Страница 11 из 36
Развалины, баррикады загородили все улицы и переулки. Чтобы попасть на улицу, ведущую к Тургеневской, Косте пришлось сделать большой крюк. На каждом шагу под его босые ноги попадали острые осколки, колючие камни и рваное железо.
Спустившись в овраг «Долгий», Костя рассчитывал, что тут он быстрее пройдет к рабочему поселку. Ему хотелось как можно скорее попасть на свою улицу. Однако и здесь, в овраге, не разбежишься: всюду камни, комья земли, арматура взорванного моста… Преодолевая завалы и узкие места, Костя перепрыгивал с камня на камень, с валуна на валун, как на болоте по кочкам.
Впереди высокий яр, за которым должен был показаться взвоз, а там до родного поселка — рукой подать. Глядя вперед, Костя с замиранием сердца думал о встрече с отцом, которая, по его расчетам, должна состояться именно там, на Тургеневской улице.
«Скорей, скорей вперед! — погонял он себя. — С камня на камень, с камня на камень. Как их тут стало много! А вон, у развилки, еще больше. Ну ладно, здесь попробую выбраться на берег», — подумал он, приостановившись.
И вдруг возле камня, на котором стояла нога, что-то зашевелилось, ожило и начало подниматься… У Кости захватило дыхание, подкосились ноги, и, отскочив, он испуганно попятился, еще не веря тому, что произошло.
Невдалеке взметнулось пламя. Оно осветило спину поднявшегося бойца, на запыленной шинели которого Костя заметил отпечаток босой ступни. «Это мой след», — догадался он и притаился. А поднявшийся боец постоял несколько секунд и снова приник к земле, свернувшись таким же клубком, как и другие спавшие здесь бойцы, которых Костя принял за камни.
Смертельно усталые после тяжелого боя, воины были отведены в резерв и, ожидая очередного приказа, отдыхали. Ни взрывы, ни стрельба не тревожили их. Поднять мог только голос командира, только его короткая команда: «В ружье!»
От школы, в которой учился Костя, остался лишь скелет: окна выбиты, крыши нет, потолки обвалились. Вместо дверей — черный зев, дышащий гарью. В школе, как и во всем городе, хозяйничал пожар: кажется, все, что могло гореть, — сгорело, и тем не менее огонь все еще разгуливал по развалинам.
Не задерживаясь у школы, Костя пошел на Тургеневскую. Но где она? Ни домов, ни оград, ни деревьев. Сплошные развалины…
От слабости закружилась голова. Воды хотя бы глоток, но где ее взять? И тут Костя вспомнил, что прошли уже сутки, как он ушел из госпиталя и ничего не ел. Закрыв глаза, он, как наяву, увидел бабушкины ватрушки, румяные, вкусные, пахучие…
Где-то между заводами загрохотали пушки. «Это наверняка по фашистам. Вот молодцы, и как здорово бьют. Ладно, покажусь артиллеристам. Хватит прятаться. Скажу, что к отцу пришел, и отвяжутся, а если добрые, то покормят и покажут, где папин полк».
Однако попасть к артиллеристам Косте не удалось. Едва он добрался до территории завода «Красный Октябрь», как попал под обстрел вражеских минометов. На заводской территории вспыхнула нефть. Огонь, взвиваясь, хватался за тучи. В эти минуты черные развалины начинали шевелиться, а тени заводских труб то падали под ноги, то, как огромные удавы, уползали в темноту.
Эта ночь показалась Косте кошмарным сном. Прятаться в темноте — страшно, быть на освещенных местах — опасно. В догорающие дома падали снаряды, и оттуда, точно вулканы, извергались столбы огня, затем с неба долго валились искры. Боясь наступать босыми ногами на горячие угли, Костя подолгу стоял на одном месте. Он уже не верил, что когда-нибудь выберется из этих развалин.
Лишь к утру он дошел до Банного оврага. Тут было не так опасно. Но едва рассвело, над заводами закружили фашистские бомбардировщики. Они начали разворачиваться для пикирования над самой головой Кости.
Пришлось бежать под развалины моста.
— Эй, парень, куда ты?! — послышался сзади голос.
Костя оглянулся и увидел того самого бронебойщика Зернова, от которого скрылся на переправе. «Теперь я объясню, что тапочки отправил обратно в госпиталь», — подумал Костя. Но тут как назло над оврагом промчался «юнкерс». Спрятав голову между глыбами разрушенного моста, Костя услышал знакомый голос:
— Не солидно. Так ты целый день пролежишь. Эти бомбы не в тебя брошены.
