Дамнар. Неведение

Князь от неожиданности чуть было не выронил кувшин: «Ты совсем охренел? Я ж не руки ей приказал отрубить!» – обратился он мысленно к своему мучителю, силясь продраться сквозь звуковой хаос. Но гул и протыкание висков раскалённым железом продолжалось. Шум в голове перекрывал все остальные звуки. На поверхности воды в кувшине стало мелькать знакомое изображение.

Сет отвернулся, но это не помогло. Грани стеклянного флакона, случайно уцелевшие капли росы, гладкие полированные детали одежды и оружия – любая отражающая поверхность как назло лезла в глаза и мельтешила подающим настойчивыми сигналы отражением. «Дай хоть с отравившимся балбесом закончу, ты ж мне иначе совсем жизни не дашь. Закончу и поговорим, обещаю!». Жечь виски и долбить молотками перестало, но весьма чувствительное покалывание и свист остались. Ладно, хоть можно снова слышать окружающий мир.

Убедившись, что порошок полностью растворился, князь велел самому юному волку, Вилфреду, метнуться с кувшином на ту сторону озера, к пострадавшему. Вместо воды велеть это снадобье пить, и тоже продолжать рвоту вызывать. Затем ещё один пузырёк достал, с белой жидкостью. Велел глоток сделать, если шея с лицом распухшие, потом флакон ему вернуть, и стремительно ушёл с площадки, пытаясь поскорее добраться до своих покоев, но не обратить при этом внимание остальных на его состояние.

– Нечего тут смотреть! Представление окончено! – рявкнул Олаф Волкам, стремясь унять дрожь от злости и бессилия в руках. – Вам заняться нечем? Ну-ка взяли мечи и пошли из «плуга» защиту отрабатывать.

Он накинул девке, сползшей после наказания вниз на колени, на плечи куртку. Осторожно, стараясь не касаться израненной кожи, помог переместиться на скамью рядом с небольшим столом.

– Что ж братец твой меньшой, совсем озверел? – Олаф укоризненно посмотрел на Джастина, качая головой.

Джастин поджал губы, стыдливо отведя взгляд.

– Молчишь? Сначала отца убил, потом жреца сжёг, всю его свиту и его стаю по поместьям разогнал. Теперь – это, – не унимался волк, кивнув на дрожащую на скамье девку. – Да и выглядит он так, будто болен чем, хотя ваши вроде как хвори не подвержены.

– Молчи, о чём не знаешь, – огрызнулся Джастин. Затем вздохнул, понимая, что слишком груб с другом, отпнул какой-то камешек и продолжил. – Я попробую снова с ним поговорить, мне тоже это все не нравится. – помолчал немного, но решил всё-таки добавить. – Зря ты так, неужто, не помнишь, как при Отце и его прихвостнях было? По художественному частоколу с трупами соскучился?

– Нет, по этому, я, само собой, не скучаю… – Олаф поёжился от всплывшей в памяти картины. Действительно, если сравнивать отца и сына: с последним, людям, да и Волкам жилось получше. – Но почему так вышло? Я ж его юнцом помню – другой он был. Да и вообще, ты же старше, да и к народу ближе, выходит.

– Можно подумать, что в Волчьей стае не сила решает, кто вожаком будет, – Джастин равнодушно пожал плечами. – Да и сам подумай, на черта мне эта морока? Я этого паразита тоже немного чувствую, оттого и стараюсь как можно больше времени вне его стен проводить. Замок жилы ого-го как тянет, я даже представлять этого не хочу, не то чтобы пробовать его кормить в полную силу, – видя, что Олаф снова хочет возразить, перебить себя не дал – Ой, уймись уже. Знаю, что не бесплатно этот паразит энергией питается. И да, я попробую с ним поговорить в ближайшее время.

Есения толком не прислушивалась к разговору Бледного и Волка – да и зачем? После плети её колотило. Чтобы унять дрожь, обхватила себя руками, сжалась почти в клубок. Голова уже прояснятся начала, и тут вернулся страх. «Дура я, куда сунулась? Одна девка среди мужиков чужих сижу. И как там Ярек? Что ж так долго?». Сидела на скамье, куда Олаф посадил, боясь лишний раз шевельнуться и внимание привлечь. Смотрела во все глаза вслед стремительно отдаляющемуся Воску. Успеет молодой оборотень друга спасти?

Вилфред почти добежал на ту сторону озера, сразу увидел затылок лежащего на берегу паренька, лицом наполовину погруженным в воду. «Неужто не дождался и утоп»? – с сожалением подумал молодой Волк, и за ноги быстро вытянул его к берегу. «Утопец» захрипел, изогнулся к земле, и его стало выворачивать. Вилфред даже засмеялся в голос от облегчения.

