Первый шпион Америки

— Вы же вернетесь командовать нашим интернациональным отрядом, — не без иронии напомнил ему Локкарт.

— Не говорите ерунды, Роберт! — поморщился Рей.

— Новы же так уговаривали всех нас создать этот отряд! — удивилась Мура.

— Я хотел сделать приятное Жаку, который об этом мечтает. Он влюблен в новую власть, я же с некоторых пор влюбляюсь только в хорошеньких женщин. — Робинс кокетливо посмотрел на Муру и почему-то расхохотался.

Хозяйка разочарованно покачала головой.

— Я всегда знала, что нельзя всерьез воспринимать все ваши фантазии, но каждый раз попадаю впросак, потому что вы произносите их с таким воодушевлением и страстью, что нельзя ни на йоту в этом усомниться, — проговорила Мария Игнатьевна.

— В такие минуты я и сам в это верю, — снова рассмеялся Рей. — А что, старина Жак придет?

— Он сказал, что заглянет попозже вместе с Ренс Маршаном, у них какая-то совместно-деловая встреча, которую он не может отменить, — сообщил Локкарт.

— Кто такой Маршан?

— Журналист, корреспондент «Фигаро» в Москве, — сообщил Локкарт.

— И очень милый человек! — добавила Мура.

— У вас все мужчины милые, — упрекнул ее Робинс, — кроме меня!

— Но если они действительно милые, а вы, Рей, всегда грубиян, тут уж ничего не поделаешь. И тем не менее я вас люблю и такого!

— Меня нельзя не любить, — посерьезнев, сказал Робинс. — Я страшно добрый и имею всего один недостаток: много ем.

— Тогда пойду поставлю жарить отбивные. — Мура улыбнулась и поднялась из-за стола.

— Телячьи отбивные? — обрадовался Рей.

— Конечно телячьи, — усмехнулся Роберт.

Мура вышла из гостиной. Дверь в кабинет Роберта была полуоткрыта, и графиня, бросив на нее пристальный взгляд, прошла на кухню. Она вытащила отбивные, которые лежали на холоде, за окном, обратив внимание на одинокого мужчину в военной шинели без погон, сидящего на лавочке и поглядывающего на окна их квартиры. У незнакомца было узкое лицо и шрам на левой щеке.

Мура разожгла керосинку, поставила на огонь сковородку и налила туда подсолнечного масла. В ожидании, пока оно закипит, она заглянула в кабинет Роберта. Заметила, что ключ от верхнего ящика письменного стола торчит в замке. Роберт допустил оплошность. Мура прислушалась. Локкарт с Реем рассказывали Каламатиано о своих впечатлениях от встреч с Лениным.

— Он, безусловно, производит невероятное впечатление, — выждав, когда Робинс сделает паузу, вступил в разговор Локкарт. — Рей прав, Ильич магнетизирует. Огромное обаяние, такт, улыбка, но если Рей — это напор, то Ленин — штурм, натиск! Он мгновенно кладет тебя на лопатки, ибо знает все, цитирует на память Гегеля и Канта и виртуозно владеет эвристикой. С ним трудно спорить, он не признает никакой логики, кроме своей убежденности. Но через двадцать минут беседы с ним начинаешь ловить себя на мысли, что соглашаешься с теми идеями, против которых только что восставал. И честно говоря, я впервые вижу премьера, который был бы так умен, великолепно владел бы приемами ораторского искусства и риторики и был бы столь легок и обаятелен. Хотя он коротышка, невысокий, щупленький, и когда его видишь в первый раз, тебя охватывает разочарование. «И это вождь революции?!» — думаешь ты. Но через двадцать минут обыкновенной беседы приходишь в неописуемый восторг. «Вот это и есть настоящий вождь революции!» — ликуешь ты в душе и уходишь из кабинета его горячим сторонником. Здесь и скрывается тайна, почему большевики взяли власть. Их верхушка хг Троцкий, Ленин, Чичерин, Свердлов — когорта необыкновенно деятельных людей, стоит это признать. Вот какое впечатление на вас произвел Троцкий?

— Неприятное, — ответил Каламатиано.

— Почему?

— Самодовольный, не признающий никаких возражений, самоуверенный диктатор, которого бесит любое инакомыслие. И к тому же не имеющий сердца. Это страшно, потому что такой, не испытывая душевного трепета, отправит на смерть тысячи люде!! — проговорил Ксенофон Дмитриевич.

— Ты не прав, Ксенофон! — загудел Робинс.

Мура вошла в кабинет, открыла ящик, достала томик Байрона и тотчас обнаружила шифр и письмо. Но зашифрованное послание ее не интересовало, ей нужен был шифр. В нем каждой цифре соответствовала определенная буква, выбор был произвольный. Несколько минут она запоминала комбинацию цифр и букв, потом закрыла книгу, положила ее в стол, задвинула ящик, вернулась на кухню Достала блокнотик и быстро по памяти переписала всю комбинацию. Блокнотик погрузила в банку с рисом, поставила ее на место, в шкаф.

