Песнь ледяной сирены

Из глотки вендиго вырвался низкий гортанный звук – и в тот же миг на Эскилля со всех сторон обрушился град ледяных осколков. Казалось, они возникают прямо из воздуха. Повернутым плашмя мечом огненный серафим отражал большую часть посланных на него льдинок. Остальные впивались в его лицо, грудь и руки. Невероятно острые, разрезали броню, проникали сквозь нее. Эскилль чувствовал, как они тают, соприкасаясь с его оголенной кожей – в отличие от брони-«кокона» ледяное оружие вендиго не было защищено от огненной стихии. Но осколки продолжали лететь, целясь в сердце, печень и глаза. Ледяные шипы впивались в тело все настойчивее – вендиго не желал признавать, что какой-то человек способен противиться его колдовству.

Чувствуя в Эскилле силу, равной которой он прежде не встречал, он призвал на помощь своих верных псов – исчадий льда.

Фантомов.

Пламя рубанувшего воздух клинка обрисовало безликую фигуру, прежде невидимую. Эскилль наугад ткнул острием в центр нее. Раздался тонкий визг, от которого кровь застыла в жилах.

Фантомы далеко не так сильны, как Хладные, но их труднее убить: они невидимы, хотя и вполне ощутимы. Единственный способ добраться до них – окутать их стихией, которая проявит сокрытое. Что Эскилль и делал, опаляя пространство перед собой пламенем с полыхающего лезвия.

Тактика сработала, но очень скоро стало ясно – поле боя кишело Фантомами. Эскилль сбился со счета, скольких исчадий льда уже убил, и не представлял, сколько их еще осталось. Танцуя с горящим клинком, он начинал выдыхаться. Необходимость отражать неустанно летящие в его сторону осколки отнимала львиную долю его сил.

Помощь пришла неожиданно. Раздалась нежная мелодия скрипки, что вспушила снег под его ногами. Снежинки взмыли в воздух, будто снегопад, отчего-то идущий в обратном направлении – к небу. В рассыпанном в воздухе белом пухе Эскилль явственно различал контуры призрачных тел. Снежная пыль облаком окутала фигуру Фантома в паре шагов от него. Огненный серафим сделал стремительный выпад и вонзил меч в невидимое исчадие. Завизжав, оно исчезло – теперь уже навсегда.

Когда с Фантомами было покончено, Эскилль опустил клинок и встретился взглядом с вендиго. Пора было заканчивать затянувшийся разговор двух стихий.

В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, огненный серафим ударил мечом по впалой груди. Поднявшаяся, словно цунами, невидимая ледяная волна отшвырнула его назад, вырвала из руки верный меч. Пока Эскилль поднимался на ноги, снег завьюжил, укрывая клинок белым саваном.

Злость придала сил. Хватило одного шага, чтобы дотянуться до вендиго, положить ладони на его грудь. И одного мгновения, чтобы их зажечь. Но рукам его недоставало силы, чтобы сжечь мертвого темного колдуна дотла. Тогда Эскилль расправил крылья.

И обнял ими вендиго, словно вьюжница – своего птенца.

Вендиго страшно закричал. Жуткий горловой стон вырвался из живота, непрошенным гостем вломился в голову Эскилля, больно сдавливая виски. Монстр забился пойманной птицей, пытаясь вырваться из огненных силков, но Эскилль не отпускал. Терпел, стискивая зубы до ноющей боли, пока вендиго зубами и когтями вгрызался в его плоть. Но продолжал удерживать монстра обеими крылами.

Ледяное сердце таяло, по землистой коже груди и живота, словно слезы, текли прозрачные ручейки. Кожа вендиго вспыхнула, будто бумага. Темная душа колдуна, что удерживалась в клетке костей, распалась на тонкие струйки дыма, разлетевшиеся в разные стороны. Они покружили по Ледяному Венцу, гонимые невидимым ветром, а затем в поисках спасения – или покоя – ринулись вверх. Пепел от останков вендиго был чернильно-черным, а не серебристым, как от исчадий льда.

Тяжело дыша, Эскилль обернулся к Сольвейг. Несмотря на страшную усталость, огненный серафим улыбался. Он искал вендиго. Он убил его. А вместе с монстром нашел и свою скрипачку.

Странная Песнь разнеслась над Ледяным Венцом – звучная, тревожная и какая-то… потусторонняя. Будто прощальная, посвященная вендиго, песнь.