– Давай, приятель, сейчас мы тебя живо на ноги-то поставим! – не зная, кого он больше подбадривает: себя или корчащегося на земле человека, Волк стал выполнять данные ранее инструкции.

Насчёт поставить отравившегося на ноги, это он, конечно, погорячился. Но через несколько минут неприятных процедур, когда кувшин с пурпурной смесью опустел и всё лишнее из неудачливого деревенского парня вышло, Вилфред хотел помочь ему подняться, но конечности Ярека слушались очень плохо. Война с отравой забрала много сил. Его трясло мелкой дрожью, двигаться почти не мог, но хоть дышать стал ровно. Отёк на шее после глотка из второго флакона прям на глазах стал уменьшаться и скоро прошёл вовсе.

– Ну не ночевать же тебя тут оставлять. Я Вилфред, сын Олафа. Ты, скорее всего, меня сейчас не понимаешь, но молчать я не люблю, особенно когда вместе куда-то идти надо. Так что, терпи. Сейчас ещё и уши в трубочку скрутятся, – молодой Волк, понимая, что Ярек навряд ли понимает хоть слово из сказанного, пытался придать шутливую и беспечную интонацию голосу, уговаривая их обоих, что всё будет хорошо. С этими словами он закинул почти не сопротивляющееся тело себе на плечи, немного пошатнулся, и потащил его, как телёнка, к отцу.

Есения не могла ни дышать, ни шевельнуться, видя, как тело друга безвольно свисает с плеч молодого Волка. Только когда он подошёл ближе, стало слышно, что Вилфред беззаботно болтает, и Ярек поднял голову и выдавил улыбку, поймав взгляд сестры, она вспомнила, как дышать. Вилфред сгрузил его на землю рядом с Есей и с энтузиазмом обратился к отцу:

– Бать, может этих двоих пока к нам с Кэйей хоть на пару дней подселить? На кровати мы подвинемся, девка щуплая, много места не займёт. В деревню этого увальня она одна не дотащит, а нашим его переть – не докажешь, что это не мы его так отделали. Да и нам веселее будет со сверстниками, а то скучно совсем. Разреши, а? Мы парнишку выходим, девку накормим, обижать их не будем.

– Негоже девице вне дома ночевать, – проворчал Олаф, покачав головой. – Но, чую, без парня её в деревню не выгонишь, а его действительно лучше пока тут оставить, вдруг хуже станет.

На том и порешили.

⋆☽ ◉ ☾⋆

Сет добрался до своих покоев последние метры, уже почти переходя на бег. Внутренний голос никак не желал в этот раз затыкаться, и разрывал мозги. Зайдя в комнату, он быстро запер дверь на ключ, в секунду переместился к высокому напольному зеркалу у правой стены, рядом со столиком. Облокотился на раму руками и прислонился к холодному стеклу лбом.

– Ну давай, покажись! Поговорим.

Изображение пошло рябью. Черты отразившегося поначалу князя исказились и приняли вид худосочного юноши с короткими серебристыми волосами. Сложно было сказать, кто из них двоих выглядел хуже. Юноша был измождённым. Глаза впали, взгляд потухший, вымученный. Под глазами синяки как после недельного недосыпа. Кожа на лице натянута так, что сильно выступали скулы. Если князь был строен и подтянут, хоть и худ – всё-таки поддерживал форму, то телосложение юноши больше напоминало о голодающих в рудниках Орконтикса рабах.

Сет отошёл на шаг от зеркала, цокнул языком, оценивая состояние собеседника, покачал головой:

– Смотрю, тебе ещё хуже? – сказал он с некоторой озабоченностью в голосе.

Юноша сменил позу, и теперь уже двигался независимо от действий князя, и едва заметно ухмыльнулся одной стороной губ.

– Я выгляжу хуже? Может быть, хуже выглядишь ты? Или, всё-таки, мы?

Теперь уже ухмыльнулся князь, садясь за стол и наливая себе вина. Он до сих пор никак не мог определиться, как он относился к подобным разговорам с отражением. Одной частью себя он понимал, что слышать голоса, и тем более разговаривать с неизвестными, скорее всего, воображаемыми друзьями – так себе история. Больше всего было похоже, что у него довольно активными темпами отъезжает крыша. А с другой стороны – сейчас это был единственный собеседник, высказывающий всё, без оглядки на статус и прошлое. И состояние Отражения всё больше и больше походившего на жука-палочника, очень его беспокоило.