Масло уже шипело на сковородке. Мура подошла к окну, где на гвоздике висел фартук, провела рукой по волосам, улыбнулась, пытаясь возвратить лицу прежнее выражение. Военный в длинной армейской шинели и в начищенных сапогах все еще сидел на скамейке, изредка посматривая в сторону ее окон. Лишь вместо воинской фуражки на нем была обычная бобровая шапка. Он курил, подняв воротник и защищаясь от резкого ветерка, раскачивающего голые ветви старых тополей. Погода внезапно переменилась. Солнца уже не было, подул резкий северный ветер, а значит, в ночь похолодает. Мужчине было не больше двадцати пяти, но узкое волевое лицо с заметным шрамом на левой щеке несколько старило сто, а осанка выдавала бывшего царского офицера, успевшего немало повоевать. Теперь их немало появилось на московских улицах. Троцкий с Лениным охотно набирали бывших военспецов на работу в Красную Армию. Так делали и во времена Великой французской революции, привлекая поначалу к управлению государством и буржуазию. Но потом многих деловых буржуа, немало сделавших для блага Республики, отправили на тот свет. Интересно, сколько продержатся эти военспецы? И что ждет этого молодого офицера, мерзнущего на скамейке во дворе? Кого он ждет? Все жильцы дома пользовались черным ходом, парадный подъезд в целях безопасности был заколочен. Офицер увидел Муру, стоящую у окна, втянул голову в плечи и отгородился от ее взгляда воротником шинели, точно не желая, чтобы Мура его разглядывала. Она улыбнулась, надела зеленый с красными пионами фартук и стала жарить отбивные.

Именно в эту секунду Локкарт вдруг вспомнил о ящике письменного стола. Он вспомнил об этом, не обнаружив в поясном карманчике жилетки ключа от верхнего ящика, который всегда держал при себе. Видимо, в спешке, из-за воплей Муры и барабанного стука Робинса в дверь, он позабыл его закрыть. Роберта точно ознобом прохватило.

— Пойду спрошу Мэри, не нужна ли ей помощь. — Роберт поднялся, заглянул на кухню, потом прошел в кабинет, открыл ящик. Книга была на месте. Локкарт пролистал ее, нашел шифр на той же 31-й странице, закрыл книгу и запер ящик на ключ, положив его в карман. Он впервые поступил столь неосмотрительно и был этим недоволен. Хотя в Хиксе и уж тем более в Муре он был уверен, но нарушение секретной инструкции, которую ему неукоснительно приказал исполнять Бальфур, проступок серьезный.

— Тебе не нужна помощь, дорогая? — ласково спросил он, заходя на кухню. — Извини, что тебе приходится заниматься этой грязной работой.

Роберт обнял ее, крепко прижал к себе, и Мура поцеловала его в щеку. Это было как наваждение: она мгновенно пробуждала страстное желание, едва он прикасался к ней. Вот и сейчас Локкарт уже дрожал от нетерпения. Его рука скользнула вдоль ее бедра, а потом проникла под платье, ощутив прохладное шелковое белье, резинки, на которых держались чулки, — все в ней возбуждало его. Губы Роберта уже ласкали мочку ее уха, а это всегда приводило Муру в возбуждение, и она томно, еле слышно простонала, покоряясь его воле.

— Ты с ума сошел! — улыбаясь, прошептала она. — Сейчас кто-нибудь войдет…

— Никто не войдет, — прошептал он, прижимая ее к стене, задирая ей платье и пытаясь расстегнуть пояс с резинками — это постоянное препятствие на его пути. И не только с Мурой.

— Отбивные сгорят, — вместе с тихим стоном вырвалось у нее, и это остановило Локкарта. Он, как резиновая камера, из которой выпустили воздух, вдруг резко ослабил свой напор и отвел в стороны руки. Роберт был жадноват. А отбивные ему обошлись на рынке в сто двадцать рублей. Он купил шесть штук, ровно по числу приглашенных, исключив даже Хикса, который был в театре. Муру это покоробило. И потом, это были не те отбивные, которые подавали в «Ярс» — большие куски мяса, занимавшие полтарелки, а совсем небольшие, словно предназначенные для детей. Но Мура ни взглядом, ни жестом не выказала своего раздражения, когда Роберт возвратился с рынка. Сейчас же одно упоминание о пропавших отбивных, о выброшенных на ветер ста двадцати рублях вмиг отрезвило Локкарта, и он отодвинулся от Муры. Она поправила платье, подошла к сковороде и подняла крышку. Она, конечно же, слукавила: слабое пламя керосинки вполне позволило бы им сделать все, что хотел Роберт, но Мура при всей своей моментальной возбудимости не любила этой сучьей спешки, что опять же обожал Локкарт. Если уж предаваться телесным наслаждениям, то не спеша, долго и не на грязной кухне, где в нос шибает запах подгорающего подсолнечного масла, не говоря уже о том, что нетерпеливый Робинс обязательно приползет сюда и увидит занятную картинку.