Автограф

— У меня заработает.

Володя снял халат и через боковую дверь вышел в ту часть парка, где была аллея. Спустился по тропинке. Он шел быстро. Деревья и кусты уже начали покрываться зеленью, было тепло, сухо. Аллея пустая. Надули, конечно. Если не Лобов, то лаборанты, добытчики серебра, в отместку за копоть. Отправит их прочесть шефскую лекцию о вреде курения во Всесоюзный институт табака и махорки. Им нужна галочка по санпросветработе? Будет галочка.

За спиной, совсем близко, услышал:

— Вы невнимательны.

Он обернулся. Перед ним стояла девушка в длинной твидовой юбке, в куртке с отложным воротником и застегнутой на крупные пуговицы. Сверкали сапоги на высоком каблуке. Волосы, пышные, прикрывали часть лица. Девушка рукой приподняла воротник, что тоже затрудняло разглядеть лицо. Стояла она в стороне под деревом. Ксения… Нет, не Ксения… Да нет, Ксения… Но…

— Вы не знакомитесь на улице?

Он глубоко и медленно вздохнул, постарался обычным голосом спросить:

— А вы?

— Решитесь меня поцеловать… Не хочу разрушать планетизацию.

— В Михайловском выращивают красавиц? — сказал Володя: надо было как-то себя ободрить, действительно решиться.

— Я умывалась из маленького пианино.

Он обнял ее. Он целовал ее долго. Чувствовал приоткрытость ее губ, прохладную весеннюю мягкость волос, ее ресницы, видел в мочке уха тонкий прокол для сережки, подумал — никогда не замечал на Ксении серег. Носит она их? Чувствовал, как она вся вздрагивает, а потом замирает до какого-то полного молчания внутри, будто прячется, но он звал ее всю к себе, потому что она этого хотела.

Ксения отвела Володину голову. Теперь Ксения смотрела на Володю — коротко постриженные волосы клинышком спускаются к переносью, широкий, достаточно упрямый подбородок, глаза…

— Я больна.

— Чем? — испугался Володя.

— Я больна любовью. Дайте мне яблоко, я больна любовью… «Песнь песней»…

Ксения совсем близко смотрела на него. Вся в кружеве первой зелени. Володя осторожно взял ее руки, сжал. Ксения спросила:

— Плохо без меня?

— Плохо.

— Что будем делать?

— Жди меня здесь. — Он быстро побежал пе направлению к клинике. — Жди — как вкопанная!

Ворвался в ординаторскую, где было полно народа — ординаторов, аспирантов. Лаборанты, которые жгли пленку, отмывались, фыркали в умывальниках, биохимик делала вид, что собирает химическую посуду, чтобы идти к себе и мыть ее двадцать раз проточной водой и десять дистиллированной. Но ее интересовал, конечно, результат выхода Званцева в парк. Этого ждали все, были оповещены.

— Шефу скажите, что я…

— Не волнуйся. Мы все согрешили в Адаме.

— Я — по личным делам. Важным. — А сам подумал: «Ну надо же, как в воду смотрят, паразиты».

— Знамо дело — важные дела.

— Почему ты ее нам не покажешь? Привел бы сюда, — попросил один из аспирантов.

— Привел, потом ждал всю зиму. Дома тоже требуют показать.

— Хлопца́ обидели.

— Вова, — сказал Лобов. Он все еще сидел в ординаторской. — Нам тебя ждать все лето?

— А ты, между прочим, остался без квартиры.

Володя подбежал к рукомойнику, сунул голову под кран и пустил струю холодной воды. Выключил воду, потряс мокрой головой, вытерся своей докторской шапочкой и выскочил из ординаторской. Схватил в раздевалке плащ и, натягивая его на ходу, выбежал в парк. Боялся — Ксения исчезнет.

Когда Володя и Ксения выходили на улицу, в одном из окон торчало штук десять докторских шапочек.

— Групповой снимок переростков.

— Что они знают обо мне? — спросила Ксения.

— А ничего.

— А ты что знаешь обо мне?

Володя взглянул на нее:

— Тоже ничего.

— «Скачет мячик, скачет желтый, скачет мячик по стене. Посылает его мальчик круглым стеклышком ко мне», — прочитала Ксения.

— Теперь я знаю о тебе все! Я тебя подглядел. В детстве.

— Меня подглядело солнце.

