Ломая рассвет

Я зевнула и он улыбнулся.

— Ты устала. Спи, любимая.

Он принялся напевать колыбельную, которую сочинил, когда мы только познакомились.

— Интересно, почему я так устала, — пробормотала я саркастически. — Может это часть твоего плана или что-нибудь в этом роде.

Он коротко рассмеялся и продолжил напевать.

— Чем больше я устаю, тем лучше я буду спать, ты так думаешь?

Песня прервалась.

— Ты спала как убитая, Белла. Ты и слова не произнесла когда спала, пока мы не вернулись сюда. Если бы не храп, я бы стал волноваться, что ты впала в кому.

Я проигнорировала шутку про храп; я не храплю.

— И не единого звука? Это просто сверхъестественно. Обычно мне сняться кошмары, стоит опуститься в постель. И ещё я кричу.

— Тебе снятся кошмары?

— Очень яркие. Они так сильно утомляют меня, — я зевнула, — и поэтому я не могу поверить, что молчала всю ночь.

— О чем они?

— О разном — но все они из-за цвета.

— Цвета?

— Всё здесь такое яркое и настоящее. Обычно, когда я сплю, я знаю, что это сон. С ними же я не знаю, что сплю. И от этого становиться ещё страшнее.

Он показался мне встревоженным, когда снова спросил:

— Что пугает тебя?

Я слегка задрожала.

— Больше всего… — я колебалась.

— Больше всего? — повторил он.

Я не могла понять почему, но я не хотел рассказывать ему о ребенке из сна, который все время повторялся; было что-то слишком личное в этом необычном кошмаре. И поэтому вместо того, чтобы описать ему полностью весь сон я сказала ему только об одной его части. И её было достаточно, чтобы испугать меня или кого-нибудь ещё.

— Волтури, — прошептала я.

Он крепче обнял меня.

— Они больше не станут тревожить нас. Ты скоро станешь бессмертной, и у них не будет никаких причин.

Я позволила ему успокоить себя, чувствуя себя немного виноватой, за то, что он не совсем правильно меня понял. Всё дело было вовсе не в этом. Я не испытывала страха за себя, я боялась за мальчика.

Он не был тем же самым мальчиком как в самом первом сне — ребенок-вампир с кроваво-красными глазами, который сидел на груде мертвых людей, которые были мне дороги.  Тот мальчик, которого я видела во сне четырежды на прошлой неделе, определенно был человеком; у него были румяные щечки, а его большие глаза были мягкого зеленого цвета. Но точно также как другой ребенок, он задрожал со страхом и отчаянием, когда Волтури окружили нас.

В этом сне, как в новом, так и в старом, я просто должна была защитить этого незнакомого ребенка. И больше ничего. В то же самое время я понимала, что мне не удастся это сделать.

Он увидел выражение опустошения на моем лице.

— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе?

Я сбросила с себя это.

— Это ведь только сны, Эдвард.

— Ты хочешь, чтобы я пел? Я буду петь всю ночь, если это поможет укрыть тебя от дурных снов.

— Они не все такие плохие. Некоторые очень даже не плохи. Такие… красочные. Под водой, с рыбами и кораллами. Мне кажется, что это происходит на самом деле, будто это не сон. Возможно, дело в самом острове. Здесь действительно всё очень ярко.

— Ты хочешь вернуться домой?

— Нет. Пока нет. Разве мы не может остаться здесь ещё немного?

— Мы будем здесь столько, сколько ты хочешь, Белла, — заверил меня он.

— Пока не начнется семестр? Раньше-то я не задумывалась об этом.

Он вздохнул. Возможно, он вновь стал напевать, но я заснула прежде, чем убедилась в этом.

Позже, когда я проснулась в темноте, я чувствовала потрясение. Сон был настолько реальным … столь ярким, столь ощутимым... Я чувствовала, что задыхаюсь, не понимая что и где я в этой темной комнате. Лишь только секунду назад, как мне казалось, я была под сверкающим солнцем.

— Белла? — прошептал Эдвард. Его руки, обвитые вокруг меня, осторожно меня встряхнули. — С тобой всё хорошо, любимая?

— Ох, — я снова задыхалась. Всего лишь сон. Не реальность. К моему полнейшему удивлению, слезы, заполнившие мои глаза, без предупреждения заструились по лицу.

