Верность

Дижбаяр наклонился и нарвал большой букет чудесных цветов.

Когда он уже дошел до пригорка, с которого виден был Дом культуры, на повороте дороги показалась повозка с молоком. На ней сидел Кришьянис Вилкуп с ближнего хутора «Вилкупы», где размещалась часть колхозного крупного рогатого скота.

— Э-эй, доброе утро! — крикнул Вилкуп, натягивая вожжи и останавливая лошадь. — Значит, уха будет?

Он достал трубку, ему очень хотелось поболтать — теперь они с женой остались в «Вилкупах» одни. Обе дочери ушли в город.

— Не только уха, и жареная рыбка будет, — похвастался Дижбаяр.

— Слыхали новость? — торопливо спросил Вилкуп. Видно было, что ему очень хочется рассказать о чем-то.

— Какую новость?

— Сын Цауне из Канады письмо отписал.

Дижбаяр сдвинул брови.

— Цауне? Да разве он не…

— Да, да, — быстро поддакнул Вилкуп. — Удрал вместе с немцами, как же! И все время ни слуху ни духу, а тут вдруг письмо — вот тебе и на!

— Так, так, — протянул Дижбаяр. — Вот радость матери…

Ему были одинаково безразличны и Цауне и ее сын, но приличия ради он поинтересовался:

— Значит, домой приедет?

— Как знать… как знать. Видишь, как иной раз выходит — думаешь, что погиб, что все кончено, и вдруг — письмо! Жалко, жалко, что старый не дождался. Ведь он из-за сына…

Дижбаяр, видя, что Вилкуп собирается завести долгий разговор, взялся за бидон и торопливо сказал:

— Надо рыбу домой отнести… — и пошел.

Грохоча пустыми бидонами, Вилкуп поехал дальше.

Вокруг Дома культуры цвели старые липы, в них, словно в огромном улье, жужжали пчелы. Тень от их густых ветвей зеленым кольцом обнимала дом из красного кирпича — бывший дом айзсаргов, построенный при диктатуре Ульманиса, который теперь стал культурным центром села.

Подойдя к дому, Дижбаяр кинул взгляд на белые занавески, закрывавшие окна его квартиры, — видит ли жена, что он с рыбой? Надо бы и новенькую библиотекаршу на уху пригласить — нужно помочь человеку привыкнуть, обжиться. Товарищеское внимание много значит.

Через двор со стороны дороги шел почтальон — сгорбленный старик с густыми седыми усами.

— Товарищ Дижбаяр, — воскликнул почтальон, — получите газетки!

— Спасибо, — поблагодарил Дижбаяр, беря почту. Каждый раз, когда его называли по фамилии, он испытывал некоторую неловкость и злился на самого себя за свою глупость. В самом деле, какой его дьявол попутал тогда, при Ульманисе, сменить фамилию и назваться Дижбаяром? Правда, тогда все помешались на латышизации, но почему он выбрал себе именно такую барскую, сановную фамилию — Дижбаяр[2]? В нынешнее время она совсем не кстати. Уж куда лучше его старая — Карлис Эйхманис. Правда, серенькая она, но зато без претензий.

— Карлен! — раздался радостный возглас Ливии от двери дома, и он увидел ее на пороге в цветастом халате и красных босоножках. Темно-русые волосы поблескивали на солнце. — Ну, поймал? — воскликнула она.

Дижбаяр, усмехаясь, поставил на землю бидон с рыбой и обнял жену.

— Эх ты, пташечка моя, — сказал он, — ты у меня с каждым днем хорошеешь, все лучше и моложе становишься.

Ливия потрепала мужа за ухо и засмеялась:

— Не болтай! Давай сюда рыбу! И цветы тоже мне? Чудесно!

— Думаю, что нам надо пригласить на обед новую библиотекаршу, — сказал Дижбаяр. — Так мы поможем ей скорее привыкнуть на новом месте.

— Да, конечно, — весело отозвалась Ливия. — Ишь, какие здоровые щуки! Молодец, Карлен!

И, восхищаясь рыбами, она вышла на кухню.

Ливия была на двадцать лет моложе своего мужа — еще молодая женщина с зеленоватыми глазами, очень белой кожей, которую даже в самое солнечное лето не брал загар. Ливия училась на театральном факультете, мечтала об артистической карьере, но… об этом лучше не говорить! У каждого человека своя судьба. И в конце концов, разве плохо быть мужу помощницей и советчицей в его работе?

В открытую дверь заглянула новая библиотекарша.

