Страница 35 из 36
Я вообще думаю, что вы с Вадиком предвзято к Саше относитесь: он очень заботливый и любящий. Я не встречала более внимательного мужчину, несмотря на то, что вы дружно при нашем знакомстве охарактеризовали его как мизантропа и женоненавистника. Уверяю тебя, это неправда. Когда я Вадику сказала то же самое, он расхохотался до икоты, утер слезы и произнес: «А я его предупреждал!» Не понимаю, что такого смешного я сказала?
Вторая хорошая новость: после того, как Иру прооперируют и она немного восстановится, мы собираемся пожениться и поехать куда-нибудь за границу отдохнуть. Саша пообещал, что организацию свадебного путешествия возьмет на себя. Я радуюсь этой поездке заранее, как ребенок, даже самой смешно. Но ведь я нигде никогда не была и заграницу видела только по телевизору.Думаю, мне простительна подобная слабость. Ира, кстати говоря, гораздо спокойнее относится к путешествию, чем я. Да и операции, по ее словам, совсем не боится.Ира часто спрашивает о тебе, очень скучает. И знаешь, Андрей, я бы хотела спросить твоего мнения вот о чем: мне кажется, после той поездки на болото, когда сгорела Ковалевка, у Иры появилось что-то вроде ясновидения. Она, например, может довольно точно сказать, что произойдет на следующий день, или через несколько дней. А иногда, когда мне нездоровится, подъезжает ко мне на своей коляске, положит ручки на больное место – горло, например, или голову – и через минуту все проходит, а я чувствую себя, как восемнадцатилетняя. Уж не Ведьма ли с ней своими способностями поделилась? Саша в такое никогда не поверил бы, он скептик, но нам-то известно чуть больше, чем ему. Что ты об этом думаешь?
Напиши, как твои дела? Где успел побывать? Твое решение отправиться в кругосветку поначалу всех нас очень удивило, но потом я подумала, что лучшего способа отвлечься от пережитого и отдохнуть, наверное, не придумать. Мы ждем фотографии и рассказы. И надеемся, что к нашей с Сашей свадьбе ты успеешь вернуться.
И еще: меня до сих пор мучает совесть, что я чуть не утопила тебя в болоте. Понимаю, оправдываться глупо, да и поздно, но этот мой промах никак не дает мне покоя. Прости меня. Я решилась на этот шаг от отчаянья, хотя сейчас отчетливо понимаю: если бы ты погиб, я, наверное, сошла бы с ума. И я благодарна судьбе за то, что этого не случилось, счастлива, что ты жив, здоров и мы стали добрыми друзьями.
Счастливого тебе пути и приятных впечатлений!
Таисия».
Климов выключил планшет. «Попалась-таки рыбка на крючок!» – с улыбкой подумал он о Сане. Потом взял со стола стакан с коньяком, в котором плавали уже чуть подтаявшие кусочки льда, и вышел на балкон своего номера в крошечном, всего на несколько номеров, отеле в центре Рима. Стояла прохладная ночь; где-то внизу, размахивая руками, весьма эмоционально разговаривали трое местных жителей, вдалеке слышался гул машин, в который вплеталась какая-то навязчивая мелодия. Налетевший ветерок заставил Климова поежиться и отхлебнуть согревающей жидкости из стакана. Почему он здесь оказался? Он и сам не смог бы ответить точно. Климов подумал, что с таким же успехом мог быть сейчас где угодно: на Огненной земле, на Большом барьерном рифе, в Гималаях или наледоколе, идущем к Северному полюсу. Где угодно, только не дома. Не в той размеренной, тихой и скучноватой жизни, которая была у него до встречи с Ведьмой.
Вскоре после возвращения домой после того памятного пожара Климов затосковал. Его начала тяготить московская квартира, работа, которая когда-то так увлекала, звонки, встречи с клиентами, магазины, счета коммунальных служб, вся эта мелкая возня, отошедшая на задний план после того, как впервые к нему пришла Ведьма. Но теперь ее не стало. Она больше не являлась Климову ни во сне, ни наяву. Он нашел файл с ее изображением и обнаружил, что картинка изменилась: с экрана монитора на Климова смотрело не ужасное потустороннее существо без глаз, а та самая женщина, которая пришла к нему в пылающей Ковалевке, живая и теплая, с чуть грустной улыбкой на лице. Он уменьшил картинку, распечатал ее и всегда носил с собой, пока бумага совсем не истрепалась.
