… Все уже пропила. Вот и понадобилось ей пальто…»
Толстуха на лавке, бывшая кассирша предприятия, привыкшая держать деньги в руках и потому сохранившая величественную походку и властный тон, говорила сидящей рядом беленькой старушке божьему одуванчику:
– Ты глянь, Варь, Лидия-то вырядилась, б… алкогольная.
– И смотреть не хочу. Похабщина.
– А ходить-то. О, о. Задом туды, задом сюды.
– А сама – старуха! Бабка вон уже! Кожа вся отвисла. Лицо – как у слизня. Синюшная вся, как курица советская.
– Ноги уж еле ходють, а туда ж – молодежь пугать.
Вернуться домой? Там Лешенька. Добрый он. Хотя подумать – она никогда его по-настоящему не любила. Он маленький-маленький. Личико мелкое, страшненькое… Мальчик. Ну и что, что старый. Старый мальчик. Добрый, добрый… Прости. Лешенька. Он МАЛЕНЬКИЙ. Все у него маленькое. И достоинство тоже.
Нежность, нежность – слезами хлынула из глаз. Потому что не любила. Никогда.
Ублюдки вонючие!!! Еще дети называются! А эти старые- что, лучше?!!! Она посмотрела на мужиков, сидящий за домино.
Они были уже солидно «под шафе», но никто не смотрел в ее сторону…
– Фу, старперы вонючие…
Хоть бы глоточек. Духота. Как они могли?! Родная сестра!!! Она никому не нужна… Лучше бы ей умереть. Прямо сейчас. Вскрыть вены… Все равно ее никто не видит…
Она всегда хотела это сделать. Всегда. С самого детства. Теперь-то Ли это понимала… Не смогла. Сделать это хотя бы сейчас! Уйти. Просто уйти… Потому что нет ЛЮБВИ на свете. Нет ее. И все. НЕТ ЛЮБВИ!!!
Ли хотелось кричать. Но вопль застрял где-то в горле. Все напрасно. Покончить с миром. Раньше она не понимала, что это значит. Но с тех пор, как стали приходить ее «странные мысли»… Убить себя – это убить весь мир. Весь прекрасный и удивительный мир. В котором нет любви. Не себя, а именно мир. Уничтожить его одним махом. В этом грех. В том, что убиваешь мир.
Порылась в сумочке. Достала простой станок. Она уже вставила туда одно лезвие. На речке, от нечего делать.
Это для Лешеньки… Она и не знала сама, зачем купила… Теперь понятно.
Повертела его в руках, развинтила. Последний луч блеснул на тонкой стали…
Вдруг там, на свадьбе, она кого-нибудь встретила бы? Наверняка был бы он, ее второй муж, Гера, Герман, бог Гор, как она звала его про себя… Лешенька бы снова ревновал ее!…
Сердце стучало, затылок ломило…
Нет, нет. Все это глупость. Бог ей дал ее копию при рождении. Но разве ЭТО ее половина??!! Похожи тела! Какое издевательство, надувательство, пытка, казнь… Она должна была найти настоящую половину. Половину разрезанного яблока. Но она одинока. Всегда была. Теперь Ли увидела со всей ясностью, как будто чьей-то рукой была нарисована картина всей ее жизни перед мысленным взором: она всегда, с самого начала хотела убить себя. Потому что гадок мир без половины… Нет в нем гармонии. Один хаос одиночеств.
Как далеко отсюда до дома. Два автобуса. Там Лешенька… Перед глазами что-то мерцает. Это от усталости. Или от жары. Где же ее прохладительный напиток? Его подали ей прямо из холодильника… Она хотела приподняться, но поняла, что сил просто нет… Так и осталась сидеть.
Она и сама не поняла, зачем приехала сюда, в свой родной двор…
Ни одна бабка ее не узнала. Она слишком хорошо выглядит, вот почему. Она сидела и смотрела то на свои стройные ноги, то на старые, до боли знакомые окна. Когда-то это был их дом… Не так уж и давно. Здесь все восхищались ее красотой, здесь она единственный раз по-настоящему полюбила… Но была ли любима? «Кого хочу – не знаю, кого знаю – не хочу» – фу, гадкий юмор… Просто ноги сами привели. А зачем? Неизвестно.
Как душно! Не продохнуть. А ведь вечер уже.
Так и осталась сидеть. С лезвием в пальцах… Потому что Ли вдруг «увидела» все, что было вокруг… Как деревья выросли! Стоят, зачарованные зноем, боясь колыхнуть хоть одним листом. И как это она раньше не замечала, какие деревья – красивые?! Солнце ложится бликами, проникая в толщу листвы. Тихо кружатся в вечернем солнце былинки, медленно, медленно их тянет к земле… Яркий вечер. Тихий. Душный. Все, все вокруг такое обычное и такое божественно прекрасное, что у Ли захватило дух, и она забыла про лезвие в пальцах, смотрела, раскрыв глаза, словно впервые увидела пыльные летние дорожки, траву, расчирикавшегося воробья, резную кромку липы на фоне вечереющего неба, старые качели, стоящие здесь еще с тех пор, как ее первый сын катался на них… Кто композитор, что написал эту симфонию звуков? Кто художник, расписавший красками этот мир? Кто режиссер, задумавший и исполнивший все нелепые случаи и встречи, которые и составляют нашу жизнь?
Ли было хорошо. Но – странное наваждение – ощущение чьего-то присутствия, чьих-то глаз, наблюдающих за ней. Сын? Ли посмотрела на окна. Нет… Что-то не то… Ощущение не было неприятным, скорее, чуть тревожным. «И даже этот кто-то – прекрасен», – подумала Ли. Часть и целое, пустота и совершенство, причина и цель, все и ничто. Ли очень хотелось, чтобы это тревожное ощущение прекрасного поскорее прошло. Ей было как-то не по себе. В сущности, она давно уже ощущала себя не в своей тарелке. С тех самых пор, как ее стали посещать «странные мысли». Со свадьбы старшего сына. Эти проклятые истины… они ее замучили. И сегодня она решила… надеть красную юбку! Последний прыжок. Последняя попытка… Как же все-таки тихо…
– Рыба!
Звонко щелкнула костяшка домино о линолеум стола.
Над белым запястьем последним лучом солнца сверкнуло лезвие… Но выпало из рук.
Последней мыслью Ли было:
«А все-таки я – самая красивая!»
Когда стемнело, мамаши увели детишек домой. Усталых, но довольных проведенным в песочнице временем. Хотя, конечно, уходить никогда не хочется. Всегда кажется рано… Уходить всегда рано…
Тени потускнели, исчезли в сумраке.
Двухлитровая бутылка осталась ждать на песке. Как потерявшая хозяина собака.
Утром Ли нашли. Лежала под лавкой. Она была уже холодной. Сердце не выдержало. Среди всякой дребедени, вроде старых духов, затертого кошелька с мелочью, полуистлевшей бумажки с непонятными знаками "Ли К." и старой фотографии таксиста в кепке, в сумке нашли развинченный бритвенный станок и вскрытый набор лезвий. Одного лезвия там не было. Оно затерялось в траве. Его никто и не искал.