Ты будешь моей

— О чем?

— Рассказывала, какой его отец засранец. Потом узнала, что девочка будет. Хотела назвать ее Яной. Яна Яновна, мне показалось это милым.

— Мне бы понравилось.

— Всю беременность меня жутко тянуло на клубнику. Ну а какая клубника зимой? Приходилось обходиться иногда химозной из супермаркетов. У нас дома в тот период с Ди вообще все было клубничным — мыло, чай, сестра даже где-то средство для мытья посуды с клубникой нашла.

— Лучше бы мне сказала, я бы хоть нормальную тебе нашел.

Приятно слышать это, но, мне кажется, мы оба с Яном понимаем сейчас, что все это он говорит ради моего спокойствия и прекращения нескончаемого потока слез.

— В ту ночь я уснуть не могла, так сильно ее хотелось. Лежала и ревела, гладя живот. Доставки не работали в это время, поэтому, дойдя до ручки, я оделась и пошла за ней сама в круглосуточный магазин. Даже купить успела, представляешь?

Ян дергается, его сердце начинает выстукивать резкий ритм быстрее обычного.

Мне под щекой, которой я прижалась к его груди, все слышно.

— Было темно, освещение очень плохо работало. Сложно было заметить. Так я себя успокаиваю…

— В каком смысле? — опасно прищуривается Ян, вглядываясь в мое лицо при свете фар проезжающей мимо машины.

— Я почти на сто процентов уверена, что водитель был пьян. Тогда возле клуба все это случилось, потому что машина была такой же, как у тебя. Меня сбил какой-то пьяный двадцатилетний парень. Он даже скорую не вызвал, просто выбежал из машины, чтобы проверить меня. Наклонился, я еще сильнее ощутила тошноту из-за его алкогольного дыхания… Кажется, он подумал, что я не выживу.

Помню, как стонала и держалась за живот. Я не уверена, что он тогда разглядел беременность под курткой — живот не был слишком большим, работал только один фонарь из трех, а на мне была свободная куртка.

— Но я выжила. К сожалению, только я. В скорой и перед наркозом я умоляла в бреду, как мне потом рассказывали, сделать выбор в пользу ребенка. Но он к тому времени уже был мертв. Его из меня просто вырезали.

Возможно, если бы тот водитель все-таки попытался мне помочь… Если бы я не пролежала столько на той дороге, перед тем как кто-то, проезжающий мимо по счастливой случайности, остановился…

Чувствую, как Ян рукой забирается под резинку легинсов. Он осторожно ныряет пальцами под белье и накрывает шрам, который все это время практически нестерпимо жгло.

— Хирург не слишком старался. А потом, уже после операции, когда я узнала… В общем, у меня разошлись швы, потому что я очень хотела увидетьее. Боли не чувствовала совсем, тепло только было из-за кровотечения. Поняла-то и не сразу даже.

— Детка…

— Он ужасный, да? Ты ведь видел. У нормальных мам на ниточку похож, бледный совсем, а у меня какой-то страшный рубец. Это как напоминание, метка… Я сама во всем виновата. Мне просто нужно было остаться дома в ту ночь, не выходить никуда из квартиры. И тогда Яна была бы жива, — осекаюсь, когда на несколько секунд горло сжимается до таких размеров, что вдохнуть невозможно. — Пару месяцев назад я ходила к косметологу, хотела начать шлифовку.

— Хотела? — переспрашивает, интонацией делая упор на прошедшее время.

— Сбежала оттуда. Пусть будет, — имею в виду шрам. — Чтобы не забыть, как собственными руками убила своего ребенка.

— У тебя такая херня в голове, Агата, — абсолютно серьезно произносит Ян. — Нет в этой ситуации твоей вины, вообще нет. На меня посмотри.

Он заставляет меня оторваться от его твердой и какой-то успокаивающей груди, я задираю голову, чтобы наши взгляды встретились.

— Ты понимаешь это? Ни капли твоей вины, слышишь?

Мотаю головой, потому что это слишком глубоко.

Въелось так, что не вытравить.

Сидит внутри меня и периодически просыпается.

Я ненавидела себя тогда. В голове были разные мысли… Диана от меня вообще не отходила, школу забросила, чтобы сидеть рядом, едва экзамены не пропустила.

— Агата, — голос Яна дребезжит рычанием. — Повтори. Ты ни в чем не виновата.

