Мальчишник

Так что же с нами было дальше? Чем завершилось наше путешествие?

В очень узкий наклонный лаз, несмотря на то что Олег взобрался в нишу, в конце концов отправился Левка — самый маленький и самый щуплый. Я не указал в перечне взятого нами снаряжения так называемый шведский канатик. Куски канатика мы, где только можно, отрезали от фрамуг и соединили в сравнительно длинную веревку. Ею обвязали Левку, и только тогда он двинулся в путь. Подземный ход сужался и сужался. А упрямый Левикус, этот эволюционист Докембрий или Декомбрий, этот летописец Земли, упираясь в пол галошами, все полз и полз, застревая и вновь двигаясь вперед, касаясь кирпичей уже не только ушами, но и носом. Это уже точно. Мы с Олегом совершенно потеряли Левку из виду. Даже огонек его свечи. И Левка застрял окончательно, как тому и положено было быть. И вот тут мы с Олегом начали нашего ученого тянуть за веревку, вытаскивать. Короткое пальто завернулось ему на голову, и Левка собою как бы затрамбовал проход. Даже невозмутимый Салик перенервничал, пока мы Левку тащили. Что, если веревка лопнет? Или развяжется? Ни я, ни тем более Салик до Левки не доберемся.

— Он ведь задыхался! — даже сейчас переживал Олег.

— Свеча у него потухла, — напомнил я.

Мы Левку, конечно, вытянули. Ну и видик у него был: вся пыль палеолита, всего геологического календаря была на Левке — на его лице, волосах, на мануфактурных изделиях. «Наверное, мы не туда двинули», — отдышавшись, сказал Левка. «Наверное», — согласились мы. Когда после приключений с люками, входами и переходами мы покинули подземелье и вернулись в «подлунный мир», был уже одиннадцатый час. В Кремль так и не попали, как вы понимаете. Руководитель сыскного ведомства опричнины Малюта Скуратов сберег от нас свою тайну общения через подземный ход с царем опричного государства Иваном Грозным. Но Левка, закусив губу, упорно будет возвращаться к подземным тайнам церкви. Ему требовался итог. Хоть жарь его на сковородке!

Спустя более полугода Лева записал: «В первый же подходящий вечер я решил один слазить в подземелье, чтобы исполнить все-таки то, что задумал еще летом». Вот вам Левка и его характер. Левка отправится к церкви, но, спустившись по «кривым ступенькам», нащупает на дверях «огромный кованый замок». И вновь, через несколько месяцев, запись: «Я утром с удивлением заметил, что вся верхняя часть церкви, в том числе и купол, окрашены в бежевый цвет. Это сразу мне подсказало, что нам в церковь не попасть, так как теперь это уже не заброшенная церквушка, а государственный музей».

Почему Левка стремится пойти один? Может быть, мы с Олегом лишали его предельной сосредоточенности? Что же он все-таки задумал? Разгадать тайну подземного хода? Добраться все-таки до Кремля? Насытиться «пещерными ощущениями» для своего романа? До конца почувствовать свет и тень? Добро и зло? Прошлое и настоящее. Найти истинный ответ всему тогда происходящему? И прежде всего в нашем доме, где все чаще ребята оставались одни без родителей. Когда подобное произошло с Олей Базовской, ее на Каменном мосту встретила Галя Иванова, дочь старого большевика, участника создания газеты «Правда», бывшего булочника, назначенного потом Лениным на должность Главхлеб, Главмука. Оля Базовская стояла и, не отрываясь, глядела на реку. «Ты чего здесь стоишь?» — «Квартира опечатана. Мне негде жить». И хорошо, что Галя, не задумываясь, сказала: «Пойдем к нам». Оля Базовская сделалась членом семьи Ивановых. По тем временам со стороны родителей Гали — подлинное мужество. Олина мама, когда вернется в Москву, будет говорить об этом с волнением и благодарностью. Оля Базовская еще раз скажет нам об этом теперь.

Многое имело место в нашем жилом комплексе с его сверхкрупными для того времени размерами, ничем не поддержанными ни в центральной части города, ни в Замоскворечье, как теперь написано в «Памятниках архитектуры» 1982 года издания. В нашем доме, где напротив, через Москву-реку, был взорван храм Христа Спасителя, от которого у многих наших ребят сохранялись цветные стеклышки: ребята ходили за ними на место взрыва, собирали.

