Страница 12 из 17
С каждым шагом Белый все глубже увязал в земле. Под тонкой коростой мха таилось болото, в которое он погружался уже по щиколотку.
– Почему… мы?
Астахова тоже задыхалась, тоже увязала в трясине. Подхваченной на бегу палкой переломила ключицу вставшего на пути покойника, и тот с мокрым хрустом сложился пополам, выдохнув вместе с болотной вонью серое облачко грибных спор.
– Возможно… они думают… мы виноваты в их смерти, – ответил Белый, пинком выбивая коленную чашечку мертвеца слева. Ударом кулака проломил грудную клетку второго, возникшего справа, и пальцы с булькающим звуком погрузились в утробу. Белый отскочил, стряхивая опарышей и склизкие комки легких.
– Выбирайся… из Леса! – крикнул Астаховой.
– Я пытаюсь!
Та с вытаращенными глазами крутилась на месте, орудуя палкой, как булавой. Мертвая плоть оседала в болото, но только для того, чтобы вырастить новых мертвецов. Одинаковые землистые лица слились в однородную массу, Лес густел, пряча за соснами линию горизонта, и небо над головами окончательно налилось сливовой тьмой: выступившие звезды, в которых Белый не узнавал ни одного знакомого созвездия, мироточили болезненным, неестественно ярким светом. Лес не отпускал. Возможно, сегодня к шести тысячам погибших прибавится еще двое.
Астахова вскрикнула, упав на колени. Вернее, сначала Белому показалось, что она упала: приглядевшись, понял – земля поглотила ее по самые бедра. Шевелящаяся масса за ее спиной двигалась и шелестела, словно миллионы жуков расправляли хитиновые крылья.
– Меняйся! – перекрывая нарастающий гул, прокричала легавая.
– Что…
Голос надломился, язык присох к небу. Отшвырнув легкое, почти полностью истлевшее тело, Белый рванулся к Астаховой. Правая нога тут же погрузилась в землю до середины голени, в ботинок потекла вода.
– Ты ведь… перевертень, твою мать! – в голосе женщины звенели истерические нотки. – Так превратись!
– Это не так просто! – ответно проорал он. – Я не могу… просто по щелчку пальцев…
Гневно зарычав, вцепился в ворочающийся рядом скелет, подтянулся и выпростал ногу. Конечно, потеряв ботинок.
– Тогда нахрен ты вообще такой нужен?!
Земля, охнув, просела еще. Астахова ухнула по пояс, и завизжала, отдирая цепкие костяные пальцы от собственных волос.
Белый в отчаянии вскинул голову.
Небесный шатер, густо усыпанный звездами, не собирался зажигать прожектор луны. Лес полнился контрастными тенями и неясными силуэтами. В подлеске сновало мелкое ночное зверье. Сгодился бы любой, даже крыса. Главное – кровь.
Белый снова попытался рвануться вперед, но увяз другой ногой – по колено.
Мертвяки копошились рядом, уже не делая попытки приблизиться, но отчего-то в их промедлении таилась ощутимая угроза. Краем глаза Белый видел мелькающие кости, соединяющиеся в причудливые сочленения: ребро прирастало к голени, бедро к позвоночнику, предплечье срасталось с ключицей. Над головой, мелькая в карусельной чехарде, крутились и щелкали зубы, и было их куда больше, чем положено человеку, и были они куда длиннее, чем у любого из перевертней.
Завопила Астахова, уже не скрывая ужаса. И, обернувшись, Белый почувствовал на себе смрадное дыхание зверя – гигантского зверя, слепленного из человеческих костей.
Многоногий монстр ростом вполовину сосны разинул пасть и издал низкий, не различимый ухом, но хорошо ощутимый всем телом рев, от которого по болоту прокатилась зыбь, а внутренности сжались в ледяной ком.
Сейчас же ему вторил другой крик – визг перепуганной девушки. Только это была не Астахова.
Сделав глубокий, судорожный вздох, будто только что поднялась с болотного дна, она закричала, и кричала, не переставая, на одной высокой ноте.
С выставленной в защитном жесте ладони капала кровь.
Взвыв, Белый рванулся из трясины, вложив в рывок всю ярость и звериную силу. Вязкая жижа хлюпнула, нехотя отпуская на волю, и Белый влетел в окровавленную руку, впившись в нее губами и ощущая вкус железа и тины, пота и травы.
