Страница 60 из 83
– Где ты? У тебя там, похоже, шумно.
– В Труро. Решила пройтись по магазинам.
– Это хорошо. Ты заслуживаешь отдыха.
Таков уж Стив. Добрый. Вдумчивый.
– Кстати, ты видела радугу днем?
– Нет.
– Наверное, она была только тут. Напомнила мне строчку из Вордсворта. «Займется сердце, чуть замечу…»[14]
Вот что мне нравилось в Стиве. Его способность всегда во всем видеть светлую сторону. Но вот что бы он сделал, узнав, где я нахожусь на самом деле?
– Не хочешь выпить сегодня вечером? – добавляет он.
– Спасибо. Но я немного устала. Может, в выходные?
– Конечно.
Похоже, он слегка разочарован. Чувствуя себя ужасно, нажимаю кнопку «Отбой».
Еще одна ложь.
Неужели так никогда и не научусь?
Затем я возвращаюсь в суд.
Что-то подсказывает, что сегодня все решится.
Глава 45
Я сказала Блокки, что Фредди отправился путешествовать.
– Так неожиданно? – переспросил тот.
– Да. Очень сожалею.
Мне казалось, что я за это в ответе. В некотором смысле так и было. Но правду сказать я по понятным причинам не могла. И порадовалась, что мы с Блокки говорили по телефону, а не лицом к лицу.
– Он очень расстроился из-за того, что подвел вас, – добавила я. – Просто один из его лондонских друзей в последнюю минуту предложил отправиться в поездку по Европе.
– Что ж, надеюсь, он сумеет о себе позаботиться.
Совсем не ожидала таких теплых слов. У меня заслезились глаза.
– Я тоже, – выдавила я.
– Дайте знать, если вам что-нибудь понадобится. Ваш муж еще не появлялся?
– Нет. – Я глубоко вздохнула. С этим тоже можно было покончить. – На самом деле мы решили пойти разными дорогами.
Я почти видела, как на том конце провода у Блокки приподнялись кустистые брови.
– Вот как? Что ж, такое случается. Если нужна будет помощь, скажите, хорошо?
– Спасибо. – У меня комок подступил к горлу.
– Тут в следующем месяце у жены день рождения. Я подумал, не сделаете ли вы что-нибудь для нее на том старом гончарном круге. Ей нужен новый кувшин для молока. Последний разбился. И вам будет чем занять себя. Разумеется, я заплачу.
Я повесила трубку, глубоко тронутая его добротой.
Если бы он только знал…
В доме было очень тихо. Я постоянно прислушивалась, не зазвонит ли городской телефон. У Фредди был мобильный. Я так старалась выяснить, кто ему звонит, а нужно было спросить его номер. Но откуда же я знала, что он собирается сбежать.
«Позвони, – мысленно велела сыну. – Дай знать, что с тобой все в порядке». Чтобы отвлечься, я заставила себя прибраться в его комнате.
Дел там оказалось совсем немного. В отличие от лондонской спальни, в комнате было пугающе чисто. Рабочие ботинки Фредди стояли рядом с ворохом одежды, которую он не взял. И ни одного комочка грязи на подошве. Должно быть, он сначала почистил их. Его материалы для рисования исчезли. Это меня обрадовало. Рисование поможет ему. Как керамика помогала мне.
Когда я с Джаспером, шедшим за мной по пятам, спускалась к сарайчику в глубине сада, меня преследовало нечто, что никак не хотело уходить. Хоть я ужасно беспокоилась о Фредди, боялась, что его схватят, на него нападут или он сотворит какую-нибудь глупость, меня не покидало чувство облегчения. Столько лет один кризис Фредди сменялся другим. То он что-то делал, то не делал. Я жила в постоянном страхе, что это приведет к очередной его ссоре с Томом, который станет упрекать меня в том, что я не в силах «все исправить».
Теперь же, если приедет полиция, я честно скажу то же, что и Блокки. Мой сын отправился в путешествие. И у меня ни малейшей идеи, где он. «Вы же знаете этих подростков, – скажу я. – Они выходят на связь, когда сами пожелают».
Потом я остановилась. О чем я только думаю? Фредди не просто искал приключений, как любой обычный подросток. Мой сын сам признался, что убил кого-то. И «дело не только в этом».
