Под самой Москвой

— А где Рахман? — спросила я.

Ам-Рами сказал, что он пошел в пустыню: надо помочь добраться сюда группе туристов.

«Пошел в пустыню» звучало обыденно, как «побежал в лавочку». Впрочем, было бы странно, если бы это звучало иначе, учитывая, что за полчаса из этой пустыни можно добраться до фешенебельного ресторана.

Мы справились с обильным обедом и перешли к кофе, когда в двери показался Рахман. Весь запыленный, он не решался войти и жестом позвал брата, они пошептались у входа, и Рахман снова исчез.

— О чем он? — спросил Ам-Рами.

— Отец, только не сердись… — нерешительно начал Муджахид, но Ам-Рами властно прервал его:

— Говори.

— Рахман привел мистера Роберта. Они сейчас будут здесь.

Ам-Рами ничего не ответил. Известие, казалось, сразило его. Он опустил на стол сжатые кулаки, лицо его стало еще жестче, каменнее сжались губы.

Муджахид с опаской следил за отцом. Мы делали вид, что ничего не замечаем, продолжая негромкий разговор о пустяках. Тяжкое молчание отца и сына угнетало нас.

Ам-Рами сказал, обращаясь к Муджахиду:

— Приведи сюда Рахмана.

Юноша послушно поднялся, но в этот миг Рахман сам, уже вымытый и в хорошем европейском костюме, появился в ресторане. Он сопровождал высокого мужчину лет пятидесяти с лишним, несомненно англичанина. По тому, как впились в него глазами Ам-Рами и Муджахид, нетрудно было догадаться, что это и есть мистер Роберт.

Он был худощав, подтянут, спортивный костюм подчеркивал то, что худоба эта не от старческой слабости, а результат тренировки. Темно-коричневое от загара лицо казалось еще темнее от маленьких седых усиков над сильно выдающейся верхней губой.

Англичанин направился прямо к нашему столу. Ам-Рами хотел пойти ему навстречу, вероятно желая, чтобы их разговор не происходил на глазах у посторонних.

Но что-то, может быть растерянность, задержало старика, и мистер Роберт очутился у нашего стола.

Он протянул руку Ам-Рами, но тот не подал своей.

— Зачем вы приехали? — сурово спросил он.

— Надо же кончить дело, — с досадой ответил англичанин, усаживаясь за столиком рядом.

— Вы приехали за моими сыновьями? — не то спросил, не то объяснил старик.

— Бог с вами, друг, вечно вы выдумываете! — англичанин отмахнулся салфеткой и углубился в меню. По его знаку Рахман сел с ним за столик.

Он бросил беглый взгляд на брата и пожал плечами, как бы говоря: что ж с ним поделаешь, со стариком!

— Не пройти ли нам на крытую веранду? Там почти не ощущается ветер, а в окна видна пустыня, если, конечно, что-нибудь можно разглядеть, — предложил Кузнецов.

Мы не понимали смысла сцены, только что разыгравшейся на наших глазах, но догадывались, что надо увести отсюда старика.

Мне показалось, что он несколько овладел собой и замкнулся в обычной своей мрачности. Но когда мы устроились на застекленной веранде с кофе и мороженым, Ам-Рами сам начал разговор.

Хотя мы не подогревали его ни одним вопросом, а только напряженно и в полном молчании слушали, он уже не прерывал своего рассказа. Все было так необычно и ново для меня, что запомнилось почти дословно. Во всяком случае то, что я поняла: английский язык Ам-Рами оставлял желать лучшего.

— Этот человек, которого мы зовем мистер Роберт, появился в наших краях очень давно. Он был тогда молод, я — тоже. Из этого вы можете заключить, как давно все это происходило. Молодой англичанин не располагал тогда большими деньгами. Но, конечно, это была не та бедность, которая выгнала меня из дому на поиски заработка, когда мне еще не было и шестнадцати.

Вероятно, вам не доводилось бывать в нищенских кварталах Хусейнии. А если вы и были там теперь, то это совсем другое дело, чем когда-то. Даже там я был, наверное, беднее всех, хотя гонялся за всяким случайным заработком так рьяно, как ни один охотник за дичью.

