Мальчишник

Дети Пушкина, убереженные и выращенные их матерью Натальей Николаевной, приученные ею к высокой порядочности, скромности, чувству долга и отважной любви к Родине, были достойны подобного безоглядного уважения. На них всеобще была перенесена любовь к поэту и память о нем.

Конверт с пушкинским штемпелем — датой открытия памятника — хранится у правнучки поэта Натальи Сергеевны Шепелевой. Я видел конверт. Видел и фотографию ее матери Веры Александровны, дочери старшего сына поэта.

Наталья Сергеевна помнит своего деда Александра Александровича. Помнит, как он по-гусарски носил саблю: сабля постукивала об пол, позванивала при ходьбе. Покачивались золотые шнуры и кисти.

— До сих пор слышу звон его сабли, — говорит Наталья Сергеевна. Потом, точно догадавшись о промелькнувшем у меня сомнении, улыбается: — Я работала в Московской консерватории. Меня в коридоре останавливает преподаватель: «Извините, Наталья Сергеевна, вот студент — он не верит, что вы живая правнучка Пушкина… в наши дни…»

Теперь я откровенно улыбаюсь и откровенно говорю:

— И я не верю. Не верю, что сижу теперь в теперешней Москве у вас в гостях.

— Что будем делать? — смеется Наталья Сергеевна.

— С вашего позволения, будем продолжать нашу фантастически счастливую для меня встречу.

Мы говорим о Наталье Николаевне Пушкиной, которая доводится Шепелевой прабабушкой. Можете себе представить в наши дни?.. Я, например, как тот студент, — не могу.

Шепелеву, как и прабабушку, зовут Наталья. Наташа… по-домашнему, значит, Таша.

Смотрим альбом с семейными фотографиями, говорим о детях Пушкина, вновь о дедушке-гусаре, где он жил в Москве: в Трубниковском переулке, жил и в Сивцевом Вражке (район старого и нового Арбата), где у него бывала внучка Наталья Сергеевна — слушала сабельный звон.

Умер Александр Александрович в день начала войны 1914 года. Наталья Сергеевна сказала мне, что сообщение о войне с Германией потрясло дедушку: он, старый боевой генерал, ясно представил себе объем народного горя. Был Александр Александрович похоронен не там, где просил: выполнить его желание помешала начавшаяся война. Только спустя полвека, в 1963 году, прах его был перенесен в Лопасню, где доблестный гусар завещал себя похоронить, рядом с могилами первой жены и детей. Прозвучал в наши дни оружейный салют в честь бойца за освобождение болгар от турецкого насилия, награжденного за личную храбрость золотой георгиевской саблей и многими русскими и иностранными орденами. Его могилу навешают теперь жители Лопасни. Она находится под их присмотром.

Любимец Пушкина и Натальи Николаевны — Сашка! — мы соблюли его последнюю волю. И было это в июне месяце, пушкинском июне…

Смотрю на вырезки из газет, собранные Натальей Сергеевной. Листаю огромный семейный пушкинский альбом, который она ведет всю жизнь. Слушаю рассказ о том, как у Натальи Сергеевны Шепелевой был коралловый браслет, принадлежавший Наталье Николаевне Пушкиной. Браслет Наталья Сергеевна берегла в знак памяти. Надевала редко, кажется, всего три раза. Передала в музей — к Нине Ивановне Поповой. Браслет временно находится на хранении в здании пушкинского Лицея: до окончания ремонта в квартире поэта на Мойке.

Совсем недавно в музейных фондах Ленинграда была обнаружена ваза с сюжетом Дидоны: Дидона в зеленой тунике, в белом тюрбане сидит и слушает влюбленного в нее Энея. Ваза голубого цвета, ручки в виде золотых орлиных голов. Зеленую тунику и белый тюрбан надевала Наталья Николаевна. Ведь было время, когда она выступала в любительском спектакле — была сестрой Дидоны. Ваза, в память об этом времени, передана на царскосельскую дачу: Дидона — божество, преобразившееся в смертную женщину. Дидона… Сестра Дидоны… Мадонна Бриджуотерская… Именно перед этой картиной, копией с Рафаэля, стоял в Петербурге Пушкин и сравнивал именно эту «Бриджуотерскую мадонну» с Натальей Николаевной. Литография с мадонны Рафаэля находится на царскосельской даче. Подлинник картины — в Национальной галерее Шотландии. Исполнена мадонна Рафаэлем около 1508 года. «Тончайшая светотеневая дымка — знаменитое сфумато — окутывает фигуру, придает нежность взгляду, улыбке». А куда делась бывшая в Петербурге копия, которую выдавали за оригинал, неизвестно.

