Страница 6 из 36
Очнувшись, Костя долго не мог понять, где находится, почему так душно и зачем он порвал на себе рубашку.
Черные тучи дыма клубились над улицей. Шумел пожар. Все еще гудели самолеты, визжали бомбы. Земля по-прежнему вздрагивала и качалась.
Поднимаясь, Костя почувствовал под рукой книги. Теперь их некому сдавать…
Еще не зная, куда идти, он сделал несколько шагов. То ли ветер такой сильный, то ли земля стала зыбкой, но его качало. Он едва держался на ногах. Ботинки прилипали к асфальту, расплавленному пожаром.
Свою улицу он нашел лишь к вечеру.
Но где же дом?
От него осталась только печка, да и та сгорбилась, съежилась. Обгоревшая кровать отца прогнулась, никелированные дуги потускнели. На том месте, где рос тополек, чернел маленький обуглившийся комель.
У крыльца, на каменной плите, стопкой лежали книги, приготовленные к погрузке. Они, казалось, не поддались огню. На тисненых корешках можно было прочитать названия. Но едва Костя дотронулся до корешка верхней книги, вся стопка рухнула и превратилась в пепел. Костя робко попятился, боясь, что и земля тоже рассыплется под ногами. И вдруг закричал:
— Бабушка!
Черный ком дыма прокатился по ограде, окутал палисадник. У Кости потемнело в глазах.
— Бабушка, где же ты?!
Голос его, как под землей, прозвучал глухо и одиноко.
Когда дым рассеялся, Костя осмотрелся и возле колонки заметил бабушкин клетчатый платок. Бросился к нему. На платке были капли крови.
«Бабушку ранили, — мелькнула догадка. — Куда ее унесли?»
Смутно представляя себе, что делать и куда идти, Костя перелез через ограду. Там он заметил трех мужчин в пожарных касках с лопатами. Они с минуту постояли возле забора и пошли дальше.
Костя остановился у бугорка свежей земли. Рядом — второй, третий, четвертый. На каждом бугорке — столбик с деревянной дощечкой. На одной из них химическим карандашом выведено: «Агафья Семеновна Пургина».
Костя протер глаза и прочитал еще раз. Подкосились ноги. Выпали из рук книги.
— Бабушка! — в ужасе простонал Костя.
Но никто ему не ответил. Перед его глазами — столбик да бугорок сырой земли…
За рабочим поселком тракторного завода, на склоне холма разместилась зенитная батарея. Она притаилась на опушке леса — зеленого пояса, ограждающего город от суховеев, и обнаружить ее не так-то легко. Стволы орудий мало чем отличались от стволов деревьев. Только находясь рядом, можно было разглядеть, что скрывается за ветками, за кучами хвороста и кустами.
Костя шел на фронт искать отца и забрел сюда, чтобы передохнуть. Встречаться со взрослыми он не хотел — все они твердили одно: за Волгу, за Волгу! А что там делать, когда отец воюет у Дона…
«Вот под этим кустом полежу, и голова перестанет кружиться, а потом выйду на дорогу, по которой ускакал дядя Володя, и найду полк…» — рассуждал мальчик.
— Зачем тут ходишь? — вдруг послышался голос из куста.
Костя поднял глаза. Перед ним стоял высокий, с грузинскими усиками военный человек, на петлицах — два кубика: лейтенант.
— Дяденька, а вы чем командуете?
— Чем командую? Кустами!
Теперь Костя заметил и блиндаж, и глубокие щели, и замаскированные орудия, да еще сколько! «Надо уходить отсюда, а то подумают, подсматриваю военные объекты, еще задержат».
— Покажи, покажи, что ты принес? — остановил его лейтенант.
Костя только сейчас вспомнил, что у него под рубашкой книги.
— Ничего… Это книги, посмотрите, — и охотно передал их лейтенанту.
— Хорошие? — листая первые страницы, спросил тот.
— Это про Спартака, а это про то, как люди научились добывать огонь, — пояснил Костя. В горле опять запершило, и, чтобы не заплакать, он поспешил спросить: — Скажите, как можно пройти к фронту?.. Там мой папа.
Лейтенант, как бы не слыша вопроса, произнес:
— Тоже про огонь. — И, держа книгу в руке, посмотрел на город.