Как-то его занесло в «Пивную бочку» к Толстому.
– Хандришь? – спросил друг, бегло оглядывая Климова.
– Есть немного, – сказал тот. – Плесни мне пивка.
– Пожалуйста, – отозвался Толстый. – А все таки, по какому поводу тоска?
– Да я и сам не знаю, – вздохнул Климов. – Только все как-то… Опротивело, что ли. Скучно.
– Жениться тебе надо, – сказал Толстый. – Посмотри на Саню: потолстел, похорошел, остепенился.
Климов поморщился.
– Не начинай, – отмахнулся он. – У тебя на все один рецепт.
– Ну и что? Зато не заскучаешь, – ухмыльнулся Толстый. – Каждый день какая-нибудь новая хрень: то дети болеют, то двойки носят, то дерутся, то жене шубу или поездку подавай. Или новый ремонт.
– Вот-вот, – язвительно поддакнул Климов. – Пожить так годика два, а потом купить себе обрез и застрелиться накануне какого-нибудь семейного торжества.
– Да шучу я, не все так плохо, – заржал Толстый. Отсмеявшись, он сделал серьезное лицо и предложил: – А что, если тебе махануть в путешествие? По себе знаю, мозги проветривает отлично.
Климов отхлебнул пива и сказал:
– Мысль неплохая. Я подумаю.
Предложение Толстого Климову понравилось. Он уладил все дела и через две недели, никого не оповещая, отправился в кругосветное путешествие. Никакого плана у него не было, Климов подумал, что все решения о перемещениях будет принимать непосредственно в дороге. И пока все складывалось удачно: как бы сами собой находились приличные гостиницы или хостелы, удобные билеты на попутные автобусы, поезда и самолеты, каждый день приносил с собой новые впечатления. И все же полностью переключиться не удавалось: одинокими вечерами в чужой стране, под незнакомым небом, подобно сегодняшнему, он неизбежно мысленно возвращался к той черноволосой женщине с ярко-синими, как небо, глазами. Климов не запомнил деталей их разговора среди пожара, он не был уверен даже в том, что они разговаривали. Но в том, что она была, настоящая, живая, не призрак – сомнений не было.
Поговорить о ней Климов мог бы только с одним человеком: Иваном Николаевичем Черниковым. Во-первых, как краевед и собиратель вологодского фольклора, он был осведомлен о Ведьме гораздо больше остальных. А во-вторых, Черников, помимо прочих своих талантов, обладал уникальным даром слушателя: он умел внимательно, вдумчиво, не перебивая, выслушать, так, что собеседние был уверен – его поняли правильно и до конца. Климов очень подружился с ним, несколько раз навещал его в Череповце, частенько писал письма по электронной почте и беседовал по скайпу: старик оказался довольно продвинутым интернет-пользователем. «А что вы хотите?» – поднял брови Черников в ответ на удивление Климова своим пользовательским навыкам. – «Чтоб не быть в наше время пещерным человеком, надо уметь пользоваться компьютером. Кроме того, единственное занятие, которое я освоил в совершенстве – учиться. Учиться я умею и люблю». Много раз Климов хотел завести разговор о Ведьме – и не решался. Да и о чем он мог спросить ученого? Верит ли он в переселение душ или другую какую-нибудь недоказуемую чертовщину?
Несколько дней назад Климов все же решился и написал ему письмо, в котором честно рассказал все, что помнил о своем последнем разговоре с Ведьмой во время пожара и спросил его мнение. Черников, обычно сразу откликающийся на письма, почему-то на этот раз молчал.
Климов допил остатки коньяка и вернулся в номер. Без особой надежды он снова включил планшет и проверил почту: в папке «Входящие» высветилось новое сообщение. От Ивана Николаевича. С бьющимся от волнения сердцем Климов открыл письмо и начал читать.
«Дорогой Андрюша!
Я надеюсь, ты прекрасно проводишь время. Я очень жалею, что слишком стар для того, чтоб составить тебе компанию: съездить в кругосветное путешествие я мечтал с самого детства. Очень жаль, что не сложилось. Но думаю, твои красочные рассказы и фотографии хоть немного приблизят меня к моей несбывшейся мечте.