Огненные слёзы

Леда водила смуглым пальцем по холодящему кожу каменному столу. Её всегда такой живой взгляд бессмысленно скользил по столешнице, а голос звучал глухо и отстранённо.

— Я уже говорила тебе: Корт не такой, как все мы. Он долгое время выживал один в пустыне, общаясь лишь с богами. Совсем как Первые Изгои, впервые покинувшие Город-за-Стеной. Его отметил сам Руг, так что Корт не обычный человек. Есть какая-то его часть, которую я не понимаю, и это меня пугает.

Леда всё ещё не смотрела на Юту. И та гадала, было ли причиной то, что она была противна Леде, или же та сейчас вообще не замечала ничего вокруг. Почему Леда рассказывала всё это Юте? А может, ей было всё равно, с кем говорить? Леда выглядела настолько потерянной, что это казалось вероятным.

— И как часто он это делает?

— Раз, иногда два в год.

— Ты не пыталась с ним поговорить? — осторожно спросила Юта.

— Нет, — Леда покачала головой. — Эта его часть находится во власти Руга. И так останется всегда. Я знаю, что в Корте есть что-то, что никогда не будет принадлежать мне.

Эти слова перевернули что-то в Юте. Она будто увидела Леду впервые. Юта всегда считала девушку-атлурга сильной и мудрой. Не той бытовой мудростью, которую часто приписывают женщинам — хорошим хозяйкам и жёнам. А той, которая даётся человеку с рождения, а с годами лишь полируется и обретает зрелость. Той, которая позволяет прозревать смысл происходящего и видеть сокрытые от других пути.

Но сейчас Юта впервые поняла, что эта мудрость заключается не только и не столько в том, чтобы просчитывать свои действия и всегда поступать правильно. Она состоит в том, чтобы уметь ждать и терпеть. Распознавать то, что находится в твоей власти и то, что нет. И находить в себе силы, чтобы смириться и отпустить.

Юта почувствовала себя глупой и наивной рядом с этой женщиной.

— Прости, — вымолвила она.

— За что? — удивилась Леда, но даже это удивление было каким-то приглушённым.

Во время всего разговора Юте казалось, будто здесь находилась только часть разума девушки. А другая часть блуждала где-то ещё.

— За причинённые вам с Кортом неудобства. Точнее, тебе, — неуклюже поправилась Юта.

Леда медленно кивнула, но не торопилась принимать извинения. И Юта подумала, что их с Кортом действия, должно быть, действительно задели её. Во всяком случае, им стоило брать в расчёт, что Леда была атлургом и видела вещи иначе, нежели они.

— В том, что произошло, нет твоей вины. Я помню, каким потерянным был Корт, когда только попал в подземный город. Он здесь единственный, кто может понять твои чувства. К тому же, ты спасла его жизнь. Мы оба должны тебе.

Леда посмотрела Юте в глаза. На её губах промелькнула тень улыбки. Юта видела, что Леда хотела улыбнуться. У неё просто не получилось.

— Прости ещё раз за беспокойство, — повторила Юта, поднимаясь.

Этими словами она хотела извиниться не только за сегодняшнее вторжение и за ту ночь, которую провела с Кортом, и о которой стало известно всему Утегату.

Она пыталась извиниться за что-то большее. Может, за то, что так внезапно ворвалась в их жизнь. Или за то, что, сама того не замечая, стала частью жизни Корта, вырвав эту часть у Леды. За то, что значила для Корта так много, что он скорее готов был рискнуть своей жизнью, чем её.

А может, за то, что всколыхнула в нём что-то, дремавшее годами. И теперь, когда эта его часть снова вышла на поверхность, для него уже не было пути назад.

Юта ушла, так и не узнав, поняла ли Леда, за что она извинялась.

Тряпичный полог хлопнул, и чересчур громкие для песчаного города шаги Юты стихли вдалеке. Леда продолжала сидеть. Она не злилась на Юту, нет. Но, может быть, только потому, что у неё не осталось на это сил.

Ей вспомнилось, как впервые увидела Корта, когда он только пришёл в Утегат. Слух о том, что в поселении появился изгой, за несколько часов разлетелась по городу. Половина атлургов стеклась посмотреть на «ругата».

