Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 103



И призрак рассмеялся мелким, бисерным, смешком, похожим на старушечье кудахтанье.

— Не сестры я боюсь, а тех непотребств, что вы с ней творите!

— Мы творим? Во-от оно что — у тебя сестру увели! — возникло впечатление, что серая тень удовлетворенно потерла руки. — Вот оно что! А я то никак не могу понять — откуда в тебе такая упертость. Но ты не переживай за сестру, рабыням быстро начинает нравится их простая жизнь. Какие непотребства? Просто прут во все дырки. Реализуют, так сказать, сущностное женское предназначение… Или ты сам то же самое проделать хотел, да боялся себе в том признаться?

— Это моя сестра!

— И что? Признайся хоть сейчас — хотел ей заправить?

— Это моя сестра!!!

— То есть хотел, но было нельзя?

— Пшел вон! — и в сторону призрака снова полетел бесполезный камень. Серый гость встретил эту вспышку егеря довольным кудахтаньем: «Значит, хотел! Наверное, и подглядывал за ней…»

— Это сестра! Это у вас принято, сестер и матерей сношать.

— Нет, не принято. У нас даже на двоюродных сестрах запрет лежит, в отличие от Империи. Ладно, извращенец, но подумай другое: если б ты ее успел замуж выдать, неужто ей имперский муж попку не распечатал да не научил мужской стержень губками полировать? Ты б тогда тоже так бесновался?

— Это другое! Вы превратили мою сестру в рабыню!

— Конечно, другое. На супружеское ложе поднимаются равные — муж и жена. А рабыня — не человек. Мясо, постоянно текущее похотливое животное для ебли…

Больц скрипнул зубами от ненависти. Но ему еще хватало самообладания понять, что призрак специально дразнит его, пользуясь своей безнаказанностью. Медленно, с усилием, выдохнул, пытаясь вернуть контроль за чувствами, как перед боем.

— Слушай, если рабыни для вас животные, то чем вы отличаетесь от дикарей, которые втыкают в ослиц и овец?

— Однако, красиво ты повернул! — восхитился призрак, даже руками всплеснул. — Наверное, логике учился? Мы и есть дикари. Свободные и дикие. Только наши ослицы и овцы — это ваши матери и сестры. И тогда все имперцы, по логике, ослы и бараны…

— Убирайся! — Больц выбросил в сторону тени руку в непристойном жесте.

— Что, растревожился? — призрак откровенно насмехался. — Надо было сразу секреты Империи выдавать.

— Ты глупый или смеешься? — Больцу внезапно стало откровенно весело, бурлящая ненависть переродилась в нечто совсем иное, как текущее расплавленное железо превращается в разящий клинок. И сразу вернулась «внутренняя легкость», как приходит «второе дыхание» или понимание ритма и стратегии боя со сложным противником, как предчувствие победы. — Какие секреты у сержанта егерей? Где трактирщик пиво не разбавляет? Куда я тороплюсь — ты знаешь. Зачем я тороплюсь — тоже знаешь. Где я — я сам не знаю… Какие у меня секреты…

— А вдруг…

— Ну, тогда подожди до завтра. Спокойных снов! — и повернувшись на бок, Больц сделал какое-то странное усилие в собственной голове — будто задернул шторку на окне.



Тень растаяла. Мимоходом удивившись собственному странному поступку, усталый Больц провалился в сон.

19 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 г. Я.

Южные горы

Проснулся Больц рано, с рассветом, отдохнувшим, но голодным и замёрзшим. Из спальника вылазил и разгибался со скрипом, как старик.

В высокогорье по утру обычно весьма свежо, но егерь ни на миг не поддался искушению подремать чуть дольше.

У него были большие планы на сегодняшний день. Не зря он тянул к этой долинке на последних запасах съестного.

Высокогорье вообще не балует изобилием звуков животного происхождения. Упавшие камни, шорох обвала, резкий звук трещины, рассекшей камень. И очень мало жизни вокруг. Разве что еще клекот орлов, пролетающих вровень с вершинами. Околоснеговая полоса — неуютное место. Мелкие грызуны, насекомые — пожалуй, и вся жизнь на этой высоте. На такой добыче не прокормишься.

Но в этой долине их марш провожал знакомый крик горных курочек, кекликов: ке-ке-кели-кек! А кеклики — это сытная еда и несложная добыча. Если умеючи…

Охотника, не знающего привычек кекликов, горные курочки могут легко довести до бешенства.

Птичка не мелкая, чуть меньше хорошо откормленный домашней курицы. Когда держишь ее в руках, кажется яркой и приметной: малиновый клювик «морковочкой», малиновые лапки, на боках яркие рыже-бело-черные полоски, спинка с сиреневым отливом, тело или серенькое или пестро-коричневое — в зависимости, на каких склонах гнездятся птицы.

И летают не очень хорошо, редко когда перелетят от одного края долины до другого. Гораздо охотнее бегают, временами перепархивая.

Казалось бы — бери чуть ли не голыми руками! Но не тут то было…

«Пасутся» кеклики на галечниках между снегом и мельчающим горным лесом. Увидеть пасущегося кеклика на склоне почти невозможно, разглядеть неподвижного кеклика на скале или галечнике — невероятная удача.

Разные стайки предупреждают друг друга о появлении человека или других хищников, видят издалека, перекликаются через всю долину. Затаиваются и выскакивают целым выводком прямо из-под ног, веером, мчатся всегда вверх, к гребню, к перевалу, даже к отвесной скале по которой тоже легко карабкаются.

Бегут, вытянув вверх шейки и весь корпус, неожиданно помогая себе крыльями, перепрыгивают от камня к камню.

Сбить стрелой бегущего кеклика очень трудно — он мечется между камнями, резко меняет направление и темп бега, внезапно «включает» крылья. При этом может удирать чуть ли не по вертикальной стене, перепрыгивая с уступа на уступ, помогая себе крыльями — все ж таки птица.

Видеть, как эта крупная птица грациозно взбегает по скале, используя как надежную опору мельчайшие неровности и трещины камня, вытягивая шейку и переваливаясь с боку на бок — довольно потешное зрелище. Если не думать о том, что это убегает твой единственный шанс на обед…

Но Больц знал слабое место кекликов и поэтому рассчитывал поохотиться быстро и успешно. Отводил на это первую половину дня. Сегодня самое время для такой охоты, пока еще не начал слабеть от голода, и рука верна. А после сытного обеда рвануть уже без остановок до имперских земель.