Страница 27 из 1025
— Нет? — искренне удивился барон.
— Нет, простите уж великодушно, но я еду домой. У меня была мать и две сестры, я почти двадцать лет их не видел. Я писал им, они мне не отвечали. Я хочу знать, что с ними.
Барон смотрел на него недоверчиво:
— Может, вам мало денег? Мы можем поговорить об этом.
— Нет-нет-нет, дело не в деньгах, господин барон. Будь у меня время и силы, я бы согласился помочь вам, а так…
— Честно говоря, я не ожидал, — произнес барон. — Не ожидал, что солдат пренебрежет золотом.
— Да с чего вы взяли, что я вообще справлюсь?
— Что ж вы думаете, я дурак? Я опросил людей, что общались с вами. Сержант приводил мне посудомойку из харчевни, и она клялась, что вы один одолели ламбрийцев. Я опросил своих дуроломов о стычке с вами. Признаться, они вас побаиваются, а они у меня не очень то и робкие. Вы хладнокровный и умелый воин, ну, а то, что вы умнее всех, кто меня окружает, и, может быть, даже умнее меня самого — так это видно любому.
— Барон, я почти однорукий и хромой. Я ищу тихого места и спокойной жизни, — солдат помолчал, заглянул в кубок и потер подбородок. — Вам нужен железный кулак, закон феода, экзекутор, вешатель, знающий все и всех. Я не подхожу вам на эту должность. Завтра, на заре, я хочу уехать лечиться. Мне даже в седло не сесть без помощи слуги.
— Завтра? Вы хотите уехать завтра? Дьявол. Я думал, мы хотя бы еще выпьем.
— Неужто вам не с кем выпить?
— А с кем? Все соседи, с кем я ходил воевать, померли. Их отпрыски — сопляки, которые не то, что на войну, даже к барьеру не выезжали. Расфуфыренные ничтожества в перьях, которые тратят все, что у них есть, на шелка, специи да дорогих лошадей. А, чуть не забыл, да еще и навозные жуки.
— Жуки? — не понял Волков.
— Ну да, рыцари, — барон усмехнулся, — которые только и делают, что ковыряются в земле вместе со своими холопами. Разве что к сохе сами не становятся. Я тут недавно одного из таких обозвал болваном, — барон погрозил Волкову пальцем, — болваном! При слугах! Что, думаете, он за меч схватился? Перчатку мне кинул? Потянул к барьеру? Черта с два! — барон снова грозил пальцем и засмеялся. — Он сделал вид, что не заметил! У них все мысли о быках производителях, да поднимется ли пшеница после дождей. И никаких поединков. Им хоть в морды плюй.
— Ну, вы старый вояка, с вами опасно связываться, — Волков налил вина себе и барону. — Возможно, он просто решил быть благоразумным.
— Именно! — заорал барон, хватая кубок. — Они тут все благоразумны, у них нет выбитых зубов, у них нет отрубленных пальцев, у них лица как у женщин!
— То есть? — не понял Волков.
— Вот у вас шрам на правом виске, откуда? Свежий еще.
— Зимой болт пробил шлем.
— Вот, зимой получил, а у них нет вообще никаких шрамов. И разговоры у них про цены на шелк да на шафран, про урожаи, да про то, что хмель нынче дорог, да про лошадей, — барон почти орал все это в лицо солдату. — А еще они говорят про то, во что был одет герцог, парчовые у него портки или бархатные, да хранит Господь его августейший зад. А еще они говорят про золотые шпоры.
Он выговорился, сел и откинулся на спинку кресла и теперь сидел, поигрывая кубком, и продолжил:
— Мой последний боевой товарищ умер, его дочь пропала, сына убили, а я даже не могу наказать тех, кто в этом виноват. Потому что я не знаю, кто все это делает!
Волков ничего не ответил, молчал.
— Значит, вы не возьмете деньги? — спросил барон, чуть успокоившись.
— У меня нет уверенности, что я справлюсь, господин барон, я устал. Я болен.
— Судя по всему, вы честный человек, и вас нельзя отпускать, — фон Рютте, смотрел на Волкова с прищуром. Он грозил ему пальцем. — Нельзя!
— Господин барон, мне пришлось завести слугу, потому что я сам не могу одеться…
— Да, и кстати, о слуге. Он ведь один из моих холопов? Он крепостной?
— Нет, говорит, из вольных.
— Вот, еще и мужика у меня увели.
