Страница 14 из 159
Мой взгляд блуждает по ее фигуре. Несмотря на то, что ее рубашка великовата, я все равно могу различить форму ее сисек и талии. Ее наряд - непринужденный и надет наспех, в то время как мой был спланирован и подготовлен.
— Ты уверена, что тебе нужно идти? — спрашивает Стиви придурковатый бармен, кладя перед ней на барную стойку кредитную карту и чек.
— Да, — в ее голосе слышится сожаление, — спасибо за напитки, Джекс.
Джекс? Даже его имя говорит о том, что я — главный в игре.
— Да, спасибо, Джекс, — добавляю я его имя снисходительным тоном, — но ты можешь идти.
— Прости? — одновременно говорят Стиви и бармен.
— Ты можешь идти, — повторяю я, отогнав его простым движением.
Джекс переводит взгляд со Стиви на меня, выражение его лица полно замешательства, затем он качает головой и уходит.
— Почему ты такой мудак? — спрашивает она, ее тон полон отвращения.
Ну, это сложный вопрос, поэтому вместо этого я отмахнулся.
— Вот этот парень — мудак.
— Нет, тот парень был милым, и мы приятно болтали. А ты все испортил.
— Ты все равно не собиралась идти с ним домой.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты уходишь с полным пивом, все еще стоящим на стойке, и с не досмотрев половину игры.
Она перекладывает два чека на барную стойку:
— Он оставил мне свой номер, — самодовольно добавляет она, кивая в сторону чека на барной стойке, — а ночь еще только начинается.
Не думая, я хватаю его с барной стойки и разрываю на кусочки, которые она не сможет собрать обратно. И я не совсем понимаю, почему я это сделал, кроме того, что мне нравится выводить ее из себя.
— Что, черт возьми, с тобой не так?
— Делаю тебе одолжение, Стиви. Поблагодаришь меня позже.
— Пошел ты, Зандерс.
Я делаю паузу на мгновение, изучая лицо Стиви, отмечая настоящий гнев, выплескивающийся из нее.
— Твой дружок-бармен хватал за задницу ту официантку, — я киваю в сторону блондинки за столиком, — Каждый раз, когда они входили и выходили из кухни. Потом, когда она не смотрела, он целовался с той официанткой, — я указал на другую, с каштановыми волосами, — возле туалета. Я не против нескольких женщин, но, по крайней мере, я убеждаюсь, что они знают друг о друге. Этот парень — просто игрок.
— Ты лжешь.
— Я не лгу.
В глазах Стиви мелькнуло разочарование, но потом она вновь обрела напускную уверенность:
— Ну, может быть. Мне все равно, — признается она.
— Тебе не все равно.
— Ты — мудак.
— Мы это уже проходили, Стиви. Я знаю.
Я достаю из бумажника двадцатидолларовую купюру и кладу на ее чаевые. Этот парень не должен получать ни цента ни от нее, ни от меня, но я не хочу, чтобы она переплачивала, когда он всю ночь вел себя как мерзавец.
— У меня есть свои деньги.
— Рад за тебя, — я снисходительно похлопал ее по плечу: — Ладно, теперь выкладывай.
— Что выкладывать?
— Почему ты преследуешь меня? Ты уже влюбилась, Стиви? Помедленнее, сладкая. Прошел всего один день.
Она испустила высокомерный смешок:
— Ты влюблен в себя.
— Кто-то должен, — в этом утверждении гораздо больше правды, чем она думает.
Ее взгляд снова переместился на экран телевизора над баром.
— Ты болельщица «Дьяволов»?
Она игнорирует меня, не отрывая взгляда от экрана, пока часы показывают перерыв.
— А? — рассеянно спрашивает она, когда разыгрывающий «Дьяволов» бросает мяч в кольцо, но промахивается, что привело к ничьей в перерыве: — Черт побери.
— Ты фанатка «Дьяволов», — повторяю я, на этот раз как утверждение, а не как вопрос. Но мне не нравится, что она проигнорировала меня в первый раз. Я не привык к такому.