А уже теперь, совсем недавно, в подвал церкви Малюты Скуратова повела меня заведующая отделом снабжения института культуры Елена Викторовна Зеленева. За ключами от подвала мы зашли к заместителю директора Татьяне Петровне Ежовой. Татьяна Петровна сказала мне:

— На днях приходили из вневедомственной охраны и спрашивали: «Так где тут у вас подземный ход?»

— Прочитали «Комсомольскую правду». Не иначе, — сказал я.

— Возможно, — улыбнулась и Татьяна Петровна.

И вот мы с Еленой Викторовной отправляемся к заветным дверям, возле которых я впервые оказался в далеком детстве. Глубокий снег, тропинка не протоптана. Спускаемся по кривым ступенькам, едва угадываемым под снегом. По-прежнему дверь из двух половинок, по-прежнему висячий замок. Я вспомнил, как мы с Олегом заметали шапками следы.

— Елена Викторовна, что у вас теперь в подвале? Тогда были старые, поломанные стулья.

— И теперь отслужившие свой век стулья, — кивнула Елена Викторовна.

— Поразительно, — только и смог я произнести. — Не хватает, чтобы это были одни и те же стулья.

— Боюсь, замок примерз. Давно не отпирали.

Но ключ повернулся, и ушко замка отскочило. Отворили обе половинки. Еще дверь. Она была просто на засове. Тоже не возникло никаких хлопот.

Елена Викторовна щелкнула выключателем — вспыхнул свет. Я впервые увидел наш подвал при ярком освещении. Низкие своды. Круговая кирпичная кладка. И знакомые — и пыль, и цвель. Листы фанеры, доски, стекла в плоских деревянных футлярах, оконные рамы. Быстро направляюсь туда, в следующий зал, куда мы пришли полвека назад, куда привели Левку. В правом углу — гора стульев, бывших стульев. И опять — доски и какие-то железные конструкции. Разве что не было только двух подставок, на которых лежало бы нечто от слесарного верстака.

Без труда добираюсь до того места стены, где было у самого пола прямоугольное отверстие вышиной с полметра — вход в подземелье. Вход был заложен относительно свежим кирпичом.

— Вот он — вход! — сказал я Елене Викторовне. — Крайняя арка. Вторая. Мы начинали отсюда…

Я постоял молча.

Когда потом позвонил по телефону бабушке Оли Мазун, она сказала:

— Да. Были три мальчика. Они хотели попасть в Кремль… в те годы… Вы тоже их знали?

Я сказал, что да.

…Каждый храм имеет свою легенду! Тем более — в этом храме когда-то хранились 114 золотых царских монет. Из них — 4 сторублевых (?). Были спрятаны иконы XIII (?) века. Нашли иконы в тайнике, между прочим, наши ребята-старшеклассники Толя Иванов (брат Гали Ивановой), Игорь Петерс, Валька Коковихин и Юра Закурдаев. И скелет в нише нашли. А девушка была замурована в том месте, где сейчас из серого итальянского мрамора имеется на стене церкви тонкий орнамент в виде рамы. Это храм, где до сих пор не забыты имена Малюты Скуратова и Василия Грязного, «верных и страшных псов царя опричного государства».

А вот уже теперь, 14 июля 1987 года, троллейбус, который отходит от остановки как раз напротив нашего дома, провалился одним колесом в «колодец», внезапно открывшийся под асфальтом. Когда в колодец спустились приехавшие на место аварии ремонтные рабочие, а с ними и корреспондент телепередачи «Добрый вечер, Москва», то увидели помещение, выложенное кирпичной кладкой. Я с Викой в тот вечер, по счастливой случайности, сидел у телеэкрана и смотрел эту вечернюю передачу. И когда показали такое, я совершенно, как в лучшие годы, закричал: «Подземный ход!» Ну, не подземный ход, конечно, а, вполне возможно, какая-то часть винно-соляного двора, например.

На другой день стало известно из этой же передачи (мы с Викой уже специально ее поджидали): археологи любопытства не проявили; рабочие залили подземелье водой, засыпали песком и заасфальтировали. Накрепко. Но, конечно, это не последняя точка в бывших Садовниках.