Ксения и Володя шли по оживленным, улицам. День с запахом свежераскрывшихся листьев, влажных водосточных труб, с обновленной разметкой осевых линий и мест перехода через улицы, с протяжными сверкающими потоками машин, новенькими будками телефонов-автоматов, с первыми детскими рисунками на тротуарах, с первой синевой неба, с первыми вымытыми окнами в домах. Да, пахло небом, деревьями и первой травой, пахло воздухом. Ксения держала Володю под руку. Он не ощущал ни малейшей тяжести ее руки, и ему даже казалось, что он не слышит ее походки.

— Внутри тебя зеленая энергия.

— Конечно. Хлорофилл. Фотосинтез. Химический процесс.

— Перестань. Ты настоящая итальянка.

— Не сочиняй.

— Не веришь? — Он взглянул на нее. — Твои предки строили Санкт-Петербург. Великий зодчий Антонио Ринальди.

— Наконец-то ты заговорил, как человек, — засмеялась Ксения. — Наконец-то…

Володя и сам был поражен, как он заговорил. Он — зачарованный?..

— Куда ты меня ведешь? — спросила Ксения.

— Жениться.

— Приданое у меня небольшое — черепаха Керамика. Ты мне ее и подарил.

— Вполне достаточно. Будем торговать керамическими щенками.

— Зайдем вначале к Саше Нифонтову.

— Хочешь успокоиться?

— А ты? — И Ксения замолчала, как она умеет замолкать.

«Она понравится отцу, — думал Володя. — Сто процентов! Приедет — огорошу итальянкой».

— Я тебя любила, — сказала Ксения.

Володя в удивлении глянул на нее.

— Я тебя люблю, — продолжала Ксения. — Я тебя буду любить.

— Да. Ты как есть итальянка. Или как это… у старика Нифонтова… веселая дикая кошка.

Саша Нифонтов, когда увидел Володю и Ксению, открыл дверь, выбежал навстречу. Бар еще не работал: Саша пришел раньше Тани Апряткиной, чтобы получить лотки с пирожными и булочками, которые должны были привезти.

— Ксения! Здесь, вместе с нами!

— Это я. Это он.

— Издали я подумал, что он…

— С другой?

— В некотором роде.

— Сашенька, как я рада тебя видеть! Всех ребят. У тебя появились вазы, цветной телевизор.

— Щипцы для сахара, — добавил Володя. — Мойка из нержавеющей стали. Автомат для мытья посуды.

— Штанга под ноги у высоких табуретов, — продолжала разглядывать бар Ксения. — Новые плакаты. А это что?

— Коралл. С Кубы привезли. Хочешь послушать новые пленки?

— Хочу.

Саша зарядил магнитофон и негромко пустил его.

На гладкой поверхности кофейной машины стояли маленькие белые чашки и стопки белых блюдец. Открытый шейкер напоминал тоже две чашки, только большие. Саша проверил кулер для приготовления льда.

— Угощу новинкой — шоколад с солодовым молоком. Рецепт вычитал в детективном романе. Еще не принят кулинарным советом.

Володя поднял руку:

— Саша! Вино монаха дона Перильона!

— Выхожу замуж, — сказала Ксения. — Присядь с нами.

— За него? Званцева? И он об этом знает?

— Знает, — сказал Володя. — Но еще не привык. И-и… такая вот история…

— Я сегодня веселая дикая кошка!..

— Все понял. Иду за шампанским.

Саша принес бутылку шампанского, снял с пробки зажим.

— С салютом?

Пробка белым ядрышком вылетела из ствола бутылки и застряла вдруг на потолке среди деревянных реек.

— Останется на счастье, — сказал Саша.

— Достать и забрать на счастье? — спросил Володя Ксению.

Ксения покачала головой.

— Не надо. Память будет. Володя, мы поедем в свадебное путешествие?

— Поедем. Обязательно.

— Куда?

— Куда назначишь.

— Вначале в Ленинград на белые ночи назначаю.

— Потом?

— Потом к Марии Семеновне в Михайловское. Я обещала.

— А не хочешь ли потом скатать к моему отцу в экспедицию? На край света, где можно выпить кедрового сока и подержать за бороду самого бога?

— Хочу. Я все хочу.

— Свадьбу устроим в баре, — сказал Саша. — Фруктовый салат «Мехико», ветчина, сардины, ореховый пудинг. Пить будем настойки из рябины или подадим бананы, залитые горячим ромом. Дамы — в платьях «без спины».

— И еще яблоко, — сказал Володя.