В глазах Сольвейг заплескался страх, колени подогнулись. Эскилль едва успел ее подхватить. Испуг ледяной сирены эхом отразился в нем самом, но причины разнились. Он держал Сольвейг неловко: принимал тяжесть девичьего тела на руку от запястья до локтя и старательно прятал оголенные кисти, буквально выворачивая их – лишь бы не прикоснуться.

Его скрипачка была так близко, буквально на расстоянии дыхания… А Эскилль мог думать лишь о том, как бы его стихия не спалила Сольвейг дотла, переметнувшись к ней через прорехи в броне.

Но стихия, если не спала, то дремала, изможденная.

– Кто это? – охрипшим голосом спросил Эскилль. – Кто поет?

И прочитал по губам ледяной сирены: «Моя сестра».

И мир задрожал. И начался хаос.

На его все расширяющихся глазах рушилась Полярная Звезда. Трещины в ней, спускаясь сверху и чем дальше к низу, тем больше разветвляясь, достигли самого основания. А потом башня духов зимы распалась на неровные ледяные куски.

Только сейчас Эскилль услышал и другие голоса, которые Песнь сестры Сольвейг заглушить все же не сумели. И кажется, Песнь эта, что достигла его ушей лишь теперь, звучала уже давно. Многоголосый хор сирен, которые – несомненно – и разрушали Полярную Звезду.

Изнутри.

Когда поднятая рухнувшими глыбами снежная пыль улеглась, среди обломков башни Эскилль увидел полтора десятка ледяных сирен. С холодной яростью во взгляде, с разрушительной Песнью, растаявшей на губах. А вокруг них кружились обезумевшие от злости духи зимы в роскошных снежных одеяниях.

– Предупредите жителей и спасайтесь сами, – велела одна из сирен, разглядев Сольвейг в неуклюжих объятиях Эскилля.

– Предупредить о чем?

– Белая Невеста пробудила Хозяина Зимы.

Сольвейг шумно втянула в себя воздух.

– Он призовет снежную бурю, в которой никому не выжить, – бросая слова, словно лезвия, выкрикнула другая сирена. – Сердца людей превратятся в лед, а сами они – в исчадий. На Крамарке не останется тепла – они вытянут его из Фениксова моря. Когда это произойдет, когда Хозяин Зимы вновь станет единым целым, он вырвется из огненного кольца.

Холод, волной поднявшийся в Эскилле, поначалу казался порожденным страшными словами сирен. Но этот холод был иным. Колдовским, невозможным, пропитавшим воздух. Даже он чувствовал его жалящие прикосновения. Что бы ни сотворили с сестрой Сольвейг в своей башне духи зимы, ее Песнь, что взрывала сейчас острыми нотами пространство – большее, нежели простая сиренья магия.

Магия Белой Невесты.

Колдовской холод получил физическое воплощение. Изморозь, прежде незамеченная на неизменно белом облачении Крамарка, дотронулась до одной из сирен, пока та пыталась отразить атаку сестры-метелицы. Прошлась по подолу платья, серебристо-белой змеей протянулась вдоль тела, перышком инея коснулась лица, а следом – каждый дюйм ее кожи.

Ледяная сирена стала ледовой статуей.

Ее соплеменницы закричали. Эскилль похолодел: колдовская стужа шла круговой волной, захватывая огромное пространство, расходясь во все стороны от руин Полярной Звезды. Подбираясь все ближе к Айсиаде, Ледянке, Таккане…

И Атриви-Норд.

Песнь призрачной Белой Невесты призывала снежную бурю, какую еще не знал остров вечной зимы.

Лавина снега встала над ледяными сиренами гигантской стеной. В шуме обезумевшего ветра Эскилль не сразу расслышал, что они поют. Не сразу понял, что ледяные сирены своей Песнью стену и сотворили.

– Дальше будет только хуже! – задыхаясь, выкрикнула одна из них. – Бегите!

Сольвейг затравленно смотрела на соплеменниц.

– Беги, дитя, – прошептала другая сирена. Спина ее ощетинилась ледяными осколками-слезами, которые в нее бросала вьюга. – Спасай наше наследие. Нас они уже не отпустят.

Беззвучно всхлипнув, Сольвейг отвернулась. Знала, что смертных от бессмертных ей не спасти.

Она побежала, бережно прижимая к груди свое сокровище – то ли ледяную, то ли хрустальную скрипку. Эскилль бежал рядом, готовый подхватить скрипачку, стоит ей только оступиться. Он позволил себе обернуться только один раз.