Говорили мы с Натальей Сергеевной и о книгах Ирины Михайловны Ободовской и Михаила Алексеевича Дементьева «Вокруг Пушкина», «После смерти Пушкина», «Пушкин в Яропольце», «Наталья Николаевна Пушкина». Шепелева передала мне и Вике свои записи, выдержку из которых, с ее разрешения, мы здесь и приводим.

«Благодаря величию Пушкина стала известна жизнь и деятельность окружающих его современников, их человеческие достоинства. Сбылись слова его лицейского товарища А. Илличевского, сказавшего: «Лучи славы его будут отсвечиваться и в его товарищах». Лучи эти осветили не только его товарищей, они выявили и многих других и друзей и недругов. Но так получилось, что сплетни и зависть, перешедшие в клевету, скрыли настоящее лицо самого близкого и любимого поэтом человека — его жены, Натальи Николаевны!

Клевета следовала за ее тенью долгие, долгие годы, и терялись редкие дружелюбные голоса. Как только не оскорбляли ее память. Но правда все же взяла верх! Этим мы обязаны двум неутомимым людям, которые, невзирая на сложности, много потрудились, прежде чем обнаружили в архивах Гончаровых и Араповых письма, которые легли в основу их книг.

Эти два человека — И. М. Ободовская и М. А. Дементьев. Они своим упорным трудом вызвали к жизни забытые голоса, и наконец Наталья Николаевна окончательно предстала перед нашим поколеньем такою, какой была в действительности и какою всегда знала ее семья Пушкиных».

Что мучило Наталью Николаевну? О чем она думала в бессонные петербургские ночи? Опускалась на колени перед умирающим мужем, приникала лицом к его лицу, чтобы лучше слышать с каждой минутой теряющего дыхание и уходящего от нее в невозвратную даль. А он опять гладил ее по изможденной, усталой голове, давно уже тяжелобольную женщину. Теперь он был моложе ее почти на двадцать лет, и опять успокаивающе говорил:

— Ну, ну, ничего, слава богу, все хорошо!

Пушкину нравилось целовать ее в глаза. Когда поцеловал в последний раз? В день дуэли, когда уехала на Каменный остров кататься на санях?.. Она же не знала, что дуэль все-таки произойдет. Он тоже проехал по Каменному острову, по дороге на дуэль. И по Большой аллее острова, по которой проехала и она: только уже возвращалась домой, а он направлялся на Черную речку.

Непоправимость. Невосполнимость.

Пистолетный выстрел — миг, пистолетный выстрел — это и вечность. И тогда стоишь на коленях перед случившимся, ищешь себя в оправданиях, таких слабых, шатких, что на сердце делается еще тяжелее.

Бессонные, неподвижные ночи. Руки Пушкина, слова Пушкина, нежность Пушкина. Раскаленная солнцем царскосельская дача… Первое лето их счастья. Зелень дубов — прямо в окна, и солнце — прямо в окна, и ветер — прямо в окна. И стихи в шелестящих тетрадках. И сам он в светлой фетровой шляпе — веселый, беспечный дачник, скрывающий от нее все, что его печалило.

«Да! такая есть девица, но жена не рукавица: с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнешь».

Это он писал свою веселую сказку о прекрасной царевне-лебеди.

Павел Воинович Нащокин — Пушкину:

«Живи и здравствуй с Натальей Николаевной… Наталье Николаевне не знаю что желать — все имеет в себе и в муже».

Да, она все имела в себе и в муже. Но она этого тогда не понимала.

«Юность не имеет нужды в at home[1], зрелый возраст ужасается своего уединения. Блажен кто находит подругу — тогда удались он домой». Слова Пушкина.

1

У себя дома (англ.).