Страница 7 из 19
Мама окаменела. Потрогала шею – я вздрогнула.
− Троксевазином помазали, смотрю. Ничего, рассосётся через неделю. Кто ж тебя так? Макс?
− Я не знаю. Макс со Златой первые ушли.
− Но они могли вернуться, − сказал Илька. − Хотя я их не видел, когда в раздевалку шёл.
− Они могли спрятаться. Они часто по дворцу бегают, по всем этажам, − всхлипнула я.
− Это точно они, − сказала мама и расплакалась.
Папа пришёл поздно, но никто не спал. Папа осмотрел мой синяк на ноге, посиневшую гематому на шее, дотронулся до разбитой скулы… Я дёрнулась – кость на скуле заболела.
− Ну что? – наседала мама.
− Да что? Ничего. Ничего хорошего. Смотри, Инга, какие мстительные дети пошли.
− Мы бы могли на них дело завести, между прочим, правда Гена?
− Сложно, Инга, − сказал папа.
− Что сложно?
− Арина не знает, кто её избил.
− Как это не знает?! Да чипс и парикмахерша.
− Не факт. Скорее всего, они подговорили остальных. Ведь тренировка закончилась раньше.
− И это не факт! – сказала мама почти спокойно, перед этим очень глубоко вздохнув.
Если вы нервны или взбешены достаточно так вздохнуть раз пять-десять или двадцать, и почувствуете: станет в сто раз спокойнее.
− Правильно, Инга, − папа поцеловал маму. – Хорошо, что ты это понимаешь.
− А я хочу, чтобы их всех забрали в милицию. Они – злыдни! – захныкала я. – Я им ничего плохого не делала, а они…
− Виноват прежде всего тренер, − отозвался папа. − Ты тренера поставила в известность?
− Позвонила, − вздохнула мама.
− И что?
− Тренер сказала, что не отвечает за то, что происходит в раздевалке.
− Формально она отвечает за детей и в раздевалке, − сказал папа.
− Да ты не поймёшь, Геночка! У тренера – просмотр был. Она говорит, много было людей, все пришли раньше времени, все хотят заниматься гимнастикой. Тренер избалована вниманием. Она и тренировку раньше закончила.
Папа кивнул:
– Никто никогда не следит за детьми в раздевалке. Ты бы посмотрела сколько дел в детской комнате: «избиение в раздевалке». Но в основном в раздевалке бассейна. А чтобы во Дворце Спорта так навскидку не вспомню. Тренер, Инга, виноват. Тре-нер.
Папа замолчал.
− Что же нам делать, − мама опять чуть плакала. – Одна группа по гимнастике для их возраста. Где нам с осени заниматься?
− Может, в бассейн отдадим? – сказал папа.
Я вздрогнула: я боялась воды.
− В бассейне – грязи много. Там острицы могут быть! – стала запугивать мама.
− Аришка же воды боится! – засмеялся Илька из своей комнаты.
− Значит, остаёмся в гимнастике?
− Нет! – закричала я.
− Ладно, − вздохнул папа. − Ещё три месяца в запасе всё лето. Узнаю, какие есть занятия.
− Может, танцы? – предложила мама.
− Я же давно говорил: танцы, − закричал Илька. – Они так классно танцуют на всех праздниках и даже на улице первого сентября и девятого мая. Вальсы и танги.
− Танго!
− Ага. А ещё рок-н-ролл.
– В Военном городке рядом, − сказала мама, − а на танцы – пилить в центр города, − мама рыдала, потом высморкалась и сказала: − Было бы фигурное катание, отдала бы в катание.
− Подумаем. Время есть. А теперь послушай, Ариша, что я тебе скажу…
И папа сказал. Рассказал.
О том, что семь лет – это вполне себе «взрослый возраст». О том, что люди не рождаются на свет плохими, но бедность, несправедливость и обиды делают их злыми и жестокими. И эти злые и жестокие постоянно портят жизнь тихим и добрым. Поэтому надо учиться защищаться: словесно и физически. Надо обязательно научиться давать резкий, неожиданный (если получится) жёсткий, злой, бешеный отпор. Это иногда может спасти жизнь. Особенно девочке или девушке. Злые и жестокие очень любят нападать на хороших и добрых, особенно на аккуратных девочек и девушек.
− Есть такие как Илька: им не надо ничего объяснять, − сказал папа. – Они сами делают всё правильно: дают сдачи, ругаются, к ним перестают лезть. Это гены, это воинственный настрой.
