Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 29

Князь усилием воли заставил себя успокоиться – что-либо предпринимать лучше на холодную голову. Разбираться с Багхесом он будет потом – сейчас есть дела поважнее. Князь убрал крылья и вернулся к осмотру кривого портала. Расширить лаз рискованно – края неровные, острые, ткань миров трещит так, что кажется, вот-вот порвётся. Ход петлял, сужаясь и расширяясь в бессистемном порядке. Местами путь закручивался, становясь похожим на полёт пьяного шмеля. Князь потянулся к возмущённому полю, аккуратно проложил новый путь рядом с лазом, пробитым Багхесом, стараясь делать дорогу с меньшими перепадами и более удобной для прохода. Не прошло и десяти минут, как портал был готов.

– Кто тут есть – возьмите оружие, путы, обернитесь исполонь сразу. Багхес, – обратился князь к хорнду, кинув ему одну из длинных рубах со стойки. – Оденься уже! Вместе пойдём.

Хорнд рубаху поймал у са́мого лица, с ухмылкой натянул на тело и шагнул в открывшийся проход вслед за небольшим отрядом оборотней во главе с Князем и его псом.

Глава 2. Тварь

Неизвестный мир. Деревушка близь некого города «Кашин».

– Во рту как псы нассали. Жрать опять нечего. Слышь?! Ах, чтоб тебя черти забрали, дуру криворукую. Я что, сам за жратвой следить должен? Пороть тебя мало…

– За водой схожу и сготовлю! Не серчай!

Есения наскоро переплела косу, подхватила на плечи коромысло с вёдрами и кинулась прочь от очнувшегося с похмелья дядьки, в ясное и тёплое утро.

Деревня уже давно проснулась. В ближайшем городе началась весенняя ярмарка, и многие жители отправились туда ещё пару дней назад. Как и все шестеро родных сыновей Траяна, её дядьки, которым он велел отправляться заработать. Приёмного сына, Ярека, и её, непутёвую, оставил на хозяйстве. Сам же дядька вновь сорвался в затяжное пьянство, так что главной заботой Есении было не попадать под горячую руку.

Печально вздохнув, она опустила глаза вниз, стараясь не сталкиваться ни с кем взглядом, чтобы избежать уже привычных и опостылевших насмешек.

От дома Траяна до деревенского колодца было рукой подать. Около него в то утро народу толпилось много. Колесо отвалилось от телеги, и часть поклажи, вместе с подготовленным на продажу мясом, рассыпалась по дороге. Некоторые куски живо растащили деревенские псы. Мужики ругались, бабы – тоже.

Староста шёл к телеге рассудить склоку.

Есения замешкалась, не зная, как прошмыгнуть мимо, не привлекая особо внимания, и перенесла ношу на одно плечо в ожидании, когда мужики расступятся и дадут пройти. И в это время в голове прокручивались невесёлые думы:

Родителей своих она не знала. По рассказам слышала, что мать родами померла. Отца, поговаривали, медведь задрал. Есению тоже хотел утащить, да собака спугнула. Умная псина была, отволокла израненного ребёнка за тряпки к дому родни. Осталась она у дядьки восьмой по счёту. Лишний рот, да ещё и девка покалеченная. Как выжила – не ведала. И всё было терпимо, и как у всех, пока не погибла жена Траяна. И после всё окончательно пошло наперекосяк. И с тех пор смотреть людям в глаза было выше её сил, а предаваться воспоминаниям слишком больно.

«Может, даже лучше, если меня черти заберут, как он просит… А может, чертей и вовсе нет. Может, предки правы были, и есть где-то путь в Навь. Авось в царстве Кощея мне и лучше будет. Всё лучше, чем так…» – нелепые мысли так и лезли в юную голову, хоть в сказки, как старые, так и новые, Есения уже и перестала верить. Но годы шли, и ничего сказочного так и не происходило. Да и как можно в них верить, если добрых людей вот так вот просто смерть забирает? А остаются… Такие, как Траян.

И поток печальных мыслей прервался самым неожиданным способом из всех возможных.

Внезапно ветер принёс гул как от большого разворошённого пчелиного улья. К нему спустя два мгновения добавился треск огня как при пожаре, с перезвоном маленьких колокольчиков. Люди затихли и стали озираться, пытаясь определить источник звука. Но вскоре все как один, зажали уши, казалось, что вот-вот оглохнешь.