Если я попадал в богатые кварталы, куда мне случалось относить какую-нибудь кладь или заказ, я смотрел вокруг себя большими глазами. Эта жизнь казалась мне такой далекой, как звезда в небе. Я не мечтал ни о чем другом, как только вернуться домой хоть с какими-нибудь деньгами. Вложить их в свое маленькое хозяйство и жениться на девушке, которая меня ждала.

Я привык к тяжелой работе в поле, по пояс в каналах стоячей воды, под нашим щедрым солнцем, которое бывает так жестоко к нам, своим детям. А кайло и фас[7] словно приросли к руке феллаха, потому что если сейчас каждый ребенок шести лет идет в школу, то в те времена шестилетние выходили на поле.

Таков был обычай, который всегда бежит за необходимостью, как собака за хозяином.

Я не чурался никакой работы, но аллах прогневался на меня: не давал мне прокормить даже самого себя. И возвращение домой все отдалялось. И только во сне я видел теперь девушку, которая ждала меня.

Так прошло пять лет. Однажды меня разыскал мой ровесник, сын соседа. Он рассказал удивительные вещи. В окрестностях нашей деревни начались большие работы по розыску древних гробниц. Требуется много людей, молодых мужчин, которые не боятся тяжелой работы, а боятся голодной смерти.

Я вернулся домой и нанялся на земляные работы. К англичанам — искателям древностей.

Мистер Роберт был правой рукой своего отца, главы фирмы, которая организовала раскопки. Нет, сами они, мистер Роберт и его отец, не были ни археологами, ни учеными. Но археологи и ученые работали на них.

А они вложили в дело деньги, надеясь получить много-много больше, чем вложили. И они говорили о значении раскопок, о цивилизации и о таланте нашего древнего народа.

Я вернулся в родную деревню и начал работать землекопом у англичан. Ворочая камни от зари до зари, я заработал достаточно, чтобы отремонтировать домик, доставшийся мне от отца, и женился на девушке, которая ждала меня пять лет.

Фирма дала заработок многим жителям окрестных деревень, а они дали фирме славу и деньги, большие деньги, потому что раскопки были успешны. А найденные древности, которым, как я теперь понимаю, и цены не было, поплыли на пароходах от наших берегов в Европу и Америку.

Удачливые предприниматели замышляли новые поиски и все глубже вгрызались в недра земли. И все громче твердили о цивилизации и о талантах нашего древнего народа.

А под землей все шло по-прежнему. Фирма экономила, крепежные работы велись кое-как. Не раз происходили обвалы, и не однажды хоронили мы близких в каменных недрах земли.

Шли годы. Старик умер, и мистер Роберт стал главою фирмы. И уже мои старшие сыновья ушли в штрек. Я называю подземную галерею штреком, потому что она имела вид штрека, со своими каменными подпорками и деревянными креплениями. Только добывали мы не уголь, а древности. Древности, которые не греют, как уголь, но стоят гораздо больше и прославляют нашу страну во всем мире.

Возможно, вы осудите меня за то, что я отправил четырех своих сыновей зарабатывать деньги в гиблом месте, где человеческая жизнь ценилась много дешевле черепка древнего сосуда, но все не так просто.

Поиски под землей манили и завлекали молодых людей, словно азартная игра, которая лишает человека разума.

Но это не была игра: здесь была благородная цель. И не только заработок светил молодым людям во тьме подземных галерей.

Не один десяток лет наши люди проходили с кайлом по каменным подземельям, и это дело стало их делом, их профессией. Мальчики слушали рассказы отцов о великих сокровищах, скрытых под землей. А когда старый человек рассказывает о своем прошлом, то, да простит его аллах, он всегда найдет, чем приукрасить его. Юноши хотели не отставать от отцов в мужестве. И с этим ничего нельзя было сделать.

И в самом деле, разве многим людям выпадает счастливый случай войти туда, куда тысячелетиями не ступала нога человека? И первому увидеть нетленным то, что тысячелетия было скрыто от глаз людей?

Своими руками я однажды отвалил каменную плиту, за которой светился полированный алебастровый саркофаг…

7

Кайло и фас — разновидность мотыги.