Леда хорошо помнила, как протискивалась через спины столпившихся людей, чтобы тоже совершить агнури — ритуал преклонения. Атлурги подходили к Корту на расстояние вытянутой руки, но никто не прикасался, будто на его коже до сих пор горело прикосновение бога. Они опускались на колени и, прочертив в воздухе круг рукой, делали движение, как будто отбрасывали что-то от своего лица, раскрывая ладонь от себя. Суеверный жест, означающий почтение и подчинение воле Руга.

Но когда Леда вышла из-за спин и увидела лицо Корта, то замерла на месте, не в силах сделать то, что требовалось.

Его волосы были чёрными, как антрацит, который народ иногда находил в горах. Лицо было тёмным, как стены пещеры, с неровными белыми пятнами там, где его кожа обгорала на солнце, облезая вновь и вновь. Он был грязным, в лохмотьях. Спутавшиеся волосы пыльной паутиной падали на лицо. Но то, что поразило Леду до глубины души, — были его глаза. Нечеловеческого цвета — чистейшей синевы, как вода из глубокого горного источника. Настолько же редкого, насколько и ценного.

Изгой сидел в углу Зала Кутх, прислонившись худыми лопатками к стене. Пальцы его правой руки были погружены в густую шерсть назагривке саграла. Одно появление этого считавшегося вымершим зверя уже произвело в Утегате настоящий фурор. А тот факт, что он пришёл вместе с человеком и позволял тому спокойно трогать себя — атлурги тут же сочли за сакральный знак. Саграл сидел перед человеком, чуть ощерив острые зубы, отгораживая его ото всех. И было в позе человека что-то неуловимо напоминающее позу зверя.

Изгой смотрел на окруживших его людей затравленно, но в то же время с вызовом, готовый к драке. В его удивительных глазах сплелись испуг, злость и надежда. А ещё твёрдая, как гранит, уверенность в том, что он выживет и сейчас, что бы ни случилось. Это были глаза, которые могли бы принадлежать сыну Куду и Руга, если бы два абсолютно противоположных божества могли произвести на свет ребёнка.

Именно тогда Леда поняла, что не позволит ничему случиться с этим человеком. Будет защищать и оберегать его. Встанет за него перед Кангом и всем народом и даже, если потребуется, перед самими богами.

Леда вздохнула и принялась в двадцатый раз за последние три дня натирать горшки песком, несмотря на то, что они и так блестели зеркальным блеском.

Леда знала, что ей остаётся только ждать и надеяться. И это было нормально. С Кортом всегда было так. Она всегда ждала его, даже когда он был рядом; и всегда продолжала надеяться, даже когда он говорил ей «да».

У неё всегда было ощущение, будто он ускользает от неё. Но за все годы, проведённые вместе, только сейчас она чувствовала, что может по-настоящему его потерять.

Глава 6. Видение

Корт сидел между двумя песчаными барханами, сложив ноги крест- накрест. Его голову и плечи покрывал белоснежный хилт. Рядом валялась фляга с водой. Он только что проснулся, проспав три или четыре часа, несмотря на то, что был только вечер. В пустыне его биоритм значительно отличался от того, что был в Утегате.

В пустыне можно спать, только укрывшись от лучей Тауриса, иначе он изжарит тебя заживо. Поэтому Корт дожидался, когда Старший Брат начинал опускаться к горизонту на северо-востоке. Тогда он откапывал небольшое углубление с подветренной стороны высокого бархана и засыпал в нём на несколько часов. Так его не беспокоили ни ветер, ни Таурис, поскольку бархан давал от него временную тень.

Был ещё Аттрим, но он не слишком волновал Корта. Уснуть под ним было не страшно — жарко и можно обгореть, но не смертельно, тем более, что Корта надёжно укрывал хилт. К сожалению, эти редкие часы, когда можно было найти временное укрытие от вездесущего Старшего Брата, наступали всего два раза в сутки — утром и вечером.

Это время Корт и выбирал, чтобы отдохнуть и набраться сил. Главная хитрость выживания в пустыне — вовсе не в том, чтобы найти еду или воду, как думает большинство. Гораздо важнее не потерять сознание от солнечного удара. Потому что если потеряешь, то, скорее всего, уже не очнёшься.