Прямо над  краем колодца в воздухе возникло яркое до рези в глазах, пятно света, размером с конуру у собаки. От него прям  по воздуху зазмеились чёрные трещины, как будто то – не воздух, а земля во время засухи. Но при этом Еся всем существом ощутила, что это не просто пятно, а «дыра», хоть и светится чуть ли не ярче солнца.





«Неужели Боги мои думы подслушали?» – пронеслась пугающая мысль, и страх сковал всё тело девушки.

Дыра становилась всё шире. Вот уже одна из «трещин» зашла на каменную кладку колодца, и она почти беззвучно раскрошилась, подняв лёгкое облачко пыли. Когда эта прореха достигла края земли, гул стал стихать, но полностью странные, почти сказочные звуки так и не исчезли.

Есения, словно заворожённая наблюдала, боясь дышать, как староста от удивления крякнул, ладони от ушей убрал и подошёл поближе.

Рука… Костлявая, цвета сырой земли. С длинными и острыми когтями… Когда она высунулась из этого пятна-дыры и оперлась о не успевший разрушиться край колодца, всех отпрянули. Но предпринять ничего не успели.

В следующий миг выскочила из пятна света страшная тварь. Сбила с ног старосту и вгрызлась в его горло с утробным порыкиванием. Разодрала в одно мгновение – он и пикнуть не успел.

Тут уже бабы закричали. Да и мужики тоже. Побросали всё, что в руках было, да и кинулись кто куда.

Есения попятилась. Споткнулась о чьё-то оброненное коромысло, упала навзничь. Ведро одно укатилось, другое приземлилось ей на живот. Как раз вовремя. Тварь почуяла лёгкую добычу. Развернулась, кинулась на упавшую девку. Еся от неё загородилась тем ведром, дном в сторону твари, словно щитом.

Тварь налетела на ведро, пробив дно одной лапой, и застряв в нём. Краем Есению так сильно шибануло по рёбрам, что спёрло дыхание. Свободной лапой тварь пыталась добраться до горла добычи, и шваркала по земле когтями, совсем рядом.

Есения отчаянно пыталась вырваться, но всё-таки успела разглядеть это чудище. Кожа на роже, что сырая земля с глиной, но с зелёным отливом, буграми вся покрыта, будто жабья, натянута сразу на кости. Глаза круглые, век почти не видно, белки жёлтые, злые, с прожилками красными… бешеные. Губы настолько тонкие, будто их и нет вовсе, дёсна видны. Волосы жидкие, что почти лысая голова, но длинные при этом, ниже плеч.

Тварь рычала, клацала зубами… Вроде и людскими… но клыков шесть. Как человечьи, только длиннее и острее, чем у людей, и сверху перед обычными клыками ещё клыки чуть поменьше размером. А смрад какой от её дыханья шёл!

«Вот и всё! Разорвёт!» – весь разум занимало одно только отчаянное желание жить! Но все попытки вырваться были тщетны. А помощь не спешила. Каждый миг борьбы, казалось, длился вечность.

Но тут Тварь соскочила с девки и заметалась по площадке вокруг колодца.

Есения с запозданием поняла, что чудище спугнул шум. У деревенских мужиков первый испуг-то прошёл. Кто за вилы схватился, кто за топор, кто за мотыгу, у кого и меч нашёлся. Стали они тварь окружать, чтобы на тот свет спровадить.

Надо бы самой бежать, прятаться, но Есения лежала и жадно хватала воздух, не в силах заставить себя двигаться. Да и происходящее всё больше напоминало страшный сон. Только боль в рёбрах упрямо твердила, что всё взаправду. И заслышав незнакомую речь, Есения уставилась во все глаза на дыру, ставшую сильно уже. Теперь она нависала над разрушенной кладкой, и трещины медленно втягивались внутрь.

Оттуда высунулась волчья морда. Но принадлежала эта морда явно человеческому телу, только рыжей шерстью покрытому. Мужик, что поближе стоял, хрясь её булавой! Да сильно ударил. Так, что этот, с головой волчьей, в колодец опрокинулся, но руками зацепился за кладку. А как выскочил, когтями мужика резанул. И не оборачиваясь кинулся к самому первому чудищу.

Сразу за ним из дыры ещё один вылез. Ну совсем как человек, только очень бледный. Добил кинжалом раненого мужика, и тоже кинулся в бой.