Я снова сказала себе: «Возможно, и к лучшему, что он ничего мне не рассказал». Часть меня боялась, что я не смогу это выдержать. Не будь у меня Фредди, которого я могла любить, моя жизнь утратила бы смысл. И мне опять вспомнился его запах. Его кожа. Лицо. Голос. Фредди был частью меня. Когда-то он был в моем теле. Так легко забыть о чуде рождения. Но после того как девять месяцев вынашиваешь ребенка, мучаешься во время родов, испытаешь облегчение и любовь после его рождения, заботишься о нем столько лет, невозможно не горевать после его ухода.
Я уставилась на комок глины в своих руках. В любую минуту здесь могла появиться полиция.
Конечно, разумнее было бы куда-нибудь уехать. В другую часть страны. Или даже сесть на паром до Франции или Испании. Но тогда пришлось бы предъявить паспорт. Что, если Фредди прямо сейчас делает именно это? Мое сердце забилось чаще. Почему мне не пришло это в голову раньше?
Даже останься я здесь, у людей в городке могли возникнуть вопросы. Кто-то прочитал бы статью в газете и сложил бы два и два. То, что я не нашла таких статей, не означало, что они не могли появиться в другой газете.
Спасения не было. Кроме того, переживания последних нескольких недель меня измотали.
Наконец я решилась. Останусь здесь, в обществе, которое, казалось, меня приняло. Затаюсь и посмотрю, что выйдет.
Но все время, пока я занималась своими новыми повседневными делами – работала над серией молочных кувшинов, чтобы выбрать лучший для жены Блокки, водила Джаспера на прогулки к морю и покупала продукты, – одна мысль крутилась и крутилась в моей голове.
Кто-то умер. Мой сын в ответе за это. Я помогла ему сбежать. Я виновна.
Прошло еще несколько недель. От Фредди по-прежнему не было никаких известий. Мне уже казалось, будто я лишилась половины разума. В саду Глэдис рано зацвела желто-кремовая роза. На ней висела потрепанная непогодой табличка с названием. «Мир». Совсем как первая татуировка Фредди. Как иронично. Как уместно. Как невероятно. Я гладила бархатные лепестки по пути к сарайчику, где успокаивающее движение колеса помогало мне отвлечься от неизбежного.
И все же воспоминания продолжали возвращаться к детству Фредди, когда он был таким милым и доверчивым. Тем, кто смотрел в небо и спрашивал, похож ли след самолета на линии на его «волшебном экране». Сердце болело от утраты. Я по привычке тянулась к своему кулону – своему драгоценному кулону, который мне вернули при выходе из тюрьмы, – но тот больше не приносил утешения. Джаспер чувствовал мое страдание и касался меня лапой, словно говоря: «Я все еще здесь».
Во время своего короткого пребывания в коттедже Фредди всегда выводил пса на ночную прогулку. Теперь это делала я, гадая, не прячется ли случайно мой мальчик где-то поблизости, среди теней.
Не знать, где он, было по-настоящему больно. Когда я не могла заснуть, то ходила взад и вперед по комнате Фредди, словно это могло вернуть его. Подносила к носу его старые футболки, вдыхала его запах. Обнаружила, что уже не могу вспомнить точную форму его носа. Как это возможно, если Фредди нет всего шесть недель? Я жалела, что мы не провели вместе больше времени. Разговора в Шелл-Коув было мало. А что, если он связался с другой дурной компанией? Или его зарезал бандит? Я твердила себе, что материнскому воображению нет предела. Или материнской решимости. Или просто глупости.
Каждый день я просыпалась рядом с Джаспером, утреннее солнце струилось сквозь маленькую щель между новыми лимонно-желтыми занавесками. Который час? Фредди опоздает на работу! И тут я вспомнила. Мой мальчик, который был со мной каждый день своей жизни, ушел. И я понятия не имела, увижу ли его снова.
Я вложила свое горе в покраску стены в гостиной. В ярко-фиолетовый цвет. Тому это не понравилось бы. В коттедже Глэдис у меня появился шанс создать дом, в котором я чувствовала бы себя уютно. Оставить собственный след. Из обрезков винтажной ткани, которую нашла в благотворительном магазине, я сшила подушки для сиденья в эркере. Замочила тюль в холодном чае, чтобы придать ему оттенок сепии. Обнаружила на чердаке старый ковер, постирала его в ванне и высушила на веревке. Он был немного потертым, но абрикосовый узор придал более мягкий вид каменным плитам в холле.
14
Пер. А. Ларина.