— Да. Что-то вроде того, — она перекидывает ремень своей сумочки через плечо и грудь, разделяя сиськи. Мой взгляд падает прямо на них. У нее потрясающее тело, полное изгибов. Она должна демонстрировать его, а не прикрывать мешковатой и безразмерной одеждой, которая, кажется, пережила свои лучшие времена.
— Ну, теперь, когда ты успешно помешал мне, — начинает Стиви, — я могу идти?
Мое внимание снова переключается на официантку с черными волосами, ее глаза задерживаются на мне, пока она заполняет бутылки кетчупом. Она пытается быть соблазнительной, но это довольно странно, когда она ухмыляется мне через весь зал, закрывая ёмкости.
Мой телефон пикает в кармане, прерывая мой неловкий взгляд, и я вижу сообщение от моей старшей сестры Линдси.
Линдси: Привет, Эв. Не хочу омрачать твою первую выездную игру в сезоне, но мама узнала мой номер телефона. Я не знаю как, но она уже три раза звонила, пытаясь дозвониться до тебя. Короче говоря, не отвечай незнакомым абонентам. Скучаю по тебе, братишка.
Я приоткрываю губы и продолжаю смотреть на экран телефона.
Я не слышал ни слова о маме уже два года, с тех пор как она появилась на одной из моих игр и попросила у меня денег. На что я, конечно же, ответил отказом. Она узнала мой номер телефона, звонила без остановки и, наконец, явилась лично. Я не могу держать свое местонахождение в тайне, мое расписание игр опубликовано в Интернете, но она — одна из причин, по которой я так избирательно отношусь к тому, чтобы люди знали мой номер телефона. Мне приходилось менять его больше раз, чем я могу сосчитать.
— Ты в порядке? — спрашивает мягкий голос.
— А? — я поднимаю голову и вижу, как сине-зеленые глаза Стиви светятся нежностью и беспокойством.
В данный момент моя уверенность в себе пошатнулась, и есть лишь немногие, перед кем я разрушаю свои стены. Стюардесса со своим отношением не из их числа.
— Я в порядке, — огрызаюсь я, чувствуя, что меня заметили — Черт, неважно.
Бар внезапно кажется переполненным и душным. У меня нет клаустрофобии, но сейчас мне кажется, что может быть и есть. Я сжимаю руки в кулак. Мои ладони становятся липкими от прилива теплого воздуха, который ударяет в щеки, а зрение слегка затуманивается. Я пытаюсь сделать вдох, но в комнате нет воздуха.
Черт. У меня такого не было уже много лет.
Не говоря ни слова, я выбегаю через парадную дверь бара.
Оказавшись на улице, оглядываюсь в обе стороны в поисках свободного пространства. Улицы переполнены людьми, большинство из которых обратили свое внимание на меня. Обычно я живу ради взглядов, одобрительных возгласов, признаний. Но сегодня мне нужно быть как можно дальше от всех, кто смотрит на меня.
Перебежав улицу, я инстинктивно сворачиваю на несколько кварталов, не имея ни малейшего представления о том, куда я собираюсь, но полагаюсь на свое охваченное паникой тело, чтобы найти тихое место.
В поле зрения появляется парк, но люди занимают все скамейки. Я нахожу высокое дерево с достаточно большим стволом, за которым можно спрятаться. Не раздумывая, я опускаюсь на траву, мои чертовски дорогие брюки от «Армани» мгновенно остывают от влажной земли.
Вдох. Выдох. Успокойся.
Где я? В Денвере. В парке.
Какого цвета скамейки? Голубые.
Почему я так себя чувствую? Потому что моя мать — золотоискательница, которая бросила своих детей и мужа ради того, у кого больше денег. Потому что моя мать эгоистична, как черт, и теперь ей нужны мои деньги. Я ей не нужен. Она не любит меня. Ей просто нужны мои деньги.
Ярость снова проникает внутрь. Единственное, что вызывает у меня приступы паники, — это слепая ярость, но я не могу позволить ей управлять собой. Почти десятилетие терапии научило меня этому. Я не могу позволить панике победить. Я не могу позволить моей матери победить.
Почему я так себя чувствую? Потому что она не любит меня. Потому что она предпочла деньги моей сестре и мне. Но это не имеет значения, потому что я люблю себя.