— Белла! — сказал он уже громче, не на шутку взволновавшись. — Что случилось?

Он вытер слезы с моих пылающих щек ледяными, жесткими пальцами.

— Это был всего лишь сон.

Я не могла сдержать рыданий, вырывающихся из моей груди. Эти глупые слезы вызвались беспокойством, но я никак не могла совладать с охватившим меня горем. Мне было так плохо из-за того, что сон так реален.

— Все хорошо, любимая, с тобой всё в порядке, я рядом. — Он укачивал меня вперед-назад, несколько быстро, для того чтобы успокоить. — Тебе приснилось что-то другое? Всё это только сон, только сон.

— Это не кошмар, — я тряхнула головой, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Это был хороший сон, — голос снова надломился.

— Тогда почему ты плачешь? — в изумлении спросил он.

— Потому что проснулась! — я застонала и, обвив руками его шею, прижалась к нему со всех сил и снова зарыдала.

Он коротко рассмеялся над моей логикой, но смех был смешан с беспокойством.

— Все в порядке, Белла. Дыши глубже.

— Это было настолько реально, — плакала я. — Я так хотела, чтобы это было на самом деле.

— Расскажи мне об этом, — потребовал он. — Может, станет легче.

— Мы были на берегу… — я затихла, отстранившись, чтобы взглянуть переполненными слезами глазами в его лицо встревоженного ангела, тусклое в этой темноте. Я с задумчивостью смотрела на него, поскольку беспричинное горе стало отступать.

— Ну и? — спросил он, наконец.

Я сморгнула слезы.

— О, Эдвард…

— Скажи мне, Белла, — умолял он, в его глазах читалось сильное беспокойство из-за боли в моем голосе.

Но я не могла. Вместо этого я крепче обняла его шею и лихорадочно прижалась губами к его губам. Это не было обыкновенной прихотью — это была острая, на грани боли потребность. Он ответил мгновенно, но быстро отстранился.

Он совладал со мной так осторожно, как только мог, застигнутый врасплох, и, взяв за плечи, отодвинул подальше.

— Нет, Белла, — твердо произнес он, смотря на меня так, как будто бы волнуясь, что я сошла с ума.

Мои руки опустились, признав поражение и странные слезы в новом потоке стали заливать лицо, новое рыдание нарастало в груди. Он был прав, должно быть я действительно сошла с ума.

Он смотрел на меня непонимающе, в его глазах была мука.

— Прости, — пробормотала я.

Но он подвинул меня к себе, крепко прижав к своей мраморной груди.

— Я не могу, Белла, я не могу! — в его стоне чувствовалась мука.

— Пожалуйста, — сказала я, и мой голос был приглушен его телом, — Пожалуйста, Эдвард.

Я не знала, что именно повлияло на него — мои слезы или дрожь в моем голосе, или же он был сражен внезапностью моего нападения, или же его желание в этот момент было столь же невыносимым как и мое. Не важно, почему именно, но он со стоном прижал свои губы к моим.

И мы начали там, где закончился мой сон.

Когда утром я проснулась, я старалась не двигаться и даже не дышать. Мне было страшно открывать глаза.

Я лежала на груди Эдварда, но его руки не обнимали меня. Плохой знак. Я боялась признать, что уже проснулась и увидеть его ярость независимо от того, на кого она будет направлена сегодня.

Очень осторожно я посмотрела сквозь свои ресницы. Его взгляд был направлен в темный потолок, а руки он сложил за головой. Я приподнялась на локоть так, чтобы можно было лучше разглядеть его лицо. На нем не было ничего, никаких эмоций.

— Много неприятностей на этот раз? — тихо спросила я.

— Куча, — сказал он, повернув голову и ухмыльнувшись мне.

Я облегченно выдохнула.

— Мне жаль, — сказала я. — Я не имею в виду … ну ладно, я точно не знаю, что произошло этой ночью, — я встряхнула головой, вспоминая о неожиданных слезах и сокрушившим меня горе.

— Ты так и не сказала мне, о чем был твой сон.

— Да, не сказала, но в каком-то роде я показала тебе, о чем он был, — я нервно рассмеялась.