Вкус жаркой волной опалил горло, запах туманом окутал голову. Трава пустила в нем корни, защекотала кожу миллионом взошедших побегов, болотная тина оплела мышцы, и Белый только успел скинуть мантию и отшвырнуть ее далеко от себя, когда суставы вывернула слепящая боль.
Порой не нужно ни полной луны, ни глупых заклинаний, ведь даже одна капля крови делала его живым, ведь, если приходит время чудовищ – нужно становиться чудовищем.
Болото отрыгнуло его, как несъедобный кусок. Сгруппировавшись, Белый опустился на все четыре конечности, уже зная, что боль не продлится долго. Оскалившись, он завыл так высоко и страшно, что звезды, дрожащие на неизмеримой вышине, вторили перезвоном серебряных колокольцев.
Костяной монстр выпростал одну из многочисленных рук, но Белый оказался быстрее.
Оттолкнувшись сильными, покрытыми густой белой шерстью лапами, полоснул лезвиями когтей. Пусть мертвая плоть не чувствительна к боли, но силы перевертня хватило, чтобы выбить несколько сочленений.
Над ухом защелкали гигантские зубы.
Нырнув под брюхо, Белый одним укусом перемолол в труху ребро, вторым располовинил бедренную кость. Монстр неуклюже кружился на месте, пытаясь достать противника. Похрустывали суставы, с влажными шлепками падали ошметки кожи и внутренностей. Белый видел – гораздо лучше, чем человеческим зрением, – как переползают с места на место кости, пытаясь залатать раны.
Шкуру обожгло болью.
Перекатившись через голову, Белый заметил выступившую кровь. Встряхнулся, прыгнул снова.
Клыки крошили старые кости, будто хворост.
Костяной хвост чудовища, спаянный из позвонков, хлестал по бокам, но Белый продолжал кромсать и рвать, давился трухой и гнилью. Человеческие черепа лопались на зубах, как ореховые скорлупки.
Зубы чудовища клацнули в близости от его шеи.
Отпрянув, Белый припал к земле.
Он уже не думал ни о чем и ничего не помнил: ни как очутился на болотах, ни кто кричит ему, тщетно пробиваясь сквозь обложивший уши звон, ни отчего звезды закручиваются тошнотворной спиралью. Он чуял раздражающе сочный запах живого человека – легкой добычи для зверя. А за добычу нужно было побороться.
Зарычав, Белый прыгнул чудовищу на хребет.
Массивная голова из черепов и тазовых костей сидела на слишком тонкой для такого гиганта шее. Нужно только нацелиться на позвонки, один укус – и Белый победит.
Он вгрызся в кость.
И в то же время когти чудовища вонзились в его шкуру.
Белый не удержался. Глухо взвизгнув, рухнул с высоты, ломая и окончательно дробя хрупкие кости чудовища. Удар не был сильным, но почему-то небо перевернулось на бок, и из него потекла вязкая тьма – она поглотила дергающиеся в агонии лапы монстра, и болотные кочки, и частокол сосен.
В густеющих сумерках Белый различил склонившееся над ним лицо человека, показавшееся отчего-то смутно знакомым, а рядом – еще одно, молодое, искаженное страхом.
Потом не стало ничего. И звезды закатились.
9. Простые решения
Волонтеры прочесывали парк небольшими группками, передавали распечатанные со слов Оксаны ориентировки. Она не винила тех, кто отказался тратить единственный выходной на поиски девочки, которая, возможно, и не жила никогда. Тоска заключила Оксану в непроницаемый пузырь, за которым не существовало большого мира – тот мир был враждебным, чуждым, в нем люди глядели недоверчиво, а то и с жалостью, будто на душевнобольную. В нем жил отец, так и не ставший родным. Он неумело обнимал за плечи и говорил ничего не значащие слова утешения – что толку с этих слов? Очередная попытка убедить, что Альбина – плод расстроенного воображения, закончилась истерикой и вызовом скорой помощи. Оксане померили давление, поставили укол и уехали, оставив ее наедине с одиночеством и горем.
– Как же не было, когда вот – ее рисунок? – говорила она себе, разглаживая альбомный листок. Снегирь издевательски подмигивал и молчал. Тогда Оксане казалось, что она действительно сходит с ума.