Страница 65 из 77
Гриша представил себе, как он войдет со своей рыжей девушкой в парк, как вылупят глаза парни (Гриша знал, что сегодня на танцах в парке будет много его сослуживцев). И кто-нибудь из них не удержится и воскликнет: «Ишь ты, какую царевну подцепил!» А девушки — те зашепчутся... Странно, но факт — когда ты один, девушки могут и не заметить, как ты хорош и ладен. Но стоит тебе появиться рядом с какой-нибудь красоткой, как все девчонки откроют в тебе прямо-таки невиданные прежде достоинства.
Он еще ни разу не танцевал с Анукой, даже не видел ее танцующей. Но ему вовсе не было трудно представить, как они — Гриша и Анука — будут выглядеть на танцевальной площадке. Красивая это будет пара!
Ну а после танцев Гриша, конечно, пойдет провожать Аннушку. Впервые пойдет провожать, и, если ничего не помешает (главной помехой может быть время), он впервые поцелует рыжую. Нельзя сказать, чтобы ему так уж до зарезу хотелось с ней целоваться. Но, во-первых, это может оказаться приятным... Хотя бывает и наоборот. Перед отъездом из дому он целовался в подъезде с Тасей, лаборанткой из маминого цеха, и, наевшись какой-то бесцветной губной помады, потом почти два дня морщился, удивляясь, как это девушки сами терпят подобную приторно-сладкую гадость. Только Анука губы не красит. И они у нее не такие мертвенно-бледные, как у Таси (Тася в общем тоже не плохая девушка, и хорошенькая, и веселая), а умеренно красные и, должно быть, чуть-чуть шершавые, словно обветренные, хотя ее киоск стоит совсем не на ветру. Ничего не скажешь, у нее красивый рот и очень приманчивые губы, у этой рыжей Ануки. И Гриша обязательно поцелует ее, когда пойдет провожать.
Но видимо, не следует загадывать такие вещи наперед. А если уж планируешь, если загоняешь все — от мороженого до поцелуя — в жесткий график, то предусмотри на всякий случай и возможные неувязки, отказы, запреты, заторы и аварии на транспорте и т. п. А Гриша не предусмотрел, не учел. И весь его прекрасный план не просто перекосило, а покорежило, и все полетело кувырком.
Первый перекос произошел на прямой, как чертежная линейка, дороге, не доходя метров ста пятидесяти до шлагбаума, там, где тополевую аллею гарнизонного парка пересекает под прямым углом кипарисовая. Гриша так глубоко задумался над заключительным этапом своего замечательного сегодняшнего плана, что, когда его окликнули: «Товарищ Яранцев», он как-то не сразу сообразил, что это относится к нему.
— Товарищ Яранцев!
Кому это он срочно понадобился? Яранцев обернулся. У пересечения аллей стоял сам командир, подполковник Климашин. В левой руке подполковника был небольшой букетик каких-то желтых здешних цветов, в правой — фуражка. Должно быть, подполковник прогуливался, у него сегодня тоже вроде выходной, только когда это у командира бывают выходные?
Подполковник медленно, Яранцеву показалось, что чересчур медленно, надел фуражку.
— Кругом — марш! — скомандовал он.
«Все. Отменит увольнение, — ахнул Яранцев. — Как же я его не заметил!» Но времени для дальнейших ахов не было. Теперь надо было отдать честь командиру по всем правилам. Благо их Яранцев знает назубок и отработал на «отлично».
До командира осталось десять шагов, восемь, шесть — Яранцев повернул голову в сторону командира и вскинул правую руку к козырьку. Кажется, хорошо получилось — молодцевато и даже весело, хотя по сердцу скребут кошки.
— Стой! — скомандовал подполковник. — Кругом!
«Значит, в чем-то я ошибся, — с тоской подумал Гриша. — Сейчас он начнет меня распекать и гонять».
— Вольно! — разрешил подполковник и, направляясь к Яранцеву, снял фуражку. Она у него была новенькая и, наверное, чуть тесноватая.
— А я было подумал, что вы еще не научились отдавать честь, и потому не приветствовали меня. Но нет, вы, оказывается, умеете. Значит, просто не захотели.
— Виноват, задумался, товарищ подполковник.
— Возможно, что и так, — сказал подполковник. — Только это не снимает с вас вины. О чем бы вы ни задумывались...
— Я задумался о...