Костя повернулся в ту сторону, куда смотрел командир. Перед глазами — море огня. Оно плескалось и бушевало от горизонта до подножия холма. Казалось, оступись Костя — и его затянет в пучину пожара. Город утопал в огне. Сквозь слезы Костя все же сумел найти глазами рабочий поселок.
— Вон там, на Тургеневской, был наш домик. Теперь его нет, сгорел… И бабушку там похоронили…
— Какой большой, плакать нехорошо, нехорошо плакать, — проговорил лейтенант и взял Костю за плечо.
— Я не плачу, я просто так.
— «Просто так» можно. А фронт — вот он, здесь. Оставайся у нас, и отца найдем.
«Может, в самом деле он знает, как найти папу. Если настоящий фронтовик — поможет. Он, должно быть, добрый».
— Ладно, — согласился Костя, — я тоже вам помогу снаряды таскать. — И, прибавив себе один год, похвалился, что на турнике подтягивается пять раз по всем правилам.
— Вот молодец… Кушать хочешь?
Костя промолчал.
— Молчишь — значит, хочешь. Сейчас будем кушать, потом за дело… И физкультурой займемся. Мы, зенитчики, очень любим физкультуру, — не то шутя, не то серьезно сказал лейтенант.
Невдалеке, за кустом, Костя заметил девушку, которая стояла боком к нему и смотрела куда-то вдаль. Где и когда он видел эту девушку? Пилотка, гимнастерка и юбка на ней были защитного цвета, сапоги тоже зеленоватые, из брезента, и вся она сливалась с травой и ветками, разбросанными вокруг блиндажа для маскировки. Под пилоткой — тугие русые косы, собранные в узел. На щеке румянец, на шее пятнышко — родинка.
«Да ведь это же Надя, вожатая нашего отряда!..»
Однажды Костя чуть не подрался с мальчишкой из другой школы за то, что тот хотел пульнуть в Надю снежком. Это ведь сна помогла Косте записаться в радиокружок при Дворце пионеров… Весной Надя исчезла. Все говорили, что она на фронте. Но какой же это фронт. Нет, это не она. Та Надя — на настоящем фронте. А родинка на шее — просто совпадение. Надя всегда прятала родинку под пионерский галстук, а эта, как нарочно, показывает…
— Вот так. Сначала по-фронтовому будем кушать, а потом будем посмотреть, — снова пошутил лейтенант и, подведя Костю к девушке, сказал:
— Товарищ сержант, этого мальчика возьмите к себе в расчет, он будет помогать. Пусть ветки ломает, ящики маскирует. Но прежде накормите его…
Косте опять стало грустно: попал к такой девушке, которая отвернулась и стоит как столб, даже в глаза посмотреть не хочет — зазнайка. И, насупившись, он уже начал было прикидывать в уме, каким путем улизнуть от нее, как вдруг послышался знакомый голос:
— Ну что же, здравствуй, Костя!
Он поднял голову, вскрикнул:
— Надя! — и прильнул к единственному близкому на свете человеку.
Надя вздохнула. О чем она думала в эту минуту: может, вспомнила школу, пионерский отряд и первые робкие шаги Кости Пургина, вступившего в пионеры? Ей было тяжело говорить: под рукой вихрастый чуб покорной головы мальчика, а перед глазами пылающий город…
— Ну что ж, идем, — помолчав, сказала она.
Орудие первого расчета, которым командовала Надя, было недалеко от блиндажа командира батареи.
— Вот мое орудие, — сказала Надя, — но твое место вон там, — она показала на глубокую щель.
Костя осмотрелся и хотел было узнать, где же бойцы, но в это время раздалась команда:
— Воздух!..
Зенитчики выскочили из укрытий и разбежались по своим местам. К орудию Нади подбежал усатый наводчик. Он примостился на круглой беседке и припал к прицелу. Ствол пушки медленно поднялся и насторожился. Надя отошла в сторону и стала кричать какие-то цифры. Загремели выстрелы. Костя едва успевал смотреть за работой зенитчиков и не заметил, как «юнкерсы» повернули в другую сторону. Надя замолчала, и пушка перестала стрелять.
— Кричите еще, — взмолился Костя. Ему казалось, что каждый выкрик — это выстрел.
— Тот квадрат не наш, — ответила Надя.
«Непонятно, как это воздух можно разделить на квадраты. Ведь никаких линий в небе не проведешь».