— Я был вынужден, я даже не могу одеться и сесть на коня, не говоря уже о том, что б оседлать… Лет пять назад я бы с радостью взялся за такую работу, а сейчас… — Волков покачал головой.
— Ладно, не буду вас неволить. Но скажите, что бы вы сделали на моем месте?
— Нанял бы хорошего коннетабля…
— Это я и пытаюсь сделать, — барон отмахнулся, — но что, если бы вы уже были коннетаблем?
— Первым делом выяснил, кто у вас владеет ламбрийским и умеет писать на нем.
— Служанка моей дочери из Фризии, ее привезла моя первая жена. Жена родом-то наша, но имела имущество во Фризии. Получила небольшую ферму в наследство, оттуда и привезла эту лошадь.
— Какую лошадь? — не понял солдат.
— Да не лошадь, а служанку. Зовут ее Франческа. Но по внешности и силе она не уступает лошади, — барон засмеялся, но как-то не очень весело.
Солдат тоже смеялся.
— Но, по-моему, — продолжал барон, — она из холопов. Не думаю, что она умеет писать и уж тем более указывать наемникам, что им делать. Да и откуда у нее деньги, чтобы нанять четверых ламбрийцев. Да и один ли у них язык?
— Диалекты разные, но язык один, — заметил солдат.
— А что бы вы еще сделали?
— Не знаю. Наверное, обыскал бы мельницу.
— У меня их две.
— Ну, обыскал бы обе. И как следует поговорил бы с мельниками.
— А еще?
— Нашел бы больного уродца, что бродит по болоту и кидается на людей.
— Верно, это обязательно надо сделать, — кивнул барон.
— И главное… — солдат задумался.
— Ну, что?
— Все-таки провел бы аудит.
— А это что? Это то, что проводят попы, когда жгут еретика?
— Нет, то называется аутодафе. Аудит — это проверка на воровство. Нужны грамотные люди. На моей памяти такие аудиты проводили дважды в войсках, когда хозяева войск хотели знать, куда идут деньги. Знающие люди посмотрят гроссбухи, договора с крестьянами, посчитают все, что есть.
— Да кто ж такое сможет сделать?
— Не знаю, может, монахи? Поговорите с аббатом. Надеюсь, вы не обзывали его болваном?
— А-ха-ха, — засмеялся барон, — до этого я еще не дошел. Вас зовут Яро? Простите, запамятовал.
— Да.
— Фольков?
— Именно.
— Как жаль, Яро Фольков, что вы уезжаете. Мне нужен именно такой человек, как вы.
Волков развел руками, изображая смирение перед неизбежным.
— Черт, — барон потряс пустым кувшином, — пустой. С хорошим человеком даже не замечаешь, как кончается вино. Еган, Еган…
Глава шестая
— Аккуратнее, господин, вы так расшибетесь, — Еган поймал и удержал солдата от падения.
— Ты б хоть факел какой-нибудь нашел.
— Найду. Без факела в такой тьме — беда.
— Лошадь-то моя где?
— Куда вам на лошадь? Убьетесь.
— Я скорее пеший убьюсь. Где лошадь?
— Да вот она, сюда.
Он подвел Волкова к лошади.
— Вот стремя, ногу давайте. Куда мы в такую темень-то? Я уж думал, мы сегодня тут переночуем.
— Ночевать надумал? Ты днем собирался в подвале сидеть.
— Это да. Честно говоря, всякое в голове было. А вишь, как оно вышло? Вы с бароном винище хлестали, а меня на кухне кормили. Жизнь такая штука. Я думал, что меня завтра на площади кнутом охаживать будут, давайте… Все, сели?
— Поводья.
— Вот они. Я вот думаю, может, на конюшне переспим? Куда мы в такую темень? Ни луны, ни звезд, дождь.
— Нет. Тут ехать две тысячи шагов. Доедем, не заблудимся.
— Тогда держитесь, — Еган сам залез на коня. — Не дай Бог, упадете на руку.
— Болван. Скорее ты упадешь, чем я.
— Сколько же вы выпили?
— Бог его знает. Ты факел нашел?
— Два взял.
Еган достал факела из связки, что лежала у ворот, зажег один из них. Стражники открыли ворота и выпустили их из замка.
Дорога от замка до Малой Рютте — сплошная длинная лужа. Ночь. Темень. Хорошо, хоть дождь не шел. Изредка среди рваных туч мелькали звезды.
— Надо было остаться в замке, а утром бы поехали, — невесело бубнит Еган, пытаясь осветить факелом дорогу.