Костя поднял голову, как бы спрашивая: «Как же так, вон прямо на меня летят…»
— Раз самолет над тобой, значит, эти бомбы не страшны. Они упадут вон туда, за баки. По инерции пролетят, понимаешь?
— Понимаю, — ответил Костя и с завистью подумал: «Какой спокойный, и про инерцию помнит!»
— Ты куда пробираешься?
— Мне нужна полевая почта номер тридцать два четыреста десять. Вы знаете, где такая часть?
— А зачем она тебе?
— Там мой папа командиром.
— Та-а-к. Значит, к отцу в помощники норовишь? — шутя спросил Зернов и, взяв Костю за плечо, поучительно добавил: — Только знай, что от таких помощников, как ты, толку мало.
— Как же так?
— Да вот так. — Зернов усмехнулся. — Мал еще, понятно?
— Понятно.
— То-то, брат. Нечего тебе тут делать. Я еще тогда решил обратно тебя в госпиталь отправить, да не успел.
«Ишь куда гнет! Еще посмотрим. Вот рванусь из-под руки и стрекану вдоль оврага, попробуй догнать». Но это оказалось не так легко. Рука лежала на плече двухпудовой гирей.
— Скажите, а вы взаправду знаете, где папин полк?
— Ну хотя бы и так. Но дислокацию частей всем знать не положено, — нарочито серьезным тоном ответил Зернов и, взвалив на плечо тяжелый железный брус, направился по оврагу.
«Вот ведь какой человек: словом привязал. Он будто знает, что я от него не побегу. Расскажу ему все о себе. Неужели не поймет?»
— Ну вы только подумайте, что я должен делать?
Зернов сбросил с плеч железо, присел на кирпичи.
— Садись, поговорим.
Костя присел.
— Расскажи-ка мне, кто у тебя отец?
Костя не торопясь рассказал.
— Ну, вот что, идем сначала в роту, пообедаем, а тогда попробуем найти тот полк, который тебе надо. Наденем что-нибудь на ноги. Босому здесь ходить не солидно… А там посмотрим: пожалуй, пригодишься для разведки, парень ты солидный.
— Конечно, пригожусь! — с радостью подхватил Костя.
И с этой минуты он стал считать бронебойщика своим другом. «Сразу по-настоящему разговаривает и хорошее дело предлагает. Вот это человек! А силач какой: вон какую тяжесть несет и шагает — не угонишься».
— Не отставать, — поторапливал Зернов.
Теперь бронебойщик был убежден, что Костя — сын майора Пургина, о котором так хорошо вспоминал Титов. Значит, мальчик пришел в полк к отцу, а отца нет… Да, видать, малый смышленый. «Как же быть, что сделать, чтобы он не чувствовал себя сиротой? Надо разузнать, чем он интересуется, увлечь этим и тогда сказать… Впрочем, об отце пусть ему скажет Фомин или командир полка. А сейчас пока сам займусь с ним», — рассуждал бронебойщик, сочувственно поглядывая на Костю, идущего рядом.
Придя в расположение роты, Зернов немедленно открыл перед Костей свой вещевой мешок и выложил весь запас продуктов — «НЗ»: галеты, сахар, шоколадные кубики, душистый хлеб. Тут же кто-то из бойцов принес котелок горячего чая.
— Ешь, пей, Костя, и ложись отдыхать. Небось спать охота?
Костя кивнул головой.
— Ну вот, я так и знал. Ложись вон туда, на шинели, а как отстроим блиндаж — на нарах спать будем. Согласен?
— Ага, — едва выговорил Костя.
Выпив горячего чая, он разомлел и, сидя, задремал.
Зернов перенес его на солдатские шинели и, убедившись, что мальчик крепко спит, побежал в штаб полка.
Протиснувшись сквозь группу сержантов, стоящих у входа в блиндаж командира полка, он ворвался к Титову:
— Пургин, Костя Пургин пришел…
Титов поднялся из-за стола и, остановив свой взгляд на расстегнутом воротничке гимнастерки, спросил:
— А вы почему, товарищ Зернов, не по форме одеты? Все знают, что вы морской пехотинец, и нет нужды ходить с распахнутой грудью и показывать свою тельняшку.
Зернов пожал плечами, но, встретив прямой и властный взгляд Титова, потупился. Рука невольно поднялась к воротничку, к расстегнутым пуговицам.