Илька вышел из комнаты, присел ко мне на кровать довольный-предовольный, гордый-прегордый:
− Да. Я такой.
− Знаю, что такой. До меня доходят сведения, − и папа похлопал Ильку по плечу.
Мама испуганно спросила:
− Ильгиз! Я же почти не бываю в твоей школе. Всё с Ариной, с Ариной. Значит, и у тебя драки есть? И тебя обижают?
− Бывает, − уклончиво сказал Ильгиз.—Но я мужик. Папа всегда говорит, что мужик должен всё решать самостоятельно.
− Вот, − продолжил папа. −А есть люди такие как ты и как я… каким я был в детстве и юности… Им тяжело среди драчунов, они теряются и не могут ответить на оскорбление. Я поэтому и пошёл после армии в школу милиции, а потом в юридический. Чтобы пресекать зло если не на корню, то хотя бы не дать расцвести ему буйным цветом.
Дальше папа стал объяснять, что всё очень просто. Прежде всего и перво-наперво − уверенность в себе. Надо быть уверенным в себе, даже если боишься. Это самое главное. Надо чётко определиться для себя: я никого не трогаю, ни к кому не пристаю, но умею постоять за себя. Надо убедить себя: передо мной – враг, агрессор, насильник, хулиган, передо мной – зло, а не человек.
− Одним словом – нагнетатель, − закончил ночную «лекцию по психологии самообороны для детей» папа.
− Нападатель?
− Нет: нагнетатель. Он нагнетает атмосферу. Он грозен, может оказаться и властной сильной личностью и самым мелким никчёмным существом…
− Да. Вспомни, Ариша, своего любимого Гауфа. Крошка Цахес – существо уродливое, странное и очень агрессивное, − встряла мама.
− Не перебивай! – остановил папа маму. − Нагнетатель портит тебе настроение одним своим присутствием… Нагнетатель может начать травлю себе подобного. По законам общества в группе не может быть двух лидеров, но может быть сколько угодно жертв. Лидер-нагнетатель чаще уничтожает себе подобного, нагнетатель-трус уничтожает и слабую, как он сам, жертву и сильного.
Мама слушала папу, открыв рот. И Илька тоже. Мне кажется, я уверена, что именно тогда что-то поменялось в характере мамы. Стало две мамы: та, которая была раньше – активная, отзывчивая, переживающая за меня, растерянная, если меня обижают, и новая мама – уверенная, что она просто даёт отпор, освобождает пространство от нагнетателей…
Мама втолковывала мне, объясняла папины слова:
− Смотри: ты любила гимнастику, ты добросовестно занималась и почти не плакала от боли, ты была лучше всех. Но ты разлюбила ходить на тренировки. Ты никого не трогала, и страдаешь, и мы, может быть, бросим секцию.
− Может быть? – испугалась я.
− Не может быть, а точно, − Илька погладил меня по плечу. – Мы обязательно бросим!
− Да, Инга. – сказала папа. – Илька прав. Вопрос с гимнастикой, при данном стечении обстоятельств, решённый, я думаю.
− А те, кто мучил тебя, − продолжила мама, − напротив: чувствуют себя прекрасно. Это неправильно.
− Мама! – перебил Илька. – У неё всё было нормально. Потом ты докопалась до этих чипсов. Арину сделали второй, и начали смеяться и подтравливать после чипсов.
И мама заорала:
− Не встревай!
Дальше они ругались по-татарски. А мы с папой молчали и смотрели. Смотрели и хлопали ушами… Папа тихо и от этого страшно приказал:
− Хватит!
Мама опомнилась. Илька по инерции продолжал бурчать что-то непонятное, певучее.
− Это в конце концов стыдно, товарищи полиглоты! – как бы извиняясь за тихий, но приказной тон, сказал папа. – Переведите, в конце концов!
− Да что тут переводить. Стыдно-то как, Ильгиз! – мама решила всё свалить на Ильку: −Восемь лет как только по-русски все вокруг тебя.
Маму уже было не остановить: Ильгиз весь в своего деда. И обидчивый, и мстительный, и постоянно отношения выясняет.
− Я действительно, Ильгиз, тебе мало времени уделяю, почти не уделяю. И три тройки у тебя в году… Но я очень занята. Эти травы отнимают массу времени, это – моё призвание. Поэтому и ты, и Ариша страдают. Я не могу, никогда не могла, заниматься только детьми! Ариша младше. Ильгизчик, ты должен понять. Ты самостоятельный, здоровый. Ты – сам справишься. Это гены, папа правильно говорит. Аришенька же – девочка, она теряется.