— А я вас не спрашиваю, о чем вы задумались, — прервал его подполковник и улыбнулся.
Гриша сразу повеселел: «Не накажет, простил».
— И вы, товарищ Яранцев, вовсе не обязаны отвечать на такой вопрос. Может, это ваша тайна, личный секрет.
— Да какой это секрет, товарищ подполковник. Я шел и думал о девушке.
— Ну раз о девушке, так тем более секрет.
— Какие там секреты, товарищ подполковник! Она пока еще даже не моя девушка. Она моя... ну как это вам сказать...
— Мечта, — подсказал подполковник.
— Совершенно верно — мечта.
— И она, нужно надеяться, достойна мечты, — не то спросил, не то просто сказал Климашин.
— Я надеюсь, — не очень уверенно ответил Яранцев, — хотя это нужно еще проверить, товарищ подполковник.
— Ну идите, Яранцев, проверяйте. И мой совет вам — не торопитесь с такой проверкой. И вообще не торопитесь — такие дела, как правило, за день или два не решаются.
— Спасибо, товарищ подполковник, учту.
— Воля ваша, тут я вам не начальник. Но вот это обязательно учтите, солдат, в другой раз нарушите уставные требования — взыщу, строго взыщу.
— Так точно, учту, товарищ подполковник.
— Ну идите, я вас больше не задерживаю. И хочу верить, что вы меня больше ничем не огорчите.
— Никогда! — горячо заверил подполковника Яранцев. Подполковник улыбнулся и зашагал по дороге. Улыбка Климашина показалась Яранцеву какой-то не очень веселой. С какой-то явной грустинкой была эта улыбка. «Ну да, он не очень-то поверил моему обещанию, — подумал Яранцев. — Что ж, может, он и прав. Он-то нашего брата знает. Все мы совершенно искренне обещаем и своим родным, и своим командирам, что никогда ничем их больше не огорчим, никогда не подведем и... против воли своей частенько огорчаем их и подводим. Ну разве я хотел сегодня огорчить командира? И разве я так хотел начать сегодняшний день? Да нет же! А вот, как говорится, попутал лукавый, и на тебе — перекос. Хоть бы на этом сегодня кончилось».
Но не нами это сказано: «Лиха беда — почин: есть дыра, будет и прореха».
Второй перекос произошел уже в городе. Анукин киоск был закрыт. Грише хотелось думать, что ненадолго. Перейдя улицу, он уселся на садовой скамейке у музея. Пятнадцать минут, двадцать, полчаса, час. Одна сигарета, две, четыре, а Ануки все нет. «Ну, погоди!» — рассердился Гриша и пошел в кафе. Из кафе, если сесть у окна, тоже хорошо виден киоск Ануки. Гриша заказал двести граммов мороженого, но оно показалось ему невкусным и даже не холодным. Прошло еще полчаса, а рыжей все нет.
«Ну что ж, переживем!»
Гриша решил пойти в кино — скоро четырехчасовой. А потом в парк на танцы. Партнерша всегда найдется.
У городской библиотеки, что рядом с кино, стоял командирский вездеход с открытым верхом. А на переднем сиденье — сам водитель вездехода ефрейтор Макаров. Замечательный парень, жаль только, что скоро демобилизуется.
— Ждешь? — спросил Макаров и кивнул на Анукин семицветный киоск.
— Жду, — ответил Гриша.
Отпираться не имело смысла. Макаров все знает. От него ничего не укроется.
— Вернее, ждал, — поправился Гриша.
— А что так? Не договорились?
— С ней договоришься! — неожиданно для себя пожаловался на Ануку Гриша.
— Да, эта не из сговорчивых, — подтвердил всезнающий ефрейтор Макаров. — Одно слово — хевсурка. Это что такое — хевсурка?
— Это здешние горцы. Да ты видел, по телевизору показывали. Помнишь, как они на саблях рубились?
Гриша вспомнил: показывали какой-то горский праздник. Восемь парней — четыре против четырех — фехтовали настоящими саблями, прикрываясь от верных ударов небольшими круглыми щитами. А потом девушки в необычных платьях и головных уборах, красивые девушки, очень красивые девушки, стремглав неслись на конях вниз по горному склону. Потом они здорово танцевали, эти хевсурские парни и девушки. Но при чем тут Анука? Гриша никак не мог связать рыжую модницу из пластмассового модернового киоска с теми горцами и горянками в старинных костюмах.