— Доброе утро! Можно вас побеспокоить? — спросила Инга.

— Пожалуйста, заходите без церемоний. — Ливия, приветливая, пошла ей навстречу.

— Не одолжите ли вы мне ведро и тряпку? У меня там так пыльно.

— О, с удовольствием, берите все, что вам надо. И веник, а вот мыло… если нужно, могу дать и теплой воды.

— Спасибо. Ну, теперь все в порядке, — поблагодарила Инга.

— Но вы должны с нами пообедать, — по-дружески пригласила Ливия. — Карлен хочет, чтобы вы отведали его добычи… смотрите, какие щуки!

— Спасибо, я приду, — обещала Инга.

Инга, взобравшись на поставленную на стол табуретку, сняла с верхней полки книги и, сложив их в стопки, принялась вытирать. Они покрылись таким слоем пыли, словно их никогда не касалась рука человека. Запах пыли напоминал о запустении и заброшенности. Спрыгнув со стола на пол, Инга долго сморкалась, затем, вздохнув, начала откладывать книги с расшитыми страницами и совсем потрепанными переплетами. На нижних полках таких книг было особенно много. Совсем без обложки оказалась «Анна Каренина», запрятанная куда-то в угол. Не лучше выглядела и «Лунная долина» Джека Лондона. И та, и другая побывали у одного и того же читателя: на полях виднелись надписи, сделанные одной и той же рукой. «Еще хорошо, что карандашом, — подумала Инга, — можно стереть. Придется переплести их заново».

Единственное окно комнатки выходило на север. Были видны двор, дровяной сарай, цветущие липы. «Зимою здесь, наверно, будет темновато», — сказала себе Инга, взглянув на стоявшую на столе керосиновую лампу.

Верхний угол окна был затянут густой паутиной, на которой покачивалось несколько высохших мух. Инга смахнула паутину. Вспугнутый паук большими прыжками бросился наверх и скрылся где-то под потолком. Удирай, удирай, не ткать тебе больше здесь паутины!.. Но где-то в глубине сердца у Инги все-таки скребло беспокойство… Ну и что ж — это бывает с каждым, кто начинает новую жизнь на чужом, незнакомом месте!

Работа шла медленно. Инга не торопилась. В открытое окно лился раскаленный солнцем воздух, даже в комнате слышно было, как гудят, ползая по веткам, пчелы и временами сердито жужжат осы.

Инга еще не успела покончить с двумя полками, как в дверь постучала Ливия. При виде ее веселого, раскрасневшегося у плиты лица, чувство одиночества сразу куда-то отступило. Рядом были дружески настроенные люди. Кругом люди.

— Идемте к столу… сейчас же, а то уха остынет!

Они втроем сидели за круглым столом в комнате, где все было очень чисто и уютно, ели вкусную уху, потом жареную щуку с зеленым салатом.

— В честь вас будет и сладкое, — объявила Ливия, — клубника со сбитыми сливками.

Инга смотрела на Ливию с восхищением: до чего приятны такие жизнерадостные люди! Она, наверное, никогда не бывает мелочной и злой, с такой любому человеку хорошо.

В комнате чувствовался хороший вкус хозяев — и в рисунке занавески на окне, и в картине с золотистым осенним пейзажем, и в цветах, стоявших в глиняной вазе посреди стола.

— Мы уже давно не были в Риге, — сказала Ливия, подавая гостье рыбу. — Не видели последних спектаклей… концерты слушаем только по радио… отстаем по всем линиям.

— Хорошо, что на нашем культурном фронте появилась новая сила, — сказал Дижбаяр. — Понравилось бы только вам у нас и не удрали бы вы отсюда.

— Нет, — отозвалась Инга. — Я не удеру.

— Мы тут бьемся уже три года, — сказала Ливия. — Но нам все-таки удалось поднять культурный уровень — да! Карлен, ты помнишь, раньше молодежь только на танцульки бегала. А теперь она ходит в Дом культуры. Это безусловно заслуга Карлена… да, да, нечего отрицать и смущаться — да разве для тебя, кроме Дома культуры, существует еще что-нибудь? Ах, да, извини, изредка еще щучку поймаешь. Знаете, — обратилась она к Инге, — я горожанка и вначале мне казалось, что здесь будет ужасно. Но если человек умеет сам создавать себе условия… вы видите, книги, радио, будет и телевизор, а главное — здесь чистый здоровый воздух! Вы не бойтесь — будет хорошо!

2

Дижбаяр — в переводе «великий боярин».