— Я не могу, — выдавливаю из себя. — Не могу, не могу, не могу…

Вздрагиваю, когда водительское кресло дергается и отъезжает назад.

Ян совсем перетаскивает меня к себе, сжимает в руках до боли, чтобы отрезвить, пока я продолжаю одними губами шептать такое раздражающее его«не могу».

Повторяю, как заведенная.

— Дурочка, — он гладит меня по волосам. — Маленькая дурочка.

— Это так жестоко. Я хотела ее, я правда хотела… Ни секунды не сомневалась, когда узнала. Мыслей об аборте не было, даже не промелькнуло ни разу в голове. А у меня ее забрали. За что, Ян? Я ведь и одежды ей накупила, всякой разной. Крошечные такие носочки, шапочки…

— Бля-ядь, детка… Не вспоминай больше, не надо. Себе хуже делаешь, — Ян теряется, когда меня поглощает истерика. — Агата, хватит. Не думай сейчас об этом.

Но я помню.

Я помню.

Перед глазами из-за слез все расплывается, пытаюсь отодвинуться от Яна, но он рычит — на меня? — и стискивает еще сильнее, мешает лишиться его рук.

Забыться. Единственное крутится в голове, иначе я просто не выдержу.

Ему удавалось это в прошлом, Яну удавалось делать так, что я улетала куда-то очень-очень далеко.

— Сделай что-нибудь, — я охрипла от слез, поэтому получается невнятно. — Сделай что-то, пожалуйста, иначе я сломаюсь. Совсем сломаюсь, навсегда…

Уверенный требовательный поцелуй с привкусом слез и мятной жвачки как первая хлипкая веточка, протянутая тонущему в болоте.

Глава 13

Ян разворачивает меня так, чтобы я сидела лицом к нему. В спину упирается руль, поэтому мне приходится максимально выгнуться, прижавшись к его груди.

Наши поцелуи больше похожи на ураган, на стихийное бедствие, от которого невозможно скрыться. Мужские руки шарят по моему телу, Ян сжимает меня в жестком капкане, гладит, мнет, впивается пальцами до боли.

Глаза напротив горят, в них остро читается желание обладать. Мои, я уверена, сейчас не менее яркие.

— Стой, тормози, — Ян ловит мои руки, когда я запускаю ладони под его толстовку. — Детка, стой… — со свистом выдыхает, стоит мне толкнуться бедрами вперед и задеть выступающий бугор на джинсах.

— Ты не хочешь меня? — я закусываю губу, чтобы не разреветься в ту же секунду.

Неужели он оттолкнет меня? Сейчас?..

Сердце стучит с перебоями. Я продолжаю ерзать на коленях Яна, подстегиваю его не останавливаться, потому что потерять его руки — смерти подобно.

Он рычит, впиваясь очень жестко в мои бедра и толкая на себя с такой силой, что я задыхаюсь от нехватки воздуха из-за резкого удара о его тело.

— Похоже, что я не хочу? — рычит в мои губы и захватывает нижнюю зубами. Кусает так, что я хнычу. — Ты жалеть будешь, чудо.

— Не буду, — по-детски хмурюсь. — Пожалуйста, Ян. Пожалуйста…

Меня подкидывает от грубости, в которую он срывается. Жадные яростные прикосновения и поцелуи выводят все на какой-то запредельно-острый уровень бешеного желания, стучащего в висках.

Между ног все пульсирует от желания почувствовать Яна ближе. Откровеннее.

Я обхватываю Яна за шею, тяну его волосы, и он шипит в ответ, оттягивая резинку моих штанов, спуская их, насколько это возможно в таком положении. Его ладони обхватывают ягодицы, кожу саднит от дико сильной хватки.

— У тебя тридцать секунд, — Ян откидывается на спинку позади себя, смотрит на мои губы, шею. — Дальше уже не остановлюсь.

Я отсчитываю пять. Зачем-то. Сдаюсь на шестой и снова прижимаюсь к нему. Ян обнимает меня так, будто хочет сломать все кости разом.

Моя кофта летит на соседнее сиденье, белье оказывается где-то там же. Я сижу на бедрах Яна, раздетая по пояс, и даже в темноте чувствую на себе его голодный взгляд.

— Идеально, а? — он усмехается, накрыв ладонями мою грудь. Соски твердеют, он зажимает их подушечками пальцев, выбивая из меня новый протяжный стон.